В природе сплошь и рядом встречаются примеры излишеств. Тысяча семян в яблоках, которые, как известно, падают недалеко от яблоньки, дадут жизнь еще паре, от силы, - если уж и птички подключатся к процессу, - десятку таких яблонек.
Мышей, например, всегда рождается намного больше, чем нужно для устойчивости популяции, но выживают немногие, именно они и продолжают славный мышиный род. В организме нашем упрятаны глубоко от нас самих множество ресурсов, дающих возможность действовать и выжить в самых экстремальных ситуациях.
Да что там организм! Человек, владелец этого организма, с рождения наделен богатейшими ресурсами: интеллектуальными, душевными, генетическими. Но он или же не знает этого, или, даже узнав о них из популярных статей, не видит, для чего все это могло бы ему сгодиться, даже если он раскроет их в себе.
Потому и проживает человек от рождения до смерти на мизерной доле того, что ему дано. Зачем нам все эти излишества?
Здесь вспоминается один известный диалог:
Верблюжонок:
- Мама, а почему у нас такие некрасивые копыта? Вот у газели…
Верблюдиха:
- Понимаешь, сынок, когда мы идем по большой пустыне, наши копыта помогают нам не утонуть в песке.
Верблюжонок:
- Мама, а почему у нас такие толстые некрасивые губы? Вот у зебры…
Верблюдиха:
- Понимаешь, сынок, когда мы идем по пустыне, благодаря им только мы можем питаться верблюжьей колючкой.
Верблюжонок:
- Мама, а почему у нас такой некрасивый мохнатый горб на спине? Вот у ослика…
Верблюдиха:
- Понимаешь, сынок, благодаря ему только мы можем неделями идти без воды по великой пустыне.
Верблюжонок:
- Мама, если все, что у нас есть, нужно нам для жизни в великой пустыне, тогда что мы делаем в этом зверинце?
Если бы у нас, у людей, появились подобные вопросы, как у поумневшего верблюжонка из анекдота, и если бы рядом с нами была мама, которая все знает, мы бы тоже задали ей пару вопросов.
Мы бы спросили: почему мы носим с собой постоянно такой мощнейший аппарат, как мозг? Это странно не только потому, что мы используем только считанные проценты его мощности. Странно то, на что мы используем даже эти крохи.
Вся мощь этого компьютера, который способен вместить в себя всю вселенную, уходит на то, чтобы каждый день дебютировать ведущим в никуда гамбитом в ситуации, состоящей из требований жены, намеков босса, денег на завтрак, расстояния до заправки, призывных глазок сотрудницы, двоек сынишки и грядущего сокращения кадров. На то, чтобы продать подороже, чтобы купить подешевле, чтобы потом продать подороже. На то, чтобы разгадать замыслы соседа, который хочет тебя обдурить, - и обдурить его первым. На то, чтобы раньше соседа изобрести уникальнейшие приборы, плоды гения и чудеса изобретательности, чтобы, шпионя за соседями, обеспечивать военно-техническое превосходство перед ними, а своих граждан усадить перед экранами с сотнями каналов, по которым пустить потоками кровь, взрывы, трескотню сериалов и много-много лапши на уши.
Чтобы смотреть на все это и тайком ужасаться: что было бы с нами со всеми, если бы нам дали в пользование хотя бы половину мощности нашего мозга, не говоря уже о всей?
А ведь, кроме возможностей мозга, у нас есть еще готовые, как с куста, но пропадающие втуне способности: к творчеству и фантазии, к любви - то есть ощущению другого как самого себя ради его пользы.
Мы способны представить невозможное, недоступное рациональному уму. И пусть это всего лишь комбинаторика существующих форм, тем не менее, чудеса мгновенной непредставимой комбинаторики не могут не удивлять. Мы способны представить себе все человечество, всю природу, представить себе силы, управляющие ею, - видя перед собой, как Кант, изо дня в день, все те же физиономии кенигсбергских бюргеров…Мы способны представить себя летящим, всю жизнь ползая в грязи, представить всех свободными, всю жизнь таская ярмо на шее…
И на что мы все это тратим? На кино-иллюстрации постылой жизни и чьих-то предположений, на создание виртуальных стратегий, дающих выход все тем же желаниям: чтоб у нас все было, но чтобы за это нам ничего не было.
А как мы используем то, о чем говорил Сент-Экзюпери: "Самое большое несчастье - остаться одному, и самая большая роскошь - человеческое общение"?
Мы соединяемся в семьи, в общества, чтобы мучить, по меньшей мере, использовать друг друга, или, сообща, - других. А наши ум и фантазия помогают нам в этом.
При этом, когда мы говорим: "Вот это - человек!" - мы имеем в виду не чей-то ум и даже не чью-то способность к творчеству. Мы имеем в виду, что он способен вместить в себя заботы и проблемы очень многого числа людей. То есть, нам "интуитивно понятно", что право называться человеком зависит от того, какое окружение, объем он может вместить в себя: или только себя, свои заботы, или же близких, или город, или страну, - или весь род людской.
Это и есть самая главная трудность, то есть место, в котором только и может быть прорыв: вырваться из тесной клетки использования других ради себя на просторы ощущения всех как самого себя.
