Барабаны бьют

Маковая радость в рябиновое горе, со счастливым
концом, овсом накормим коня, вола, возьмём фле-
йту, лейся мелодия лет, старость, к чему шли, уста-
лость, зима на носу, снег, гололёд, вьюга, завыва-
ние друга, всё плохо, маленьких радостей нет, кро-
тость дня, маяк рождества, сказочность вечеров, у
камина со свечой, седой туман, иней, оттепель по-
среди зимы, за тем ещё хуже, мы бредём, передви-
гаем ноги, по колено вата, сосуды уже не те, мыш-
цы, суставы, скрипят ветки, царапая о...

Жизнь – извечный печальнейший тормоз,
Хочешь так, а никак, никуда…
И стоишь, а рвануть бы, как можешь,
И молчишь – а сказать бы в глаза…
Не стыкуется, связаны руки,
Вязнут ноги в сплошной суете,
Столько мысли – тебе не до скуки,
Лбом и в стенку и в двери… - нигде.
Нету денег, нет нужных событий,
Не черед… и не та… и не тот…
Но, а мозг накален от наитий
И на части беспомощность рвет.
Да не может в смиренье, без шума,
Да не может сидеть или вспять,
Жизнь влечет и не хочется думать...

Что мы можем, что желаем,
Кто мы есть, какими будем?
Испокон вопросы эти
Задавали себе люди.
Испокон, а, значит, вечно,
Счастье в мир нести старались.
Но по разному, конечно,
Это счастье представляли.

Уходили миллиарды,
В тьму, откуда нет возврата,
Рядом с истиной блуждали,
Все блуждали где-то рядом.
Мысль пытливая горела,
На кострах и столбах пыток,
В храмах душных еле тлела,
И тупела, ставши сытой.

Но труды тех, кто шел раньше
Не пропали в тьме бесследно.
Ведь разрыв...

Хохочет ветер.
На ветках ветел порхают звёзды, покинув гнёзда.
А в доме - стены впитали сцены, её измену...
И режут вены ему без бритвы её молитвы о том, далёком;
И бьются током глаза пустые...
И по пустыне дорога жизни... до самой тризны.

Когда в домах зажжётся свет, когда покой раздаст пилюли, когда в кастрюлях щи уснули и нормы выданы конфет - бегу в твой город позабыв: что милость есть, что подаянье.
Несёт меня шальной порыв к тебе на тайное свиданье; где только мыслей миражи, где витражи ветрами дышат, и то, что я шепчу в тиши - лишь купола с крестами слышат....

Ночь разрушает до основ соседство детства. Город-улей плодит и гонит сонмы снов в мешки офонаревших улиц.
Пред зеркалами догола снимает облаченье правда...

Нет, нас вовсе не душат гароттой,
И никто не кричит: «От винта!»
Нас не гонят с любимой работы,
Ни сумы, ни тюрьмы, ни креста

Не сулят, ни кофейная гуща,
Ни крестово-пиковый расклад,
А живём мы всё лучше и лучше,
И врагов устрашает булат

Нам от деда доставшейся шашки,
Да отцовский ракетный запас,
Ну а сами-то мы – Чебурашки
Лопоухие куклы безглас-

Ные (ужас! – дал маху с размером
Отваливший в Израиль поэт)
Что у кукол-то есть кроме веры?
Уши есть. А вот...

И мы здесь на правах кошачьих,
И нам пора давно уйти,
Здесь бьют сидячих и лежачих
И избиенье впереди…
Зима… Пока что не лютует,
Холодный дождь, а в сердце – мразь,
А в телевизоре пирует
Младой и старая… Се – «Грязь»….
Увы, всяк о своем горюет,
Засватан торжеством своим,
Куда идти… душа тоскует
И собирает рюкзаки…
И на пороге, помолившись,
Идет в распятье бомжевать…
Как меду досыта напившись,
Гонящий рад повозвращать…
Душа, проплакавшая ночи,
Поникла у порога вновь,
Всю жизнь...

В душе поёт не вдохновение,
Рыдает в ней тоска обид.
Печаль тревог в ней и сомнение,
И оттого она болит.

И оттого на сердце тяжко,
И в ритм тоске стучит оно.
И давит на груди рубашка,
И душно мне, в глазах темно.

Зачем друг другу гадят люди,
Зачем так часто сзади бьют?!
И за глаза друг друга судят,
А встретив хвалят, льстят и лгут?!

Устал надеяться и верить,
Не все сбываются мечты.
Не удержать и не измерить,
Иллюзий светлых пустоты.

В душе поёт не вдохновение,
Её мороз...

Бывает, жизнь нам дает,
Бывает, что-то забирает,
Но чаще, забирает что дает
И улетает то, что было, в свой окончательный полет,
А ты стоишь и смотришь вслед,
Мокрый и оборванный
И уже не важно, сколько тебе лет, что есть, а что нет.
Ты провожаешь взглядом того кто уходит,
И тысячи мыслей проносятся в твоей голове, что ты мог сделать что-то иначе, где-то промолчать, где-то простить, где-то просто забить,
Но чаще перед глазами всплывают зеркальные фото
Ваших взглядов, улыбок, ухмылок...

Выстелить строчки цветами и мхами,
Что-то томление смутное гложет…
Вы называете это стихами?
Стихи!
это то!
чем бьют!
по роже!

Наполнили чувственной мутью тазики
Любовных словечек транжиры.
Выплюньте постную косность классики,
Тома,
заплывшие
жиром!

Любовь и т. д., и прочие праздности…
Вконец стихи запушистили.
Отныне мы ляпаем только суразности!
Даешь!
виршИ!
ершистые!