Я жгу листки своих блокнотов...
Они сгорают без следа,
но из огня мне шепчут что-то,
на крик срываясь иногда.
Ну, вот листок: на нем пометки,
что второпях писал давно,
о напрочь сгинувшей разведке,
ушедшей в ночь под Ведено.
Тому уже три года с гаком,
но дело в людях, не в годах...
Их помнят матери, оплакав,
в далеких русских городах,
да этот листик из блокнота,
что предаю теперь огню.
Другим же помнить неохота -
так я ведь их и не виню...
Я просто жгу свои блокноты
на погребальном костерке...
И пепла траурные ноты
крестом ложатся на песке.
2
Коплю я не банкноты, а блокноты -
добыча репортерская моя...
Страниц их измочалены края,
как ноги у бойца пехотной роты.
А что, мои блокноты - не солдаты?
Они такие повидали дали,
в такие переделки попадали,
что должность им солдатская - по штату.
Мне говорят: да что уж там, дружище,
на свалку - хлам. Все просто, без затей...
В моих блокнотах - тысячи смертей!
По совести, им место - на кладбище...
***
Блокпост
Ты чуешь, командир, как пахнет лето?
Полынной горечью земли согретой,
травою пряною с некошеного луга
и кровью нами залитого юга.
Настоем ягод в шелковичной кроне,
прокисшей медью стреляных патронов,
солярою из приданого танка
и смертью от неубранных останков...
***
Двадцать семь кровоточин
Мы шли всю ночь. Нет, не шли, а ползли,
через терн продираясь колючий.
Против нас были горные кручи,
стылый холод чеченской земли,
даже звезды, чертившие небо,
словно трассеры, целили в нас.
Выполняя секретный приказ,
все же вышли на Чертовый гребень...
Двадцать семь дорогих кровоточин
там, на гребне, оставлено мной.
Сумасшедший пилот-вертолетчик
виноват, что я все же - живой...
И
из
каждого
времени
года
я
теперь
прорываюсь
в ту осень.
Было
нас
двадцать
восемь.
Я -
последний
из
взвода...
***
Паспорт для фрагментов
Солдат простым, но важным занят делом -
заботится об опознанье тела.
Заботится заранее - на случай,
которого не выпало бы лучше.
На случай, если бренные останки,
размажет, словно гусеницей танка,
иль взрывом разметает на фрагменты.
Такие у войны эксперименты...
Три гильзы перед ним - для трех бумажек,
пусть хоть одна о нем - потом - расскажет:
там адрес, там фамилия и имя.
Лишь только были б найдены своими...
Одну из гильз - на шею, на шнурочке,
вторую - вшить в рукав. И чтобы - прочно.
А третью гильзу он вошьет в штанину -
и можно смело наступать на мину.
Три гильзы, три обрывочка-листочка,
в солдатской жизни - три последних точки,
три гильзы, три записки-документа...
Их называют - "паспорт для фрагментов".
***
Сеанс связи
"Молот", "Молот", я "Зубило"...
Слышь, братан, прием, прием...
Да какой там хрен вдвоем,
коль Матвеева убило
добрых полчаса назад!
Три рожка есть, пять гранат...
Нет, уйти смогу едва ли -
обложили с трех сторон.
В крайнем случае, патрон
я найду. Ну, чтоб не взяли...
Да и как, ты сам суди,
без Матвеева уйти?
"Молот", "Молот", я "Зубило"...
Ты ребятам передай,
что Валерка Бородай
не какой-нибудь мудила.
Разве ж я когда бросал
друга средь чеченских скал?
"Молот", "Молот", я "Зубило"...
Ты ведь прав... Прием, прием...
Мы с Матвеевым вдвоем,
хоть и мертвым, все же - сила.
Я сейчас веду огонь
за себя и за него.
...Это наш
последний бой.
Связь закончена.
Отбой...
***
С того ты свету не придешь...
С того ты свету не придешь,
за стол не сядешь, сняв "разгрузку",
со мной по стопке не махнешь,
не проворчишь: "Ну, где закуска?"
И вот сижу - и пью один
я на твоих сороковинах.
Ты слышь, Иван... Хоть погляди,
как я закусываю "Примой".
А что поделать? Здесь, в горах,
ты ж знаешь, нам ведь не до жиру...
Вся "Ява" - где-то там, в тылах,
а на заставе - "Примой" живы.
Ну, все, Иван, на посошок -
заговорились... Утром - в горы
нам в рейд. До встречи, корешок.
Возможно, даже очень скорой+.
***
Побрякушки (морпехам, павшим в Чечне)
У комбата -
лопатой лапа.
