О поэте и переводчике Володе Полетаеве сегодня мало кто вспоминает. 18-летний парень погиб в 1970 году; первая и единственная книга его стихов вышла спустя 13 лет после трагического случая. Между тем, Полетаев - типичный представитель "детей-индиго" - рано проявивший себя и, увы, быстро сгоревший.
Володя родился 27 августа 1951 года в Саратове. Его родители переехали в Москву: Полетаев закончил столичную школу №567, занимался в Доме пионеров в переулке Стопани. В 17 лет его приняли в Литературный институт. Работы Володи признавали маститые поэты - молодой человек, занимавшийся переводами и сам пишущий стихи, подавал большие надежды.
Современники вспоминали: "Володя, худой, длинный, вечно влюбленный, не важно, как звали девушку, был среди нас талантливым. Мы любили ушастого Володьку и никак не могли понять, откуда это у него - щемящая тоска по смерти и страх перед неизбежным, долженствующим непреложно произойти? Ведь он не был изгоем, неудачником, больным".
Полетаев учился на отделении художественного перевода, переводил с украинского, немецкого, белорусского, грузинского. Знавшие его вспоминают, что его переводам предшествовало не только глубокое чтение и исследование подлинного произведения, но еще и изучение жизни и творчества автора, которого он переводил - вплоть до эпохи и окружения. Он оставлял свои заметки в дневнике и на полях книг, которые переводил.
При жизни свет увидели лишь три стихотворения Полетаева - их напечатали в "Московском комсомольце", в феврале 1969 года.
Известный поэт, переводчик, прозаик Виктор Санчук писал о Полетаеве: "Часто, когда я читаю написанное им, мне становится страшно. Откуда и как этот школьник, ходивший в московскую школу и дом пионеров, мог в свои 16-17 лет знать то, что он знал! Потом я вспоминаю, что все страшное уже произошло и теперь больше бояться нечего... Но все-таки: откуда это вспонимание, эта наглая уверенность:
"Я не служу сюжетному стиху,
Пусть логики его понятна сила.
Я просто все скажу, как на духу,
О, если б горла у меня хватило...".
На самом деле здесь нет никакой наглости. Просто: чтоб "все сказать”, надо все действительно знать. Он и знал. Ниоткуда. Оттуда, откуда растет трава и плывут облака... Знающему тайну не нужно выстраивать сюжетов, хотя овладевать секретами мастерства, конечно, тоже полезно, и для этого можно последовать и за Пастернаком, и за другими. Его поэтическое воздухоплавание для него очевидно и естественно, как для пешехода - хождение по асфальту.
Да, он был мальчиком, и был мудрым, как старик. И оставался мальчиком. Хорошо это, или плохо? Правильно или нет... Не нам судить. Так было".
*****
Февраль фарфоровый, хрустальный
и гуттаперчевый февраль.
Легко всплывало над устами
дыханье -- белая спираль.
И по спирали, по спирали
слова лукавые всплывали
прозрачней мыльных пузырей,
и плавали вдоль фонарей
и фонарей не задевали.
Ты говорила: не хочу,
и вырывалась, и смеялась,
и снова к моему плечу,
заплаканная, прижималась..
*****
...оно написано лиловым,
оно еще не стало словом,
случайный выдох или вдох,
прозреньем поднятый врасплох.
...оно написано лиловым,
оно еще не стало словом,
случайный выдох или вдох,
прозреньем поднятый врасплох.
А как потом бывает сладко,
когда лукавая тетрадка
смежит лукавые глаза,
когда погаснут голоса
божественного беспорядка...
И не разгадана загадка...
*****
Когда красавицы, зевая,
глядят утрами в зеркала,
на тонком холоде стекла
свое дыханье забывая...
Полузабитые трамваи
уже гремят из-за угла,
наполовину выплывая,
а улица еще бела,
оставленная, неживая...
Я вспоминаю: ты была
иная -- ты была иная,
а снега не было. Летела
сырая белая крупа...
Как знать, чего от нас хотела
любовь, которая слепа.
Ты как-то сразу повзрослела
с другим...
****
Сегодня белый плоский теплоход
(над ним зигзаг -- реки изображенье)
нам предлагает странствия начать.
...А где-нибудь играют Мендельсона,
и это время выпускных балов
и всяких глупостей. Теперь ведь лето
и можно делать глупости. И окна
распахнуты. И каждое окно --
цветной фонарик. Улицей плывет
чудесный запах булочных, молочных,
кондитерских. До локтя рукава
закатаны. Сливаются кварталы
В зеленое и шумное пятно.
