И в груди томления пожар

Ночью внезапно, еще не проснувшись, прабабушек, прадедушек,

Маму, отца, бабушек, дедушек,

Между явью и сном вдруг увидел я.

Вспомнил летний холод и зимний жар таких до боли родных могилок.

Вспомнил, как пацаном, споткнулся

Об двух с половиной метров могильный холм прадеда - великана,

Упав ничком в обжигающий голову снег,- в родные объятья,

Всё - суета сует, томленья в надеждах и помыслах разных,

Душ еще более разных.

Все успокоятся. Все перейдем Туда, где нет...

Небо вызвездило, снова
светит яркая луна,
на меня свои оковы
дерзко бросила она.

Её скован, всю неделю
только в небеса гляжу -
и писать мне надоело,
и занятия ушу...

Просто некое томленье
испытал я на душе,
но тревожного волненья
нет ни капельки уже.

На меня луна-плутовка
тоже смотрит свысока,
чтоб я внутренне не ловко
чувствовал себя слегка.

И кому какое дело...
Ведь не ясно никому,
почему живу не смело
и дышу не по уму.

И теперь стихотворенья
(убедись, читатель...

Все дни и ночи жизни моей тленной
О, разум мой, ты бодрствуешь в пути
Светильник мудрости от мира сокровенный-
Источник истины ты силишься найти

Добро от зла делить - нелегкое искусство
И пусть на поле брани ты един
но побеждаешь войско безрассудства
и чувствам многим властный господин

Союзник в брани наш - залог духовный
с небес ниспослан праведный судья,
сокрыт от глаз, известен безусловно
и ум и честь в совете у тебя

Одну ты мысль казнишь-другую оправдаешь,
закон в тебе...

Возможно, я не буду первым
(но это всё таки не грех)))
когда скажу, что ты не Стерва,
а добрый, нежный человек.

Ты, Настька, самый настоящий
и самый преданный мой друг,
ты и поэзией горящей,
и рецами ласкаешь слух.

Тебя послал Господь Всевышний
в момент томленья роковой
помочь мне. Я-то думал: "Лишним
стал на Стихире дорогой".

Но ты пришла, как куча света,
добра и мира. И тепла!
Улыбки-смайлики-приветы
мне набросала и - ушла...

И замер я от восхищенья -
ты, Настька...

Играют звезды в сени древ,
Их серебро вплелось в наряды,
Неслышен танец юных дев -
С луной купаются наяды.

Уснул в кувшинках старый пруд,
Как вздохи лилии плывут.
Скатился свет на край воды,
Покоем нежатся сады.
Преданьем сказок поглощён
Лес тихо погрузился в сон.
Лишь только Бес на берегу
Кричит, что любит он Ягу,
А та, признаньем смятенна,
В ветвях запуталась она.

Затих Эфир, томленья полон,
И слышит голос из-под вод он:

Холодно милому спать в глубине,
Милый всем телом...

Ты помнишь, мы гуляли по аллее,
всего лишь пару лет назад.
Листы осенние, шурша, пестрели.
Ковром стелился листопад.

Казалось, улыбалась жизнь эфирно,
надежды падали в ладонь,
и плыли в небе облака зефирно.
Пылал закат, кагору в тон.

Издалека всё призрачно, картинно.
Тогда ж – томленье и рука,
сжимавшая мой локоть, чуть невинно.
Звучал, как будто, вальс Дога.

На спится. Я пишу, и лёгкой тенью
твой образ смутно между строк
мелькает.
.................За окном – оркестр...

Приторный запах персидской сирени.
Манят прохладою душные тени.
Брызги фонтана живительной влагой.
Дети купаются в нём, полунаги.

Дикая мысль. С перегрева, как видно, -
Вот бы и мне вместе с ними. Завидно.
А! Хоть ногами залезу. Пусть судят.
Туфли долой. И – прохладное чудо.

Дети резвятся и брызжут водою
Мне на одежду, рукой озорною.
Вот и причёска капелью покрыта.
Тихо смеюсь, счастьем детским умыта.

Приторный запах персидской сирени.
Жаркое солнце. И душные тени.
Лёгкий...

Жёлтый, жёлтый одуванчик.
Жёлтый, жёлтый солнца луч.
Жёлтый, жёлтый сарафанчик.
Поцелуя вкус так жгуч.

Кружит голову томленье,
Ожидание любви.
И исчезли все сомненья,
В миг средь этой желтизны.

Над собою вижу небо,
Слышу пчёл жужжащих хор.
Вдруг разверзлось бездной небо.
Сердце рвётся на простор.

И лечу я в эту бездну
В пламя жёлтого огня.
А в душе сверкают звёзды.
И в огне сгораю я.

А в радуге девам мерцают
семь принцев на белых конях,
Над морем, где чайки летают
в солёных мелькающих днях,
и пенные брызги срывают,
как цвет в бирюзовых полях.

Заката прощальные блики
окрасили чаек в пурпур.
И вот уже звёздочек лики
открыл кто-то, дёрнув за шнур
завесы ночной. Чаек крики
стихают. И кони - в аллюр.

Грустят нежно – юные девы,
на звёзды с надеждой глядят
и с вечным томлением Евы
Адама увидеть хотят.
В морское глубокое чрево
ночные колдуньи манят.

1
«Вот дядя — Чёртово отродье!
И, всё ж, разврат — его сгубил,
во пьянку вляпавши колодье,
здоровья пыл — вконец добил!
Но сильно как, в нём, святотатство,
«срубить» чтоб, под шумок, богатство,
а на делёж — халявы рой,
головняком мне — в геморрой,
ведь стать сиделкой должен буду,
коль мнение родичей — Закон,
а я, как лох, ну..., дурагон,
но «косяка» - не забуду...
И если «крякнет», в кутерьме,
оставлю всех козлов, в дерьме!»
2
Так зло металось в теле Беса,
кто мчался — словно...