Раздает ордена,
взвешивая на ладони.
Только вот - нахрена?
Хороним
таких ребят...
Вот они - в ряд:
Власов, Кодзуба, Сторонин.
Все - нашей роты,
сержанты морской пехоты.
Убери побрякушки,
комбат.
Ждут "вертушки"
солдат.
Груз-200...
Потом - награды...
Сейчас - время мести
солдатской. Надо
схроны
выжечь дочерна.
Пусть выдает патроны
старшина...
***
Письмо оказией
"Меня валяли во дворе
ногами в кованых ботинках.
Чуть не забили на заре.
Могли - им это не в новинку...
Но обошлось. И по горам,
в приклады взяв, вели под шутки,
на праздник свой - курбан-байрам...
Им было весело, мне - жутко.
Все скоро кончится. Но чем?
В зиндан швырнули. Не исправить...
Но обещал один чечен
тебе записку переправить.
В одном я, мама, виноват,
что стану скорбною морщинкой
у губ твоих.
Твой сын - cолдат..."
А
мама
плакала
в Кузьминках...
***
Не прикроешь...
Тяжелая пуля ударила в спину,
сломав пополам и отбросив в кювет...
Трагично обычна картина... Рутина...
Вот только что был ты, и вот уже нет...
И зря поливает огнем автоматным
твой друг промелькнувшую тень у скалы -
не в силах отныне бойцу подсказать ты,
что в спину ему тоже целят стволы...
***
Пусть хоть так...
Положу я к обелиску -
сына первую игрушку.
Погремушку. Погремушку...
Протянулась тонкой низкой
жизнь моя от той высотки,
а на низке - фотки, фотки...
И на этих тусклых фотках
я живой и ты живой,
у обоих взгляд шальной.
Но уже штабные сводки
отвели для нас раздел:
ты погиб, я поседел.
Ты сказал мне перед боем -
и запомнил я доныне, -
что всегда мечтал о сыне.
От любимой хохотушки
ты графой ушел по списку.
Болью вечной в душах близких...
Пусть хоть так: я к обелиску -
сына первую игрушку.
Погремушку. Погремушку...
***
...и стал я богаче
...и стал я богаче
на горе чужое,
на собственный стыд:
незнакомая женщина, плача,
обняла меня с криком: "Вахит!"
Только я не Вахит...
Да и в этой войне -
хоть не мной он убит -
на другой стороне.
Все же имя вот это - чужое,
под которым мой враг подрастал,
принял я. Пусть на миг,
на один-разъединственный крик -
я, Вахит незнакомый, тобою
для твоей обезумевшей матери стал.
...и богаче теперь
на одну из потерь...
***
Я не каркаю...
Горы - горькие... Горе - горками
по равнинам... В недобрый час
окрестованными пригорками
ошарашит оно и вас.
Что - "не каркай"? А я не каркаю -
сам утрат я таких боюсь.
Только что уж там... Смертной картою
выпадает нам наша Русь.
Картой смертною - командирскою:
горы - фронт, а равнины - тыл...
Нынче думаешь: мой-то выстоит,
а назавтра его - в распыл.
А назавтра его, как плеткою
освинцованной - автомат...
В общем, горюшка всем нам, кроткие,
хватит. Каждому - в аккурат...
***
А жить-то надо... (в память о трагедии Беслана)
А жить-то надо...
Палить ботву,
сиротской
серой кучей
на огороде
ждущей огонька.
Оно, конечно,
лучше б,
лучше б,
лучше б,
чтоб пуля та -
да в самого стрелка.
Иль, на худой конец,
да мне бы в спину,
иль прямо в лоб...
Но только б -
не в него!
Пусть он бы вырос -
маленький мужчина...
Пусть он бы вырос...
Только и всего...
***
Кочумай*
Кочумай, безнадега!
Опарыши-листья
скукожились мертво на стылой земле.
Кочумай, безнадега!
А ветра голосисто
отпевают и тех, кто покуда в седле.
Кочумай, безнадега!
Словно новые гунны
налетели на Русь кучей-тучей лихой.
Кочумай, безнадега!
В небе пьяные луны
выжимают из туч застоявшийся гной.
Кочумай, безнадега!
Прочь, беда, от порога!
Со двора, с глаз долой - ты совсем не нужна!
Кочумай, безнадега!
Шла б своею дорогой...
Ты нежданна, незванна - какого ж рожна?
Кочумай, безнадега!..
Ишь, какой недотрога...
Но шалишь: я не в гости - надолго пришла.
Кочумай...
кочумай...
Ну, уж нет - начинай!
И начну...
