Калека

Когда вернусь... Вернусь ли вообще я
Когда-нибудь к тому, что было жизнью полным?
В круги свои возможно ль возвращенье?
Они расходятся, и гасит ветер волны.

Когда душа моя осколком звёздным
Упала в заводь жизни, мглу прошив ночную,
Казалось долго мне: ещё не поздно,
И быть всегда, всему, что только не начну я.

И начинал. И было. Но теперь я
Немного дальше и отчётливее вижу,
Все так же верю, но не так уверен,
Что, устремляясь ввысь, я поднимаюсь выше.

Что каждый шаг...

Юлой вертеться, мельтишить,
Не думать ни о чем.,
И будни в суете крошить,
не помня о былом.
Не думать, сидя на скамье,
Устав от мелких дел,
Стать белой пылью на окне-
Таков ли мой удел?
Не ведать, долго ли еще
Стекло дыханьем согревать..?
Слеза ли по щеке течет,
С соленым вкусом слова «ждать»?
Водичка ль это? может боль?..
Чернея, пенются фонтаны..
Да скрипка сипет щедро соль
На кровоточащие раны..
Вокруг так жадно и нелепо,
И правды краешек открой...
Моральным сделают калекой...

Все говорят, - мечта поэта.

Как часто в жизни суматошной
Все говорят: - мечта поэта.
От этих слов мне, право тошно,
Подчас икаю я, при этом.

С созвездием на этикетке
Коньяк - "Мечта поэта",
Слова придуренной эстетки,
Ночное небо, час рассвета.
Да, много ли, еще чего.
И есть вопрос, но нет ответа,
До сей поры ни одного.
Так в чем же суть мечты поэта?

Подумал я, на руку опустив висок,
Затылок, почесав другой при этом.
Зачем писать? Навар то - невысок.
Писать стихи в надежде...

Я не люблю смотреть
В пустые безумные глаза
Щуриться на оскаленный рот
Пожимать руки
Потные от волненья
Измерять уровень
Своего понимания меркой
Тупого вожделения
И щекотать нервы и без того
Уже свихнувшегося человека...

II.
Я чувствую как отмирают во мне
Клетки всего хорошего
Чудного
Милого
Я знаю что мои глаза
"Покрываются голубой блевотиной"
И мир вокруг теряет свою важность
Люди
После ответного моего слова
Начинают дергаться
Но преграда между ими и мной
Не позволяет...

К мудрецу пришёл однажды
Человек просить совет,
На вопросы сердцу важны
Жаждал выслушать ответ.
Прозорливостью от века
Был мудрец известен всем,
Но к тому же был калекой, -
Без одной ноги и нем.
"Подскажи, возможно ль это,
Если этак да вот так?"
Не томил мудрец с ответом
И кивнул в согласья знак.
Задавал свои вопросы
Целый день и весь другой,
Принимая безголосы
Лишь киванья головой.
Вопрошал почти неделю
Обо всём, чего не знал,
И о жизни и о деле...
Старец думал и кивал...

На Кандагаре в "Черном пюльпане"
Нас было трое, и груз мы везли,
Груз необычный, совсем не привычный,
Груз "номер двести" доставить должны.
Трассеры тихо "вспороли" все небо,
Горы "укрыты" туманом крови,
Груз "номер двести", мы кажется вместе
С тобою погибнуть сегодня должны.
"Духи" сдурели, строчат пулеметы
Ночью, как днем, что не видно луны.
Только машина и рота пехоты
Нас прикрывают - Но мы не ушли!
Тихо дымится кабина пилота,
Санька упал головой на штурвал,
Я понимаю - лететь...

Жалею я несчастного калеку,
Жалею я слепых, немых, глухих,
Но их не меньше я еще жалею,
Людей, которым безразличен стих.

Глухой, конечно, хочет снова слышать,
Слепой увидеть этот мир цветной,
Немой сказать любимой как он дышит
Одной лишь ею, ею лишь одной.

А вот глухой к стихам понять не хочет,
Однажды научиться понимать,
Что сердце и клокочет и хохочет,
Что может наступить в любви зима.

Он думает, что это все пустое
И никому не нужное тряпье,
Не хочет знать, он что это...

Любовь – такое чувство,
Что в людях просыпается искусство.
В каждом человеке оно своё,
В тебе – твоё, ну а во мне – моё.

Кто-то художник, кто-то поэт,
Каждый кто-то, спору нет.
Кто-то актёр, а кто-то певец,
Кто-то жертва, а кто-то ловец.

У каждого внутри живёт второе «Я»,
Кто-то любит других, а кто лишь себя.
У каждого характер свой,
У него один, а у меня другой.

Разной и любовь бывает,
Кто-то ради неё живёт, а кто-то умирает.
Кто Казанова, а кто не такой,
Кому нужно много...

Он пишет тебе стихи,
Называет тебя любимой…
Но слезы все так же тихи,
И тоска стала невыносимой…

Постоянной недосягаемостью
Ты калечишь сердце его…
Называешь всё это реальностью
И от жизни не ждешь ничего…

Но повесив замки на душу,
Ты убиваешь себя вместе с тем,
Что, не сломав твою зимнюю стужу,
Так и остался навеки «никем».

Ему сейчас тяжелей, чем в аду,
Но он возмужает в борьбе…
И однажды скажет: «Уйду!»,-
Наконец, подчинившись судьбе.

Он забудет тебя навеки
И будет...

Я жгу листки своих блокнотов...
Они сгорают без следа,
но из огня мне шепчут что-то,
на крик срываясь иногда.
Ну, вот листок: на нем пометки,
что второпях писал давно,
о напрочь сгинувшей разведке,
ушедшей в ночь под Ведено.
Тому уже три года с гаком,
но дело в людях, не в годах...
Их помнят матери, оплакав,
в далеких русских городах,
да этот листик из блокнота,
что предаю теперь огню.
Другим же помнить неохота -
так я ведь их и не виню...
Я просто жгу свои...