Поэтому вывод напрашивается сам собой: пока цель наша в выживании для себя или в узком кругу своего города, своего государства, до тех пор мы живем в зверинце, в клетках. Когда же человек будет способен использовать свои душевные ресурсы, чтобы вместить в себя весь мир, тогда и мозг, и фантазия, и все его не проснувшиеся гены будут хорошим подспорьем, хорошими инструментами в этой работе.
Да что там организм! Человек, владелец этого организма, с рождения наделен богатейшими ресурсами: интеллектуальными, душевными, генетическими. Но он или же не знает этого, или, даже узнав о них из популярных статей, не видит, для чего все это могло бы ему сгодиться, даже если он раскроет их в себе.
Потому и проживает человек от рождения до смерти на мизерной доле того, что ему дано. Зачем нам все эти излишества?
Здесь вспоминается один известный диалог:
Верблюжонок:
- Мама, а почему у нас такие некрасивые копыта? Вот у газели…
Верблюдиха:
- Понимаешь, сынок, когда мы идем по большой пустыне, наши копыта помогают нам не утонуть в песке.
Верблюжонок:
- Мама, а почему у нас такие толстые некрасивые губы? Вот у зебры…
Верблюдиха:
- Понимаешь, сынок, когда мы идем по пустыне, благодаря им только мы можем питаться верблюжьей колючкой.
Верблюжонок:
- Мама, а почему у нас такой некрасивый мохнатый горб на спине? Вот у ослика…
Верблюдиха:
- Понимаешь, сынок, благодаря ему только мы можем неделями идти без воды по великой пустыне.
Верблюжонок:
- Мама, если все, что у нас есть, нужно нам для жизни в великой пустыне, тогда что мы делаем в этом зверинце?
Если бы у нас, у людей, появились подобные вопросы, как у поумневшего верблюжонка из анекдота, и если бы рядом с нами была мама, которая все знает, мы бы тоже задали ей пару вопросов.
Мы бы спросили: почему мы носим с собой постоянно такой мощнейший аппарат, как мозг? Это странно не только потому, что мы используем только считанные проценты его мощности. Странно то, на что мы используем даже эти крохи.
Вся мощь этого компьютера, который способен вместить в себя всю вселенную, уходит на то, чтобы каждый день дебютировать ведущим в никуда гамбитом в ситуации, состоящей из требований жены, намеков босса, денег на завтрак, расстояния до заправки, призывных глазок сотрудницы, двоек сынишки и грядущего сокращения кадров. На то, чтобы продать подороже, чтобы купить подешевле, чтобы потом продать подороже. На то, чтобы разгадать замыслы соседа, который хочет тебя обдурить, - и обдурить его первым. На то, чтобы раньше соседа изобрести уникальнейшие приборы, плоды гения и чудеса изобретательности, чтобы, шпионя за соседями, обеспечивать военно-техническое превосходство перед ними, а своих граждан усадить перед экранами с сотнями каналов, по которым пустить потоками кровь, взрывы, трескотню сериалов и много-много лапши на уши.
Чтобы смотреть на все это и тайком ужасаться: что было бы с нами со всеми, если бы нам дали в пользование хотя бы половину мощности нашего мозга, не говоря уже о всей?
А ведь, кроме возможностей мозга, у нас есть еще готовые, как с куста, но пропадающие втуне способности: к творчеству и фантазии, к любви - то есть ощущению другого как самого себя ради его пользы.
Мы способны представить невозможное, недоступное рациональному уму. И пусть это всего лишь комбинаторика существующих форм, тем не менее, чудеса мгновенной непредставимой комбинаторики не могут не удивлять. Мы способны представить себе все человечество, всю природу, представить себе силы, управляющие ею, - видя перед собой, как Кант, изо дня в день, все те же физиономии кенигсбергских бюргеров…Мы способны представить себя летящим, всю жизнь ползая в грязи, представить всех свободными, всю жизнь таская ярмо на шее…
И на что мы все это тратим? На кино-иллюстрации постылой жизни и чьих-то предположений, на создание виртуальных стратегий, дающих выход все тем же желаниям: чтоб у нас все было, но чтобы за это нам ничего не было.
А как мы используем то, о чем говорил Сент-Экзюпери: "Самое большое несчастье - остаться одному, и самая большая роскошь - человеческое общение"?
Мы соединяемся в семьи, в общества, чтобы мучить, по меньшей мере, использовать друг друга, или, сообща, - других. А наши ум и фантазия помогают нам в этом.
При этом, когда мы говорим: "Вот это - человек!" - мы имеем в виду не чей-то ум и даже не чью-то способность к творчеству. Мы имеем в виду, что он способен вместить в себя заботы и проблемы очень многого числа людей. То есть, нам "интуитивно понятно", что право называться человеком зависит от того, какое окружение, объем он может вместить в себя: или только себя, свои заботы, или же близких, или город, или страну, - или весь род людской.
Это и есть самая главная трудность, то есть место, в котором только и может быть прорыв: вырваться из тесной клетки использования других ради себя на просторы ощущения всех как самого себя.
Поэтому вывод напрашивается сам собой: пока цель наша в выживании для себя или в узком кругу своего города, своего государства, до тех пор мы живем в зверинце, в клетках. Когда же человек будет способен использовать свои душевные ресурсы, чтобы вместить в себя весь мир, тогда и мозг, и фантазия, и все его не проснувшиеся гены будут хорошим подспорьем, хорошими инструментами в этой работе.
Обсуждения Что мы делаем в этом зверинце?