Шар земной я ногою качну,
оступлюсь - и руками за стену.
Ну, кого здесь судить за измену?
Здесь предатели - все. И всего...
...А подателю сего -
наган с патроном в барабане:
нехрен впустую тарабанить,
барабанить, балаболить!
К делу субчика приневолить,
пустомелю да пустозвона!
Русь-то - не икона,
молиться не надо.
Не сберег? И ладно,
терпи чужих...
А прежде - скажи:
как докатились до ручки,
недотыкомки, недоучки,
недоумки без смысла и толку?
Страну ведь профукали - не иголку...
Молчишь, урод?
А ведь и ты - народ.
Иль для красного словца,
фигурял мордой лица,
говоря в подпитии веселом -
"без меня народ не полон"?
А это - итог чужих бедствий...
Считаешь своим - соответствуй!
Отпевают-то Русь рановато -
скажите, солдаты,
мертвые и живые.
Вы ж на Руси - стержневые!
Ну, мать твою... Опять - солдаты...
Который век мы на подхвате:
иных ответчиков и нету -
чуть что, так нас зовут к ответу.
Не потому ль, что стержневые,
мы большей частью - неживые?
Кочумай* - (сленг) прекращай.
***
Не до плача...
Ну, что ты, осень, плачешь у заставы?
Оплачь тогда и наших, и чужих...
Ни мы, похоже, ни они не правы...
Ну, так и что же - нам не целить в них?
Но здесь война. И значит - не до плача.
Слезою затуманивши прицел,
схлопочешь тотчас парочку горячих...
Кто первым бьет, тот, стало быть, и цел.
Вот так, сестра... Дождем да листопадом
смущать солдата - это смертный грех.
А вот убьют - тогда с тобою рядом
я стану, осень, и оплачу всех.+
***
Караван
"Вот идет караван
по сыпучим пескам,
он везет анашу
в свой родной Пакистан"...
Обрывает на первом куплете всегда
сумасшедший майор эту песню свою.
Ладно, брат, помолчи - за тебя допою,
и про дом твой - палату, где дышит беда.
"Караванщик устал,
кровь стучится в висок,
и песок не песок -
раскаленный металл"...
И откуда взялась в воспаленном мозгу
эта песня, майор, как зараза в крови?
Ты же свой караван потерял, шурави,
не в песках - на Саланга кровавом снегу.
"Караванщик чуть жив,
солнце выжгло глаза.
Где волшебный Сезам?
Здесь одни миражи"...
Понимаю, майор, что тебе не допеть:
жгут потери висок, сушит память гортань.
со своими бойцами оставшись, за грань
ты ушел навсегда, и крепка твоя клеть.
"Но идет караван
по пустынной тропе,
и гортанный напев,
словно вызов судьбе"...
И заводит майор снова песню, как стон,
и опять обрывает, пропев "Пакистан"...
Он не здесь - на Саланг свой ведет караван.
На Саланг, где его погибал батальон...
***
Мечта лейтенанта Улыбина
Трещит кузнечик. Мама моет раму.
Исходит глечик на столе росистой негой...
Не знаю, как кому, а мне бы, мне бы, мне бы -
вот в это утро. Прямо из Афгана.
...ну что же помощь не идет...
...и бьет душманский пулемет...
И прямо в детство... С плеч долой "разгрузку",
закинуть в небо автомат осточертевший -
и к речке, где с вечор поставленные верши,
стремглав сбежать по глинистому спуску.
...была б граната, "дух" бы и не вякнул -
его порвал бы я, как Тузик тряпку...
И верши опростав от скользких рыбин,
и вымокнув в реке до синегубой дрожи,
до знобких здоровенных пупырьков на коже,
идти и слышать: ну, дает Улыбин!
...а ну-ка, снайпер, дай огня -
патрона в два - прикрой меня...
Я в дом вошел бы - на весу куканы,
очистил чешую, распотрошил добычу...
Но прочь мечты, а то сейчас беду накличу,
и так зажали крепко бусурманы.
...сниму ножом, коль повезет...
...ну, что же помощь не идет...
***
Магазин "Война"
Деревянные бушлаты.
Сходная цена.
Продает без переплаты
магазин "Война".
Зазывала орет оголтело:
"А ну, налетай, за телом тело!
Хорошее дело -
подешевело!
Правда, товар с нагрузкой:
походи чуток под "разгрузкой",
потрясись на броне
на чеченской войне.
И, как сполох,
прими осколок
или под фуражечную тулью
дуру-пулю
схлопочи -
и хоть днем, хоть в ночи
приходи за бушлатом.
Скидка солдатам!"
