Голод в царской россии

Сомлевший вечер изнывает от зевоты,
и спать зовёт, и мягко стелет мне постель…
Я так ждала тебя, любовь моя, и - вот ты.
А я забыла, как встречать таких гостей.
Я так давно живу в ореховой шкатулке,
на синем бархате, в уютной полутьме.
От глаз чужих мой дом припрятан в переулке,
где лету летово и зимово зиме.
Здесь каждый день достоин нового спектакля,
дождей, снегов, и листопада, и цветов.
А время медленно течёт за каплей капля…

Ты далеко зашла, внезапная любовь,
чтоб теремок...

Точка тишины

Путешествия.
Старый развратник Париж.
Кричащий Нью-Йорк.
Плачущий Иерусалим.
Прокуренный Амстердам.
На паутине карты,
Весточкой
В углу памяти,
Тихая гавань сердца –
Дворовые сливы, крапива,
Пыльные ставни,
И мирные
Сны стариков.
Время любовников

Голод.
Руки горят ожиданием прикосновенья
К возбужденному нерву кожи.
Вены
Прорывают блокаду тела.
Солнце причалило в сон.
Пора беззаботных блудниц
Печатает знаки любви.
Направление – взаперти

Перепутанные цели...

СТАЛИН (1924-1953)

Дошли до Океана,
создали СССР,
народ сражался рьяно,
наслушавшись химер,

доверился чубрекам
и прогорел дотла:
мела по всем сусекам
чекистская метла,

всё врали: жить свободно!
работать не за страх! -
их проклял всенародно
Святейший Патриарх,

отдать, что сердцу близко,
что добыто в страду?
Кому? Максималисту?
Убийце и скоту?

Восстал Тамбов с Поволжьем,
Сибирь, Балтийский флот,
не утихал от дрожи
чекистский пулемет,

хоть разыгрались страсти,
но...

Тощий волк с раскрытой пастью,
Морду опустив к земле,
Рвет когтями грязь ненастья,
Сил уж нет бег, как во сне.

Он бежит своей дорогой,
Предков зов его зовет,
За добычей – недотрогой,
Все равно ее порвет!

Волк догонит, опрокинет,
Разорвет добыче пасть,
На «плечо» ее закинет,
Утолит свой голод, власть!

О, Господь, пред Твоим величием
Преклоняю в тиши колени я:
Говори со мной этим вечером. –
Я так жажду с Тобой обещения.

Все богатства земли несметные
Не доставят мне большей радости,
Чем услышать слова заветные
От Твоей безграничной Святости.

Пусть дворец я себе не выстрою –
Лишь бы дух не страдал от голода.
Слов Твоих бриллианты читые
Мне дороже земного золота.

Как сухою порой смоковница
Жаждет влаги с небес питающей,
Я желаю сейчас исполниться
Светом слов Твоих...

Запасы кончились и голод
Людей повыкосил на треть,
Что вынудило по другому
Позицию пересмотреть

Иакову. Уже не плачет,
А начинает говорить:
«Зерна купите нам, иначе,
Оставшихся не сохранить.

Порою хлеб нужней чем воздух,
Чем на дуэли пистолет,
И ценит человек свободу,
Когда накормлен и одет.

Езжайте милые в Египет,
Цурюпе ихнему поклон
Мой привезите, помогите
Взять на питание талон».

Напомнил здесь отцу Иуда:
«Тот человек издал указ:
Не появляться нам, покуда
Не будет...

Мы своё отбаяли до срока,
Журавли, застигнутые вьюгой.
Нам в отлёт на родине далёкой
Снежный бор звенит своей кольчугой.
Н.Клюев

Я хотел бы вернуться в Россию,
Как паломник из дальней земли,
Утопая ступнями босыми
В голубой придорожной пыли.

Я хотел бы вернуться в Россию,
Как отшельник в заброшенный скит,
Поправляя подпорки косые
Под седые поклоны ракит.

Я хотел бы вернуться в Россию,
Как оставленный стаей птенец,
Переросший в разлуке бессилье
И сумевший взлететь...

Нищета — это плохо и несправедливо,
Нищета — это гнев Бога, случая плеть.
Обойдёт богач нищих у церкви брезгливо,
Нищета — в ней отчаянье, голод и смерть!

Нищий мальчик у дяденьки денежку просит.
Мамка пьяница, папку не знал никогда.
Грязный мальчик, чумазый, одетый в лохмотья,
Его жизнь — с рожденья беда!

Он с рождения нищий, а жизнь к нему злая.
Он бензин с детства нюхал и пьёт он вино.
Обречён он, любви материнской не зная.
Скажи поп — кем ему и за что, было это дано?!

Если...

Оголённая до натурщицы,
Отдаю откровенья сумбурные.
Кувыркаясь в сюжетах турманом,
Погружаюсь в сиянья пурпурные.

Серебром паутинным, рамочкой,
Обвожу сны, насквозь панорамные.
Прозываюсь я странной дамочкой,
И наполнена жизнь мелодрамами.

Золотые мгновенья жалами
Отравляют надежды шуршащие.
Из окна плачет скрипка жалобно,
Барабанят дожди шелестящие.

А под стрехой воркуют голуби,
Изливается мысль непокорная.
Озарённая вечным голодом,
Я стремлюсь в запределия горние.

Я живу в ожидании,
ветер ли стукнет в окно,
скрипнет ли рама в страдании,
высохшая давно.

В опасении, в смирении,
закованный в кандалы,
к дерзкому побегу – в сомнении,
пламень – внутри золы.

Лаской кинжал изнеженный,
час терпеливо ждёт,
конь воровской, объезженный,
чубом к траве прядёт.

Вспыхнут алмазы, золото,
белое серебро.
Жажда – страшнее голода,
хрустнет во тьме стекло.

Вскрик – и уже отмечены,
чёрная месть и бег,
словно крестом очерчены,
брошены в алый снег.