А на вокзалах в мокром целлофане
серебряную продают сирень,
и, осыпаясь, темные соцветья
таинственное обещают счастье,
и мокрые уходят электрички
за железнодорожный горизонт,
и где-нибудь захочется сойти
и больше никуда не возвращаться.
Вы знаете, что я чуть-чуть романтик,
чуть-чуть нахал. Вы знаете, что я
разглядываю с равным изумленьем
созвездья Девы хрупкую звезду
и ваши осторожные колени...
*****
Мне бы жить легко и неторопко
в подмосковном городе одном,
где деревья, стриженные в скобку,
до утра гуляют под окном.
Сахарок размешивать в стакане,
по ветру пустить черновики,
а потом на выцветшем диване
развалиться, скинув башмаки.
Погляжу, а улица все та же --
хорошо асфальту и траве,
да собаку рыжую поглажу
по лохматой, мудрой голове.
****
А у нас на Зубовском бульваре
рупора играют во дворах.
А у нас на Зубовском бульваре
дождь вразброд и окна нараспах.
Дождь вразброд и улица -- вкосую,
светофор вкосую на углу.
Женщину поющую рисую,
осторожно -- пальцем по стеклу...
Не наказывая, не прощая,
тихо наклоняется ко мне
молодость моя или чужая --
женщина -- поющая в окне.
****
Большая красная луна
таращится из-за ограды,
туда, где около окна
постель холодная измята.
А где хозяин? Тишина.
Не надо задавать вопросы.
Большая красная луна
и выбеленные березы.
Сегодня ночью так легко,
без вымысла и без обмана,
нырнуть в парное молоко
неодолимого тумана.
****
Вот снег неумелый и мокрый
по горло дворы завалил.
О, привкус живительной охры
на синьке февральских белил.
А большего нам и не надо,
такая у нас благодать,
такая простая отрада
снежки в мирозданье кидать.
****
...но вы забыли, что в итоге
стихи становятся травой,
обочинами вдоль дороги
да облаком над головой.
И мы уходим без оглядки
в неведенье и простоту
затем, что давние загадки
разглядывать невмоготу.
А ветер длинными руками
раскачивает дерева,
и листья кружатся над нами,
и превращаются в слова.
****
Судите пристально и строго,
без лести каждую строку,
но не твердите, ради бога,
что должен я и что могу...
Мне суд друзей -- не осужденье,
но пусть не путают слепцы
строфы свободное рожденье
и акушерские щипцы.
Володя родился 27 августа 1951 года в Саратове. Его родители переехали в Москву: Полетаев закончил столичную школу №567, занимался в Доме пионеров в переулке Стопани. В 17 лет его приняли в Литературный институт. Работы Володи признавали маститые поэты - молодой человек, занимавшийся переводами и сам пишущий стихи, подавал большие надежды.
Современники вспоминали: "Володя, худой, длинный, вечно влюбленный, не важно, как звали девушку, был среди нас талантливым. Мы любили ушастого Володьку и никак не могли понять, откуда это у него - щемящая тоска по смерти и страх перед неизбежным, долженствующим непреложно произойти? Ведь он не был изгоем, неудачником, больным".
Полетаев учился на отделении художественного перевода, переводил с украинского, немецкого, белорусского, грузинского. Знавшие его вспоминают, что его переводам предшествовало не только глубокое чтение и исследование подлинного произведения, но еще и изучение жизни и творчества автора, которого он переводил - вплоть до эпохи и окружения. Он оставлял свои заметки в дневнике и на полях книг, которые переводил.
При жизни свет увидели лишь три стихотворения Полетаева - их напечатали в "Московском комсомольце", в феврале 1969 года.
Известный поэт, переводчик, прозаик Виктор Санчук писал о Полетаеве: "Часто, когда я читаю написанное им, мне становится страшно. Откуда и как этот школьник, ходивший в московскую школу и дом пионеров, мог в свои 16-17 лет знать то, что он знал! Потом я вспоминаю, что все страшное уже произошло и теперь больше бояться нечего... Но все-таки: откуда это вспонимание, эта наглая уверенность:
"Я не служу сюжетному стиху,
Пусть логики его понятна сила.
Я просто все скажу, как на духу,
О, если б горла у меня хватило...".
На самом деле здесь нет никакой наглости. Просто: чтоб "все сказать”, надо все действительно знать. Он и знал. Ниоткуда. Оттуда, откуда растет трава и плывут облака... Знающему тайну не нужно выстраивать сюжетов, хотя овладевать секретами мастерства, конечно, тоже полезно, и для этого можно последовать и за Пастернаком, и за другими. Его поэтическое воздухоплавание для него очевидно и естественно, как для пешехода - хождение по асфальту.