"Колой" глотку прополощет
зазывала и рявкнет: "Есть попроще
товарец - подходи, пощупай.
Инвалидам первой группы
радости будет немерено.
Не раз проверено
не на встречных -
на бойцах увечных.
Все были рады:
им протезы - не для бравады.
Жизнь - не жизнь,
а ковыляй, держись!"
Помолчит зазывала
устало -
и снова в крик:
"Магазин "Война", Фронтовой тупик,
не проходите мимо!
Все, что вам необходимо -
на наших полках.
Не найдете на барахолках.
Кто там прячется?
Со знаком качества
товар у нас.
Для вас -
государственный заказ!".
И во все времена
обходит тишина
магазин "Война".
"Покупай товарец ходкий
от Калининграда до Находки.
Не купишь? Ну, зря же...
Все равно - навяжем,
Россия, не взыскуй...
Главное - воюй."
И звучит из-под звезд рубиновых и орлов
нескончаемое заклинание из слов
"Воюй, воюй - пока есть силы
и мясо пушечное, Россия..."
***
Все не так...
Пуля - дура, штык - простак.
Все не так здесь, все не так...
На неправильной войне
все неправильней вдвойне.
Нет - неправильней стократ...
Даже русский автомат -
распрославленный "калаш" -
так и тот уже не наш,
раз огонь ведет по мне
на неправильной войне.
Даже враг - и тот не тот...
Может, он сейчас идет
рядом с кем-нибудь из вас,
а в ночи взорвет фугас.
Впрочем, разве ж только враг?
Я - неправильный! Очаг
общий наш мы рушим с ним,
вроде как назло самим.
Хоть по горло, по края
настрелялись он и я,
хоть у каждого теперь
счет несчитанных потерь.
Пуля - дура, штык - мудак...
Все не так здесь, все не так.
Кровь не смыть ему и мне
на неправильной войне...
***
Полковник Тушин (три отрывка из письма)
...Письмо прочел. И понял вас...
Да, справедливы ваши речи.
Но вы пошлите хоть бы раз
разведку гибели навстречу -
в ловушку, прямо на засаду,
когда нельзя, но - надо, надо...
*
...Упрек мне ваш - не в бровь, а в глаз,
но не оставлю без ответа:
я сотни раз давал приказ
и каждый день плачу за это.
И не рублем - пусты карманы,
а злыми спазмами в гортани,
обильной ранней сединой,
разводом с любящей женой
и тем, что пятый год подряд
я хороню своих солдат...
*
...Клонюсь повинной головой,
а матерей солдатских вой
мне душу рвет: "Но сам - живой!"
Живой...
Простите...
Жив пока...
Полковник Тушин,
комполка...
***
Дойдите живыми
Когда пылавшая броня
остынет, скорчившись калекой,
живые вытащат меня
пригоршней пепла из отсека.
Да, мне бы выжить... Хоть назло
бородачу с гранатометом...
Но в этот раз не повезло.
Война... Случается, чего там...
Да, и еще: из-под Шали,
не будь я пеплом - просто телом,
со мной бы парни не ушли,
все полегли б, такое дело.
А так - горами налегке,
пригоршня пепла - груз не тяжек,
не помешает на тропе
поставить сколько-то растяжек,
способных "духов" задержать -
пусть помудохаются с ними.
...Ну, парни, в бога-душу-мать,
дойдите же хоть вы - живыми!
***
За грех отвечу...
Мне говорят:
погибших позабудь
и не держи их памятью в плену,
они прошли чеченскую войну,
так дай же им пройти последний путь,
и не пытайся, друг их боевой,
израненный, но, видишь ли, живой,
заставой памяти своей сторожевой
стоять на этом - не твоем - пути,
друзьям скажи последнее "прости"
и души их на волю отпусти,
теперь ни ты, никто не волен
держать их здесь - в земной юдоли...
И вроде верно говорят...
Раз память - плен, забыть необходимо...
Но отчего так холодят
слова, как будто принял яд,
как будто жизнь проходит мимо?
Ну, нет - погибшие простят
тот плен, в который их ввергаю
тем, что не помнить - не могу.
Погибших я не забываю
и память свято берегу
о каждом. Обо всех...
Отвечу, если это - грех...
***
Неотмоленные души...
Облетая, золотится,
пух с высоких тополей.
Даль прозрачная искрится
и внушает: не жалей
ни о чем - о травмах, драмах,
неприкаянности дней...
Глянь: над церковью крестами
клин нежданный журавлей.
Как курлычут! Горло сушит
плач блуждающих теней...
Неотмоленные души
в оперенье журавлей...
