Счастье есть?

Есть такие, кто держит это «про запас» или уже приобрел многое и ищет счастья через приобщение к «духовному наследию», через концерты-выставки, или через «выходы в астрал», «осознанные сновидения», или иные опосредованные инструменты, считая в глубине души «что вот будет это — и наступит, навалится, произойдет щасье неземное!»…

Но как, как признаться самому себе, облокотиться на свой собственный опыт, увидеть, что все это — лишь та же самая игрушка в детском мире, которую клянчил у мамульки, вынимая из нее душу своей истерикой и которую раскурочил через два дня и потерял к ней всякий интерес? Нет ответа. Тишина. Опыт, опыт, опыт. Попытки найти другую игрушку, поблондинистей… И ее «раскурочить» и позабыть… Собрать в компанию народу, развернуть проект, заработать на нем, купить дачку, мафынку, завести детей. И опять все «раскурочить», сбежав к очередной блондинке?

Или уже остепениться, почитать философских романов и притч, «одуховниться», разрастись душой, стать эдаким великим «выходцем в астрал с предпросмотром аур», почитаемым в инете и близлежащих окрестностях? Игрушки, все игрушки. Где же счастье? Почему оно не следует как было обещано, почему вслед обретению очередной игрушки пароксизм радости все короче и короче?

Ну да Бог с ними, игрушками, опытом и вопросами. Посмотрим на мир глазами (тьфу-тьфу) больного. Мы ж хоть иногда, но болели? Можем вспомнить? Ну или если даже повезло и не болели — но хотя бы ногу отсиживали? Я к тому, что как приятно вернутся к своему «обычному» ощущению, о котором позабыл давно — как приятно ходить, не прихрамывая, как приятно встать-потянуться после трех дней сильной температуры… Выходит, «что имеем — не храним»? То есть — внимания не обращаем?

И еще. Был у меня такой период — я месяца три ничего кроме воды не пил. Вообще никаких других жидкостей. И ел что попроще — листья всякие, прочие корнеплоды. Ну, интересно мне было, «игрушка» очередная… Так вот — я начал ощущать вкус воды! Что вот эта вода вкуснее, эта солонее, эта будоражащая, эта поприторнее, эту вообще невозможно пить — гадость! Это к чему? А к тому, что как бы мы ни были ограничены в том, что нас окружает (ну или что мы потребляем в данном случае) — мы начинаем проводить «цветовую дифференциацию штанов». Мы нацелены, заточены, созданы таким образом, что «наши» ощущения где-то посерединке, а то, к чему мы прикасаемся — они «выше или ниже» (лучше-хуже, теплее-горячее и т.п.) этой нашей «базы».

Но и этот пассаж оставим в сторонке. Поглядим на ближний космос. Вот болтается на орбите песчинка. С одной стороны солнце печет — жуть, с другой — леденящий холод. Внизу толпа народу воюют за власть, за деньги, блондинок, просветление… Пусть песчинка будет иметь немножко сознания, ладно? Она ж воображаемая, ей все можно… И вот эта песчинка глядит вниз, и не понимает — ну что они суетятся? Вроде в тепле, одеты-обуты, благодать, природа-погода. Так нет! Подавай им игрушек на раскурочивание! А тут, на орбите, и холодно и нестерпимо жарко одновременно, летишь Бог знает куда и смотришь на этих, и такая тоска берет…

И пусть еще будет песчинка за пределами воображения. В той глуши, куда еще ничего не долетело из ошметков или даже мерцания Большого Взрыва. Где ВООБЩЕ ничего нет! Ни реликтового гула-излучения, ни света галактик. «Ни тоски, ни любви, ни печали, ни тревоги, ни боли в груди» (с). И песчинки-то там тоже нет по сути, но пусть на миг появится. Трудно представить, невозможно. Совсем пусто. СОВСЕМ. Нет ощущений, нет песчинки, никто не придет, и ничего не случится. Ничего не было и не будет. ПУСТО! А теперь вдруг представьте, что эта песчинка стала орущим пацаненком в детском мире, который требует игрулю. Или даже его мамашкой. Какая должно быть радость для песчинки, а?

Или нет, пусть она сначала побудет первой песчинкой. Той, что на орбите. Из НИЧЕГО — да вдруг столько ощущений! Печет, морозит, рядом что-то огромное голубое болтается, на нем какие-то мельтешения происходят…

Ну да ладно, вернемся к счастью, есть ли оно в подлунном мире… Суть в том, что мы регулярно берем себя за шкалу отсчета. Мне холодно, мне душно, мне приятно. Или я ругаюсь, я переживаю за своих детей. Или было цунами — как хорошо, что меня там не было, а друзья, которые были — выжили. Конечно, ужасно, что погибли люди, ужасно. Но это вроде краешком меня задело, как бы даже не задело вовсе…

Мы всю жизнь живем в своей шкуре. Иногда удается встать на точку зрения другого, почувствовать его, попереживать. Но, если он умело не сел нам на шею, вскоре возвращаемся к погоне за своими игрушками. И все идет по кругу. Сансара, мать ее в качель… А вот посидеть в шкуре песчинки в не-космосе, почувствовать тотальную пустоту и одиночество и вернуться в мир, чтобы просто его ощущать, чтобы иметь возможность делать все равно что — потому что это РАДОСТНО — нам не приходит в голову. Ибо нет таковой песчинки и быть не может. Она ВНЕ разума.

Мы ищем игрушек где-то далеко. А она рядом. Просто эта безумная далекая несуществующая песчинка в глубине души. Ей мило и радостно все. И ругань с начальником, и приглушенный шепот в тишине, и замерзающие уши на ледяном ветру, и солнце на пляже, и вообще весь мир. И даже смерть, наверное, ей мила — потому что это то состояние, из которого она вышла. Впрочем, это уже не так важно. Ибо пока есть ощущения — это прекрасно. Надо лишь сместить на своей шкале воображаемый, придуманный за долгую жизнь ноль в действительной ноль — в пустоту, в холод, в ничто. И сразу родится многое… Новое, непознанное, непрекращающееся… Радостное и грустное, сердитое и улыбающееся, мудрое и глупое, холодное и горячее, любящее и боящееся, бегущее и неподвижное. Жизнь… И, что еще приятнее — возможность ее раскрашивать… Эх, научил бы кто как цвета класть!…