Колодец пересохший мутный

Быть может, не распят я на Голгофе,
И слово не сорвал я с ваших уст,
Но в этом мутном, с поволокой кофе
Я чувствую и слышу пальцев хруст.

Я помню, как тащили, избивали
Уставшими гвоздями ваших рук
Моё живое, впрочем, уж едва ли,
Телесное вместилище для мук.

Я помню, как Вы вешали за шею,
И камни прилетали в морду мне.
И Вы сказали людям: я замшею,
Как пыль на придорожном валуне.

Вы помните? А я, конечно, помню,
Как Вы смеялись, рвали мне рукав,
И загоняли искорку в жаровню...

Был известен, не сидел на зоне
Дуглас Рид, но тронул сионизм,
Книгу написал «Спор о Сионе»,
Сразу оказался неугоден
И как шарик сдулся и повис.

Что писал - печатать запретили,
Что издал - с библиотек тайком
Глубоко в загашники спустили,
Хорошо ещё, что не убили
Иль не сдали в сумасшедший дом.

На единобожия истоки
Он взглянул глазами Гюльчатай,
Девушки свободного Востока,
В своей книге отразил эпоху,
Я без паранджи её читал.

Прочие враги иудаизма
Говорят, пленение и шмон...

Моисей заповедовал строго,
Призывая к порядку людей:
«Обходной норовили дорогой
Вы приблизиться к Господу Богу...
То ли будет по смерти моей.

Схоронив меня, вовсе начнёте
Вы до Бога ходить по задам,
В смысле, с задних сторон, где живёте,
Долго мешкая на повороте
И к другим забегая богам.

Мне ж - сто двадцать. По немощи общей
В мутных водах уже мне не плыть.
На меня мой народ пусть не ропщет,
С былой силой, напором и мощью
Мне в атаку его не водить.

Иегова сказал однозначно...

Тяжелые капли стучат по камням,
Сливаясь к подножью мутным ручьем.
Как реквием прожитым солнечным дням –
Андреевский спуск залИтый дождем.

Две женщины верх по дороге бредут:
Застывшая боль в незрячих глазах,
Согбенные спины. Что ищут? Приют?
Но сколько же силы в их голосах!

Промокшие, как на Голгофу идут,
В дрожащих руках несут два креста.
Две женщины чисто и нежно поют,
Во славу Иисуса, славу Христа.

И воспел Давид песнь Господу в тот день,
Когда Бог от всех врагов его избавил.
Но любой плетень отбрасывает тень,
И Давид не исключение из правил.

Мы послушаем его благую песнь.
Победителей, хоть говорят, не судят,
Но попробуем понять, где в песне лесть,
А где просто царь мозги вправляет людям.

«Бог – моя твердыня, крепость и скала,
На Него я в своих действах уповаю,
Ограждение моё, копьё Он и стрела,
Меч разящий (то есть всё, чем убивают).

От всех бед меня не раз Спаситель мой...

Моих слез не увидишь ни капли -
Больше ты для меня не всерьез.
Нет ни крика израненной цапли,
Усыпляет сознанье наркоз.

Я закрою ладошками уши,
Устремляясь к глубинам души,
Чтобы ложь твою больше не слушать.
Ты в блокноте меня запиши.

И развей мутный образ над морем,
Нарисованным тоже тобой.
Только цаплю, убитую горем,
Замени лучше яркой звездой...

Евпатория... Солнечный пляж... Серебристо смеется вода...
Возле берега тихо сижу. Теплый камень в прохладной руке.
Небо сходится с морем вдали. Средь лазури белеют суда.
Мальчик в трусиках белых бежит, оставляя следы на песке,
Следы на мокром песке.

Здесь, на этой прогретой земле, мчались годы, эпохи, века.
Неуступчивый Хронос их нёс по стремительной мутной реке.
И звенели мечи о щиты, и до смерти сходились войска.
И алела горячая кровь на просоленном, влажном песке,
Приморском...

Мой милый маг, моя Мария,
Мечтам мерцающий маяк,
Мятежны марева морские,
Мой милый маг, моя Мария,
Молчаньем манит мутный мрак...
Мне метит мели мировые
Мой милый маг, моя Мария,
Мечтам мерцающий маяк.

Иосиф к фараону двинул
И известил его за сим,
Что патриарх из дома прибыл
И всё семейство вместе с ним.

При них ослы сплошь и бараны
И всё, богаты они чем.
Пришли сыны из Ханаана
В Гесем явились насовсем

По правде жить и по закону,
Осели разводить свой скот.
(Зачем сатрапу-фараону
Знать про их будущий исход?

Хотя тот мог и догадаться:
Плодится скот и наперёд
В одних границах удержаться
Не сможет вечно скотовод,

Уйдёт в поход, в исход, в изгнанье,
О чём чрез многие года...

Мы расстались с тобой нечаянно,
Просто так захотелось судьбе,
От усталости, от отчаянья,
Но с улыбками на лице.

Трижды обошли куст ракитовый,
Взявшись за руки, против хода звезд,
Появилась тоска забитая,
И не верилось, что пришла всерьез.

А потом в Забыть-реку все кануло,
Другой ряженый, другой суженый,
Только сердце кричит птицей раненой,
Не дает надеть фату-кружево.

Мутно все вокруг, будто пьяная,
Голос с каждым днем все слабей, слабей,
Но гвоздикой останусь пряною
В...