Они сгорают без следа,
но из огня мне шепчут что-то,
на крик срываясь иногда.
Ну, вот листок: на нем пометки,
что второпях писал давно,
о напрочь сгинувшей разведке,
ушедшей в ночь под Ведено.
Тому уже три года с гаком,
но дело в людях, не в годах...
Их помнят матери, оплакав,
в далеких русских городах,
да этот листик из блокнота,
что предаю теперь огню.
Другим же помнить неохота -
так я ведь их и не виню...
Я просто жгу свои блокноты
на погребальном костерке...
И пепла траурные ноты
крестом ложатся на песке.
2
Коплю я не банкноты, а блокноты -
добыча репортерская моя...
Страниц их измочалены края,
как ноги у бойца пехотной роты.
А что, мои блокноты - не солдаты?
Они такие повидали дали,
в такие переделки попадали,
что должность им солдатская - по штату.
Мне говорят: да что уж там, дружище,
на свалку - хлам. Все просто, без затей...
В моих блокнотах - тысячи смертей!
По совести, им место - на кладбище...
***
Блокпост
Ты чуешь, командир, как пахнет лето?
Полынной горечью земли согретой,
травою пряною с некошеного луга
и кровью нами залитого юга.
Настоем ягод в шелковичной кроне,
прокисшей медью стреляных патронов,
солярою из приданого танка
и смертью от неубранных останков...
***
Двадцать семь кровоточин
Мы шли всю ночь. Нет, не шли, а ползли,
через терн продираясь колючий.
Против нас были горные кручи,
стылый холод чеченской земли,
даже звезды, чертившие небо,
словно трассеры, целили в нас.
Выполняя секретный приказ,
все же вышли на Чертовый гребень...
Двадцать семь дорогих кровоточин
там, на гребне, оставлено мной.
Сумасшедший пилот-вертолетчик
виноват, что я все же - живой...
И
из
каждого
времени
года
я
теперь
прорываюсь
в ту осень.
Было
нас
двадцать
восемь.
Я -
последний
из
взвода...
***
Паспорт для фрагментов
Солдат простым, но важным занят делом -
заботится об опознанье тела.
Заботится заранее - на случай,
которого не выпало бы лучше.
На случай, если бренные останки,
размажет, словно гусеницей танка,
иль взрывом разметает на фрагменты.
Такие у войны эксперименты...
Три гильзы перед ним - для трех бумажек,
пусть хоть одна о нем - потом - расскажет:
там адрес, там фамилия и имя.
Лишь только были б найдены своими...
Одну из гильз - на шею, на шнурочке,
вторую - вшить в рукав. И чтобы - прочно.
А третью гильзу он вошьет в штанину -
и можно смело наступать на мину.
Три гильзы, три обрывочка-листочка,
в солдатской жизни - три последних точки,
три гильзы, три записки-документа...
Их называют - "паспорт для фрагментов".
***
Сеанс связи
"Молот", "Молот", я "Зубило"...
Слышь, братан, прием, прием...
Да какой там хрен вдвоем,
коль Матвеева убило
добрых полчаса назад!
Три рожка есть, пять гранат...
Нет, уйти смогу едва ли -
обложили с трех сторон.
В крайнем случае, патрон
я найду. Ну, чтоб не взяли...
Да и как, ты сам суди,
без Матвеева уйти?
"Молот", "Молот", я "Зубило"...
Ты ребятам передай,
что Валерка Бородай
не какой-нибудь мудила.
Разве ж я когда бросал
друга средь чеченских скал?
"Молот", "Молот", я "Зубило"...
Ты ведь прав... Прием, прием...
Мы с Матвеевым вдвоем,
хоть и мертвым, все же - сила.
Я сейчас веду огонь
за себя и за него.
...Это наш
последний бой.
Связь закончена.
Отбой...
***
С того ты свету не придешь...
С того ты свету не придешь,
за стол не сядешь, сняв "разгрузку",
со мной по стопке не махнешь,
не проворчишь: "Ну, где закуска?"
И вот сижу - и пью один
я на твоих сороковинах.
Ты слышь, Иван... Хоть погляди,
как я закусываю "Примой".
А что поделать? Здесь, в горах,
ты ж знаешь, нам ведь не до жиру...
Вся "Ява" - где-то там, в тылах,
а на заставе - "Примой" живы.
Ну, все, Иван, на посошок -
заговорились... Утром - в горы
нам в рейд. До встречи, корешок.
Возможно, даже очень скорой+.
***
Побрякушки (морпехам, павшим в Чечне)
У комбата -
лопатой лапа.