Да, он был мальчиком, и был мудрым, как старик. И оставался мальчиком. Хорошо это, или плохо? Правильно или нет... Не нам судить. Так было".
*****
Февраль фарфоровый, хрустальный
и гуттаперчевый февраль.
Легко всплывало над устами
дыханье -- белая спираль.
И по спирали, по спирали
слова лукавые всплывали
прозрачней мыльных пузырей,
и плавали вдоль фонарей
и фонарей не задевали.
Ты говорила: не хочу,
и вырывалась, и смеялась,
и снова к моему плечу,
заплаканная, прижималась..
*****
...оно написано лиловым,
оно еще не стало словом,
случайный выдох или вдох,
прозреньем поднятый врасплох.
...оно написано лиловым,
оно еще не стало словом,
случайный выдох или вдох,
прозреньем поднятый врасплох.
А как потом бывает сладко,
когда лукавая тетрадка
смежит лукавые глаза,
когда погаснут голоса
божественного беспорядка...
И не разгадана загадка...
*****
Когда красавицы, зевая,
глядят утрами в зеркала,
на тонком холоде стекла
свое дыханье забывая...
Полузабитые трамваи
уже гремят из-за угла,
наполовину выплывая,
а улица еще бела,
оставленная, неживая...
Я вспоминаю: ты была
иная -- ты была иная,
а снега не было. Летела
сырая белая крупа...
Как знать, чего от нас хотела
любовь, которая слепа.
Ты как-то сразу повзрослела
с другим...
****
Сегодня белый плоский теплоход
(над ним зигзаг -- реки изображенье)
нам предлагает странствия начать.
...А где-нибудь играют Мендельсона,
и это время выпускных балов
и всяких глупостей. Теперь ведь лето
и можно делать глупости. И окна
распахнуты. И каждое окно --
цветной фонарик. Улицей плывет
чудесный запах булочных, молочных,
кондитерских. До локтя рукава
закатаны. Сливаются кварталы
В зеленое и шумное пятно.
А на вокзалах в мокром целлофане
серебряную продают сирень,
и, осыпаясь, темные соцветья
таинственное обещают счастье,
и мокрые уходят электрички
за железнодорожный горизонт,
и где-нибудь захочется сойти
и больше никуда не возвращаться.
Вы знаете, что я чуть-чуть романтик,
чуть-чуть нахал. Вы знаете, что я
разглядываю с равным изумленьем
созвездья Девы хрупкую звезду
и ваши осторожные колени...
*****
Мне бы жить легко и неторопко
в подмосковном городе одном,
где деревья, стриженные в скобку,
до утра гуляют под окном.
Сахарок размешивать в стакане,
по ветру пустить черновики,
а потом на выцветшем диване
развалиться, скинув башмаки.
Погляжу, а улица все та же --
хорошо асфальту и траве,
да собаку рыжую поглажу
по лохматой, мудрой голове.
****
А у нас на Зубовском бульваре
рупора играют во дворах.
А у нас на Зубовском бульваре
дождь вразброд и окна нараспах.
Дождь вразброд и улица -- вкосую,
светофор вкосую на углу.
Женщину поющую рисую,
осторожно -- пальцем по стеклу...
Не наказывая, не прощая,
тихо наклоняется ко мне
молодость моя или чужая --
женщина -- поющая в окне.
****
Большая красная луна
таращится из-за ограды,
туда, где около окна
постель холодная измята.
А где хозяин? Тишина.
Не надо задавать вопросы.
Большая красная луна
и выбеленные березы.
Сегодня ночью так легко,
без вымысла и без обмана,
нырнуть в парное молоко
неодолимого тумана.
****
Вот снег неумелый и мокрый
по горло дворы завалил.
О, привкус живительной охры
на синьке февральских белил.
А большего нам и не надо,
такая у нас благодать,
такая простая отрада
снежки в мирозданье кидать.
****
...но вы забыли, что в итоге
стихи становятся травой,
обочинами вдоль дороги
да облаком над головой.
И мы уходим без оглядки
в неведенье и простоту
затем, что давние загадки
разглядывать невмоготу.
А ветер длинными руками
раскачивает дерева,
и листья кружатся над нами,
и превращаются в слова.
****
Судите пристально и строго,
без лести каждую строку,
но не твердите, ради бога,
что должен я и что могу...
Мне суд друзей -- не осужденье,
но пусть не путают слепцы
строфы свободное рожденье
и акушерские щипцы.
Взято из открытых источников.
Обсуждения Февраль фарфоровый, хрустальный... Стихи Владимира Полетаева
стихи становятся травой,
обочинами вдоль дороги
да облаком над головой»...
Ангел, вестник, мудрец...