Арабеска

Арабески неба фрески
Робки первые штрихи
Здесь так чисто, здесь так честно
Линий белые стихи

И побелки запах резкий
Радость нового пути
Если тебе под небом тесно
В церковь новую зайди

В садах Гаруна аль Рашида
Судья жестокий – Шариат
Держал наложницей Фемиду
В гареме с дюжиной наяд.
Внимали пленные гяуры,
Смотря на обнажённый бюст,
Словам непревзойдённой суры,
Слетавшим из прекрасных уст.

Но и халиф небезупречен –
Изгнал Ибн Рушда аль Мансур.
Твердил старик: «Мир бесконечен
В материальности фигур».

Аль Фараби скучал в Аллепо,
Ибн Сина – где-то в Бухаре…
Жизнь поразительно нелепа –
Лепёшкой сохнет на жаре,
Или скрипит рахат-лукумом,
Завязнув приторно в...

Вечер.
Превозмогают тень фонари.
Превращаются в зал ожидания окна.
Ты открываешь дверь, закат запирает день.
Ветер поёт вдалеке –
сквозняк попадает в ноты.
Вечер очень к лицу тебе.

Простые истины –
кофе, постель, сигареты, свеча –
как обрывки сельских пейзажей
с их тоскливой искренностью.
Прикосновения – они всегда немного горчат –
это лучшие стихи,
которые никогда не будут написаны.

У вселенной нет центра,
так почему бы ему не быть
сегодня твоим сердцем –
навеяло...

Ответ: Юмор до добра не доведёт

То, что Ваши арабески в лужах, где ж ещё им быть,
Для арабов повод веский интифаду объявить.

Ваш тогда коллега-автор, непорочной синевы,
Будет просто провокатор, провокаторшею - Вы!

И когда за арабеску защитит араб свой род,
То найдётся повод веский перекрыть Вам кислород.

Над коллегою ехидным улыбнётесь Вы тогда,
Как от пояса шахида к Вам подключат провода.

Юмор, всем давно известно, до добра не доведёт.
Лучше очень скучный скепсис...

Сознанье, знанье, свет, рожденье,
Природы тайные явленья
В цветке живом заключены.
И в совершенстве линий плавных
Законы все отражены.

Узор, орнамент, арабеска,
Единство форм, Египет, фреска,
Во всем гармония без блеска -
Звучит мелодия Любви.

И пусть она тебя коснется,
Пусть эхом Вечность отзовется
И светом Истины ворвется
В твое сознанье навсегда.

Тогда познаешь ты значенье
ЕГО великого Творенья,
Галатик связь, предназначенье
твое земное, как ступени,
В Мир...

А звёзды капают сурьмой,
под молибденовой луной,
в кристальный кварц реки.

На эбонитовых ветвях
клубится цинковый туман;
экслибрис следа моего
сокрыло в брильянтин
ночного света.

У акватории ночной,
как арабеска – знак бемоль
в глазури глаз печальных.

Тахикардия ветра, в даль,
слова несёт, дыханья шаль
на пульсе цефеид.

Ночь хризантемой расцвела,
как grazioso, как мила
дриад игра, и болеро
травы в ногах усталых.

Я ликтор тени, я схоласт
дорог из яшмы, свистопляс...

О, снисхождение дождя!
Бездонна чаша небосвода,
обильно льёт на землю воду,
бездельем нас с ума сводя.
Сыры эскизы сентября -
его размытые пейзажи
и акварельные пассажи
сыры, по правде говоря.
И в этой влажной духоте
всё столь медлительно, беззвучно,
однообразно и докучно,
что так немыслимо хотеть
и требовать прощальной дани,
ещё, последнего тепла…
Но всё же радуга взошла
дугой по краю мирозданья.
Сквозь зыбкий, призрачный портал,
где осень с летом разминулись,
струятся...

И вот сейчас концертный зал…

Все нам знакомо – форма, класс, учитель.

И вот все кончилось, пришел финал,

Но не сдержать любви к учителям.

Мы любим их, хотя порой доводим,

Не учим комбинации, шаги;

Не держим руку в арабеск, порой блефуем,

Но все же любят нас они.

Спасибо вам большое за уроки!

Мы не забудем, будем помнить их всегда,

Спасибо вам большое за успехи!

Мы не добились бы без вас, их никогда.

Спасибо вам спасибо вам учителя!

Бездарный день,
наполненный без - умьем.
Интриг плетень,
От страхов нудный зуммер.

Из дней, ночей -
пустые годы жизни.
Стих соловей –
не нужен он на тризнах

надежд и роз,
забытых вдохновеньем.
Рутины воз
скрипит с остервененьем.

И вдруг зрачки
расширит изумленье.
Проблем сморчки –
смахнуты в заточенье.

А воробьи
синеют на сугробах.
Журчат ручьи
речей. И снова пробы

пера в стихах –
романсы в стиле ретро.
Слеза в глазах,
как водится, – от ветра.

Луна в ночи...

купоросная шляпа полдня
ложится на бруснично-осиновый луг
в порфировой крошке цветов

цейлонский алмаз эфира
прошит гиацинтовыми
арабесками солнца

терракота тропинки ведет
в павлиний туман
касторовой рощи

муаровый шепот листвы
обнажает гортензию
твоего сердца