Раздает ордена,
взвешивая на ладони.
Только вот - нахрена?
Хороним
таких ребят...
Вот они - в ряд:
Власов, Кодзуба, Сторонин.
Все - нашей роты,
сержанты морской пехоты.
Убери побрякушки,
комбат.
Ждут "вертушки"
солдат.
Груз-200...
Потом - награды...
Сейчас - время мести
солдатской. Надо
схроны
выжечь дочерна.
Пусть выдает патроны
старшина...
***
Письмо оказией
"Меня валяли во дворе
ногами в кованых ботинках.
Чуть не забили на заре.
Могли - им это не в новинку...
Но обошлось. И по горам,
в приклады взяв, вели под шутки,
на праздник свой - курбан-байрам...
Им было весело, мне - жутко.
Все скоро кончится. Но чем?
В зиндан швырнули. Не исправить...
Но обещал один чечен
тебе записку переправить.
В одном я, мама, виноват,
что стану скорбною морщинкой
у губ твоих.
Твой сын - cолдат..."
А
мама
плакала
в Кузьминках...
***
Не прикроешь...
Тяжелая пуля ударила в спину,
сломав пополам и отбросив в кювет...
Трагично обычна картина... Рутина...
Вот только что был ты, и вот уже нет...
И зря поливает огнем автоматным
твой друг промелькнувшую тень у скалы -
не в силах отныне бойцу подсказать ты,
что в спину ему тоже целят стволы...
***
Пусть хоть так...
Положу я к обелиску -
сына первую игрушку.
Погремушку. Погремушку...
Протянулась тонкой низкой
жизнь моя от той высотки,
а на низке - фотки, фотки...
И на этих тусклых фотках
я живой и ты живой,
у обоих взгляд шальной.
Но уже штабные сводки
отвели для нас раздел:
ты погиб, я поседел.
Ты сказал мне перед боем -
и запомнил я доныне, -
что всегда мечтал о сыне.
От любимой хохотушки
ты графой ушел по списку.
Болью вечной в душах близких...
Пусть хоть так: я к обелиску -
сына первую игрушку.
Погремушку. Погремушку...
***
...и стал я богаче
...и стал я богаче
на горе чужое,
на собственный стыд:
незнакомая женщина, плача,
обняла меня с криком: "Вахит!"
Только я не Вахит...
Да и в этой войне -
хоть не мной он убит -
на другой стороне.
Все же имя вот это - чужое,
под которым мой враг подрастал,
принял я. Пусть на миг,
на один-разъединственный крик -
я, Вахит незнакомый, тобою
для твоей обезумевшей матери стал.
...и богаче теперь
на одну из потерь...
***
Я не каркаю...
Горы - горькие... Горе - горками
по равнинам... В недобрый час
окрестованными пригорками
ошарашит оно и вас.
Что - "не каркай"? А я не каркаю -
сам утрат я таких боюсь.
Только что уж там... Смертной картою
выпадает нам наша Русь.
Картой смертною - командирскою:
горы - фронт, а равнины - тыл...
Нынче думаешь: мой-то выстоит,
а назавтра его - в распыл.
А назавтра его, как плеткою
освинцованной - автомат...
В общем, горюшка всем нам, кроткие,
хватит. Каждому - в аккурат...
***
А жить-то надо... (в память о трагедии Беслана)
А жить-то надо...
Палить ботву,
сиротской
серой кучей
на огороде
ждущей огонька.
Оно, конечно,
лучше б,
лучше б,
лучше б,
чтоб пуля та -
да в самого стрелка.
Иль, на худой конец,
да мне бы в спину,
иль прямо в лоб...
Но только б -
не в него!
Пусть он бы вырос -
маленький мужчина...
Пусть он бы вырос...
Только и всего...
***
Кочумай*
Кочумай, безнадега!
Опарыши-листья
скукожились мертво на стылой земле.
Кочумай, безнадега!
А ветра голосисто
отпевают и тех, кто покуда в седле.
Кочумай, безнадега!
Словно новые гунны
налетели на Русь кучей-тучей лихой.
Кочумай, безнадега!
В небе пьяные луны
выжимают из туч застоявшийся гной.
Кочумай, безнадега!
Прочь, беда, от порога!
Со двора, с глаз долой - ты совсем не нужна!
Кочумай, безнадега!
Шла б своею дорогой...
Ты нежданна, незванна - какого ж рожна?
Кочумай, безнадега!..
Ишь, какой недотрога...
Но шалишь: я не в гости - надолго пришла.
Кочумай...
кочумай...
Ну, уж нет - начинай!
И начну...
Шар земной я ногою качну,
оступлюсь - и руками за стену.
