Хрип

Горло рвёт хрип голоса,
Не предай суду.
Я по ленте Мёбиуса*,
Время дней иду.

Замкнут в петле-ленте,
Цикл не оборву.
В срезе жизнь, в моменте,
В миге лишь живу.

Шёпот молитв криком,
Голос сорвал и,
В песне жизни хрипом,
Все слова мои.

За немелодичность,
Песню осмеют.
Слов простых обычность,
Глупой назовут.

Горло рвёт хрип голоса,
Но не в том слов суть.
В Мёбиуса полосу,
Впаян жизни путь...
Марковцев Ю.

*Ле́нта Мёбиуса (лист Мёбиуса, петля́ Мёбиуса) — топологический...

Ты видишь? Я задыхаюсь...
Ты слышишь предсмертный хрип?
Ничтожество, беги, спасайся!
Уйди с глаз моих, слов моих...

Исчезни прошу, исчезни!
Хочешь душу мою? На возьми!
Тишины хочу перед смертью,
Одиночества, мрака и мглы...

Ну зачем ты кричишь? Молчи!
Зачем слезы льешь по напрасну?
Уходи! Заклинаю, уйди...
Мне не надо в верности клятся.

Умираю потому что люблю...
Потому что силы иссякли...
Своей смертью я сохраню
Моей нежности малые капли...

Я слежу за этим силуэтом,
Я знаю все его шаги,
Я вижу как он пируэтом
От паденья выпишет круги.
Его бессильный краткий хрип,
Его загнанное мною тело,
Его безумный, дерзкий лик
Смешны для моего обыденного дела.
Так обычен и так скучен,
Так недолго веселил,
Оттого мне в руки был поручен,
Он теперь не есть... Он был.

Хрипя и ноя вдоль дорог
Тащился юный старичок.
А путь ни близок, ни далёк,
Рассчитан был по силе ног.
Но путник скис и вскоре слёг.
Таков судьбы его итог.
И не виновен страшный Рок.
Сам парень тело не сберёг.
Нытья губительный порок
Ему урезал жизни срок.

А мимо вдаль бежал мудрец –
Весёлый старенький юнец.
Далёк судьбы его конец.
Он сам и сеятель и жнец
И сам судьбы своей творец,
Своей же радости отец.
Храбрец, борец и молодец.

А я кричу в проклятый космос!
Он не услышал как всегда.
Мой голос хрип и хрип мой голос…
А я одна, опять одна.

Вот ломом ветвь, что за окошком,
Насквозь пробьёт его стекло.
«А может быть ещё немножко
Мне подождать приход его?»

Легло на место всё что было
И распустились небеса.
«А может рано солнце всплыло?
Я подожду пока одна ».

И солнце жжёт уже ресницы,
Я в ожидании милых фраз.
«он мне приснился, иль не снился?
Как долго надо ждать мне «Нас»?

Уже крапинками упали
Мои...

Дунул ветер перемен,
Прямо в нас.
И от боли камень стен,
Душ не спас.

Превратилась песня в хрип,
Горло сорвано,
Под ногами ветки скрип,
Она сломана.

В небе синем облака,
Как лебёдушки.
Ветра злого их рука,
Гонит в солнышко.

Непутёвою моей,
Тропой-долюшкой,
Пройду быстро средь людей,
Жизни полюшком.

Дунул ветер перемен,
Я осип.
И не греет крови вен,
Песни хрип...
Марковцев Ю.

Копытом наст я колочу,
Скачу от ярости дрожа,
С дороги, враг, а то стопчу,
«Под хвост попала мне вожжа».

В морозном воздухе летит
Берсëрка бешеного хрип,
Доспех и щит ему претит,
Меча лишь лязг, да смертный всхлип.

Струей хлестнуло по ноздрям –
Багряной крови пряный смрад.
Болезненный удар стремян.
Копейных жал блестящий ряд

Уперся в «щит» грудной брони
И снова лязг - полет щепы…
В бою, господь, оборони!
Мы слЕпы! Ярость! Мы слепЫ!

Прыжок! Полет… Шеломов треск!
Хруст...

Близ уха жутко визгнула стрела.
Тот впереди сражен в затылок.
Надежда чья-то в муках умерла.
А был - герой! Силен и пылок!

И вновь мелькнуло оперенье
Доспехов кованных, на фоне.
Вскрик, боли краткое мгновенье...
Увы - не избежать погони.

Дыханья сУдоржного тяжкий хрип
Коня и сердца собственного стук.
Ужо, ты, брат, сегодня крепко влип!
Визг тетивы - выцеливает лук.

Ты - загнаный охотником зверек,
Спина твоя - мишень большого тира.
Как жутко беззащитны ты и твой конек,
И в...

Я кричу, задыхаясь от бешеной страсти,
Что ворвалась мой мир, словно тройка коней,
Подхватила меня и я вся в ее власти,
Под присмотром любви искрометной моей.

Извивалась внутри, от соблазна наплывов,
В сладкой муке, сплетенной из жарких тех чувств,
Я как-будто свободна и не связаны руки,
Но, меня что-то держит, не давая вздохнуть.

Что со мною, возвышенность, нежность, любовь?
Сердце мечется выход не в силах найти,
Ну не мучай меня разобраться изволь,
И к какому-то выбору разум мой...

Ни вальс, ни пасодобль, ни канкан,
Любви их танцем стать могло лишь танго.
Есенин с Айседорою Дункан -
Страсть белой кобылицы и мустанга.

С пощечины их начался роман,
Ее ударил, со словами: Стерва!
Есенин был в тот вечер сильно пьян,
Хотя и трезвым не бывал манерным.

Он бросился тогда к ее ногам,
Просил прощенья, умоляя, плакал.
Кольцом стекло царапала Дункан,
Алмаз писал: Есенин - хулиган!
И миг спустя, внизу: Есенин - ангел!

Безудержная страсть. Потом - венец...