Безмятежно и весело жил

Жили разно, махорку цедили,
Не мечтали украсть миллион.
- Так за что тебя, брат, осудили?
- За закон, - говорю – за закон.
Много пили, а думали мало,
Да и вслух говорить не резон.
Сколько нас, горемычных пропало,
За закон же, опять за закон.
Ублажали, сажали, лупили,
Хохотали над нами сквозь стон.
Мы потом в лагерях не забыли,
Что для нас означает – закон.
Нас ломали, потом выпрямляли,
Шили левый и правый уклон.
Да, они-то всегда понимали,
Что для них означает – закон.
Так и жили...

Жил на свете добрый атом,
Злые тоже, жили рядом.
Не любили быть с соседом,
Дергали за то,за это...

Мол, и не куда деваться,
Мол, ты тоже в радиации.
По сему живи как все,
Или санкции тебе...

И с боков нарочно колют,
Постоянно беспокоят.
Их политика ясна,
Разогрели до красна.

Но тупые правда были,
Физику совсем забыли.
Добрый атом изменялся,
Силой атом насыщался.

И, однажды вспыхнул атом,
Все сгорели,кто был рядом.
Правда, не куда деваться,
С термоядерной реакции...

Жил себе Иван и жил,
И особо не тужил,
Ни красавец, ни урод,
Ни хапуга, и ни жмот,
Ни глупец, и ни дурак,
Ни благой, и ни добряк.
Вдруг на Ваню вышел спрос,
Пред купцом стоял он в рост.
Говорил ему купец,
Он на слово не скупец:
- Пусть мой домик небогат,
Ты пожить в нём будешь рад,
А работа, друг, проста,
Ни к чему в ней суета.
Дверь тебе, Иван, стеречь,
Тем детей моих беречь,
Им похлёбку ты свари,
Словом громким их бодри!
Ваня смотрит на купца,
Рот раскрыл он в пол-лица...

Жил я всегда поверь добром, добро всегда я раздавал,
И счастье было только в том, чтоб отдавать. Существовал?!
Но больше не было услад, чем подарить кому-то блажь,
И осчастливить хоть кого, такой у жизни был пейзаж.
И утопично, неумно так жизнь свою ведь проживать,
Себя всегда лишь отдавать, взамен в иллюзию играть.
Хандра случалась у меня и приходил упадок сил,
Но веру я свою в добро, навек в себе заговорил.
И прорываясь через жизнь я счастье нёс в себе одно,
Жил я всегда ведь для...

Жили были дед и баба,
Сказку нам начать бы абы,
Жили были три пингвина,
Нашей сказки четвертина,
Распустив хвосты павлины,
Сказка уж до половины,
Просят на ночь сказку дети,
Сказка вот и на две трети,
Не послать бы нам гонца,
Чтобы сказку до конца,
Нам дослушать нужно скушать,
Вы развесьте ваши уши.
Кушать будут три гуся,
Видно сказочка не вся,
Но когда пришёл писец,
Вот и сказочки конец.

Жили были баба с дедом,
Кашу ели с молоком,
Пригрозил вдруг за обедом,
Своей бабе кулаком.

Там у них уж в огороде,
Репка толстая росла,
Но должна расти там вроде,
Для борща одна свекла.

Дед решил сварить ту репку,
Но осилить сам не смог,
И позвал на помощь дедка,
Всех, кто в доме на подмог.

Прибежала даже внучка,
Бабка кошку позвала,
И тогда все вместе с Жучкой,
Той что кошка привела.

Тут все дружно ухватились
И давай за хвост тянуть.
Репка чуть зашевелилась,
Не...

Жил я просто, как умею,
И не вижу греха в том.
Не всегда был бед сильнее,
Падал, но вставал потом.

Не красавцем, не уродом,
Был и не блистал красой.
Был не выделен народом,
Был обычный и простой.

Как умел любил — душою,
А вот зла хранить — не мог.
Мерял сдуру мир собою,
Но хранил меня мой Бог.

Было разно, было всяко,
Знал и холод, и нужду.
И иной раз, без слёз плакал,
Встретив лютую беду.

Жил я просто как умею,
Так же буду дальше жить.
А коль телом постарею,
Душе...

Жил на свете Миннуллин Флорид,
Был хорошим, весёлым всегда.
Под Бахмутом недавно погиб,
В мир иной он ушёл навсегда.

Добровольцем ушёл на войну,
За всех нас отдал жизнь свою.
Бил нацистов Флорид целый год,
Воевал за страну, за народ.

Подорвался на мине сынок,
Его жизни пришёл конец, срок.
Нет Флорида на нашей земле,
Пришло горе отцу и семье.

У могилы стоит вся родня!
И отец! И сестра! И друзья!
Тридцать лет – он такой молодой!
Он похож на отца! Он родной!

И отец, и сестра...

Веселый клуб различных измерений
Катился вдаль и поперек,
Но все же,
Цветность настроений
Имела в нем свой каталог определенным лишь отделом:
Цвета немногие
И те
Своей тональностью несмелой угрозу зиждали извне
Белесой точке промедленья,
Вдруг закатившуюся там в свою вчерашнюю обитель,
Использовав созвучие к мирам.
И всей пожухлости разметка
Снесла бы юную в ту тень,
Стоящую вокруг до жутко -
То покрывают ночью день...
Но время исчерпало праздник,
Всех развели по номерам...

Веселый паренек – весенний дождь,
размахивая старой венской кружкой,
над Австрией плясал. Собой пригож,
плясал он вместе с радугой – подружкой.
И, заливая пивом все подряд,
тряся пером своей тирольской шляпы,
бежал по небу он куда-то, наугад
и брызгал, и накрапывал, и капал.
Он упивался удалью своей,
Рвал кружево из тонких нитей света,
и в его честь альпийский соловей
пел, возвещая о приходе лета.