Ну, кого здесь судить за измену?
Здесь предатели - все. И всего...
...А подателю сего -
наган с патроном в барабане:
нехрен впустую тарабанить,
барабанить, балаболить!
К делу субчика приневолить,
пустомелю да пустозвона!
Русь-то - не икона,
молиться не надо.
Не сберег? И ладно,
терпи чужих...
А прежде - скажи:
как докатились до ручки,
недотыкомки, недоучки,
недоумки без смысла и толку?
Страну ведь профукали - не иголку...
Молчишь, урод?
А ведь и ты - народ.
Иль для красного словца,
фигурял мордой лица,
говоря в подпитии веселом -
"без меня народ не полон"?
А это - итог чужих бедствий...
Считаешь своим - соответствуй!
Отпевают-то Русь рановато -
скажите, солдаты,
мертвые и живые.
Вы ж на Руси - стержневые!
Ну, мать твою... Опять - солдаты...
Который век мы на подхвате:
иных ответчиков и нету -
чуть что, так нас зовут к ответу.
Не потому ль, что стержневые,
мы большей частью - неживые?
Кочумай* - (сленг) прекращай.
***
Не до плача...
Ну, что ты, осень, плачешь у заставы?
Оплачь тогда и наших, и чужих...
Ни мы, похоже, ни они не правы...
Ну, так и что же - нам не целить в них?
Но здесь война. И значит - не до плача.
Слезою затуманивши прицел,
схлопочешь тотчас парочку горячих...
Кто первым бьет, тот, стало быть, и цел.
Вот так, сестра... Дождем да листопадом
смущать солдата - это смертный грех.
А вот убьют - тогда с тобою рядом
я стану, осень, и оплачу всех.+
***
Караван
"Вот идет караван
по сыпучим пескам,
он везет анашу
в свой родной Пакистан"...
Обрывает на первом куплете всегда
сумасшедший майор эту песню свою.
Ладно, брат, помолчи - за тебя допою,
и про дом твой - палату, где дышит беда.
"Караванщик устал,
кровь стучится в висок,
и песок не песок -
раскаленный металл"...
И откуда взялась в воспаленном мозгу
эта песня, майор, как зараза в крови?
Ты же свой караван потерял, шурави,
не в песках - на Саланга кровавом снегу.
"Караванщик чуть жив,
солнце выжгло глаза.
Где волшебный Сезам?
Здесь одни миражи"...
Понимаю, майор, что тебе не допеть:
жгут потери висок, сушит память гортань.
со своими бойцами оставшись, за грань
ты ушел навсегда, и крепка твоя клеть.
"Но идет караван
по пустынной тропе,
и гортанный напев,
словно вызов судьбе"...
И заводит майор снова песню, как стон,
и опять обрывает, пропев "Пакистан"...
Он не здесь - на Саланг свой ведет караван.
На Саланг, где его погибал батальон...
***
Мечта лейтенанта Улыбина
Трещит кузнечик. Мама моет раму.
Исходит глечик на столе росистой негой...
Не знаю, как кому, а мне бы, мне бы, мне бы -
вот в это утро. Прямо из Афгана.
...ну что же помощь не идет...
...и бьет душманский пулемет...
И прямо в детство... С плеч долой "разгрузку",
закинуть в небо автомат осточертевший -
и к речке, где с вечор поставленные верши,
стремглав сбежать по глинистому спуску.
...была б граната, "дух" бы и не вякнул -
его порвал бы я, как Тузик тряпку...
И верши опростав от скользких рыбин,
и вымокнув в реке до синегубой дрожи,
до знобких здоровенных пупырьков на коже,
идти и слышать: ну, дает Улыбин!
...а ну-ка, снайпер, дай огня -
патрона в два - прикрой меня...
Я в дом вошел бы - на весу куканы,
очистил чешую, распотрошил добычу...
Но прочь мечты, а то сейчас беду накличу,
и так зажали крепко бусурманы.
...сниму ножом, коль повезет...
...ну, что же помощь не идет...
***
Магазин "Война"
Деревянные бушлаты.
Сходная цена.
Продает без переплаты
магазин "Война".
Зазывала орет оголтело:
"А ну, налетай, за телом тело!
Хорошее дело -
подешевело!
Правда, товар с нагрузкой:
походи чуток под "разгрузкой",
потрясись на броне
на чеченской войне.
И, как сполох,
прими осколок
или под фуражечную тулью
дуру-пулю
схлопочи -
и хоть днем, хоть в ночи
приходи за бушлатом.
Скидка солдатам!"
"Колой" глотку прополощет
зазывала и рявкнет: "Есть попроще
товарец - подходи, пощупай.
Инвалидам первой группы
радости будет немерено.
Не раз проверено
не на встречных -
на бойцах увечных.
Все были рады:
им протезы - не для бравады.
Жизнь - не жизнь,
а ковыляй, держись!"
Помолчит зазывала
устало -
и снова в крик:
"Магазин "Война", Фронтовой тупик,
не проходите мимо!
Все, что вам необходимо -
на наших полках.
Не найдете на барахолках.
Кто там прячется?
Со знаком качества
товар у нас.
Для вас -
государственный заказ!".
И во все времена
обходит тишина
магазин "Война".
"Покупай товарец ходкий
от Калининграда до Находки.
Не купишь? Ну, зря же...
Все равно - навяжем,
Россия, не взыскуй...
Главное - воюй."
И звучит из-под звезд рубиновых и орлов
нескончаемое заклинание из слов
"Воюй, воюй - пока есть силы
и мясо пушечное, Россия..."
***
Все не так...
Пуля - дура, штык - простак.
Все не так здесь, все не так...
На неправильной войне
все неправильней вдвойне.
Нет - неправильней стократ...
Даже русский автомат -
распрославленный "калаш" -
так и тот уже не наш,
раз огонь ведет по мне
на неправильной войне.
Даже враг - и тот не тот...
Может, он сейчас идет
рядом с кем-нибудь из вас,
а в ночи взорвет фугас.
Впрочем, разве ж только враг?
Я - неправильный! Очаг
общий наш мы рушим с ним,
вроде как назло самим.
Хоть по горло, по края
настрелялись он и я,
хоть у каждого теперь
счет несчитанных потерь.
Пуля - дура, штык - мудак...
Все не так здесь, все не так.
Кровь не смыть ему и мне
на неправильной войне...
***
Полковник Тушин (три отрывка из письма)
...Письмо прочел. И понял вас...
Да, справедливы ваши речи.
Но вы пошлите хоть бы раз
разведку гибели навстречу -
в ловушку, прямо на засаду,
когда нельзя, но - надо, надо...
*
...Упрек мне ваш - не в бровь, а в глаз,
но не оставлю без ответа:
я сотни раз давал приказ
и каждый день плачу за это.
И не рублем - пусты карманы,
а злыми спазмами в гортани,
обильной ранней сединой,
разводом с любящей женой
и тем, что пятый год подряд
я хороню своих солдат...
*
...Клонюсь повинной головой,
а матерей солдатских вой
мне душу рвет: "Но сам - живой!"
Живой...
Простите...
Жив пока...
Полковник Тушин,
комполка...
***
Дойдите живыми
Когда пылавшая броня
остынет, скорчившись калекой,
живые вытащат меня
пригоршней пепла из отсека.
Да, мне бы выжить... Хоть назло
бородачу с гранатометом...
Но в этот раз не повезло.
Война... Случается, чего там...
Да, и еще: из-под Шали,
не будь я пеплом - просто телом,
со мной бы парни не ушли,
все полегли б, такое дело.
А так - горами налегке,
пригоршня пепла - груз не тяжек,
не помешает на тропе
поставить сколько-то растяжек,
способных "духов" задержать -
пусть помудохаются с ними.
...Ну, парни, в бога-душу-мать,
дойдите же хоть вы - живыми!
***
За грех отвечу...
Мне говорят:
погибших позабудь
и не держи их памятью в плену,
они прошли чеченскую войну,
так дай же им пройти последний путь,
и не пытайся, друг их боевой,
израненный, но, видишь ли, живой,
заставой памяти своей сторожевой
стоять на этом - не твоем - пути,
друзьям скажи последнее "прости"
и души их на волю отпусти,
теперь ни ты, никто не волен
держать их здесь - в земной юдоли...
И вроде верно говорят...
Раз память - плен, забыть необходимо...
Но отчего так холодят
слова, как будто принял яд,
как будто жизнь проходит мимо?
Ну, нет - погибшие простят
тот плен, в который их ввергаю
тем, что не помнить - не могу.
Погибших я не забываю
и память свято берегу
о каждом. Обо всех...
Отвечу, если это - грех...
***
Неотмоленные души...
Облетая, золотится,
пух с высоких тополей.
Даль прозрачная искрится
и внушает: не жалей
ни о чем - о травмах, драмах,
неприкаянности дней...
Глянь: над церковью крестами
клин нежданный журавлей.
Как курлычут! Горло сушит
плач блуждающих теней...
Неотмоленные души
в оперенье журавлей...
Обсуждения Кровоточины