Начну с цитаты из книги Никиты Николаевича Моисеева «Универсум, информация, общество». В главе «Опасность нового средневековья» он пишет: «Современный либерализм содействует работе ассенизаторов, очищающих города от отбросов, но не разрешает заниматься ассенизационной деятельностью в куда более опасной сфере загрязнения – в сфере информации, и особенно в сфере идеологии и нравственности»[1]
За примерами далеко ходить не понадобится.
Совсем недавно в одной из телевизионных передач, посвященных рассмотрению реформы образования, известный своим либерализмом журналист «Эха Москвы» с великим сарказмом спрашивал школьную учительницу: «Почему ученик должен изучать тригонометрию, если он этого не хочет? Может она ему никогда не понадобиться?»
По мнению этого журналиста, учащиеся сами должны определять состав своей учебной программы, правда, он не уточнил с какого класса нужно вводить рекомендуемое новшество.
Необходимость развития у ребенка абстрактного мышления, возможность оперирования не визуальными сущностями, вообще проблемы когнитивной психологии, остаются за пределами его интересов.
При этом внятного комментария от ведущего программы и ее участников не последовало.
Такой подход к серьезным социальным проблемам является, на мой взгляд, характерной чертой нашего времени.
Результаты не заставляют себя ждать. В книге Роберта Солсо «Когнитивная психология» приводятся результаты опроса студентов Московского государственного университета, связанного с решением следующего простенького силлогизма:
Иван и Борис всегда едят вместе.
Борис сейчас ест.
Что делает сейчас Иван?
Только 20% испытуемых давали правильный ответ немедленно. Наиболее частый ответ был таковым: «Не знаю. Я его не видел».[2]
Фундаментальность отечественного образования позволяла готовить специалистов, способных мыслить на междисциплинарном уровне.
Здесь уместно вспомнить Бориса Викторовича Раушенбаха с его векторной моделью троичности,[3] развитие которой было возможно только на пересечении прекрасного знания математической физики, русской православной иконописи и догмат православия.
Особая значимость междисциплинарного подхода становится очевидной при рассмотрении общих тенденций развития науки.
В стремительной погоне за новым знанием, в эйфории от узнанного, человек XX и начала XXI века все теснее прижимается к замочной скважине электронного микроскопа, синхрофазотрона, других подобных приборов, позволяющих проникать в закоулки нано - и мега - миров.
Ограниченность диапазона непосредственно доступных человеку наблюдений вынуждает нас создавать посредников между нами и миром, каждый из которых вводит свои границы реальности, свой горизонт познания. При этом происходит дискретизация знания, так как каждый наблюдатель видит только часть общей картины, углубляется в нее, срастаясь с виртуальной реальностью, которую, в том числе, провоцирует своими наблюдениями.
Зачастую, эти виртуальные реальности входят в противоречие друг с другом, порождая сомнения в самой возможности объективного познания, что блестяще демонстрирует в своей книге «Конец науки» американский ученый и писатель Джон Хорган. Одним из следствий этого является возвращение бытового сознания к тому, что Люсьен Леви-Брюль называет первобытным менталитетом, основной особенностью которого является решительная неприязнь к рассудочной деятельности [4].
Повышение во всем мире рейтингов визуальных программ, связанных с перманентным подглядыванием за персонажами реалити-шоу, культура интернет-чатового общения (вынесенная, в том числе, на телеэкран) является наглядным подтверждением нашего тезиса.
Современная наука практически утратила синтетическую составляющую. Чем теснее мы прижимаемся к «линзе»[5] в порыве изучения и расчленения природы, тем больше радужных кругов перед глазами, тем глубже спускаемся мы в Платонову пещеру и удаляемся от истинных сущностей.
Разрушающее воздействие современной научной парадигмы сказывается и на синтетичном, по своей природе, искусстве.
Приведу небольшой анонс выставки модного фотографа Али Есипович в журнале «Календарь»: «Голые старики и старухи, уроды, карлики… Автор заставляет зрителей участвовать в процессе подглядывания за экзотическим стриптизом»[6].
В чем смысл этого подглядывания?
Может быть, в реализации инфантилизма современного общества?
Интересен, с этой точки зрения взгляд ведущего американского специалиста по психологии духовности, жизненный целей и качества жизни – Роберта А. Эммонса[7]. Он пишет: «В психологическом изучении мотивации и благополучия заложен огромный потенциал продвижения в понимании духовной стороны личности.», и далее – «Было выдвинуто предположение, что, поскольку народы мира движутся к эре постматериализма, в которой чисто физическое выживание уже не является основной целью, благополучие, по-видимому, станет главной заботой обществ во всем мире.»
Т.е. целевая функция совпадает с понятием – «благополучие».
Но, как показывает тот же автор, благополучие имеет существенно личностный характер, следствием чего является конфликт интересов индивидуума и общества.
В отличии от Эммонса, большинство футурологов говорит о нарастании кризисных явлений, как в отношениях человечества и экосферы, так и внутри самого глобализирующегося человечества. Идея «золотого миллиарда» вряд ли коррелирует с реализацией концепта всеобщего благополучия.
«Опасность нового средневековья» у нас на глазах становится данностью. Кризисные явления порождают кризисное сознанье, когнитивная размерность которого сжимается, как шагреневая кожа. Происходит закономерная «мутация ценностей», о которой говорит И.Н.Шкуратов[8].
Для того, чтобы выработать оптимальную стратегию развития общества, нам необходимо определиться с полем возможных состояний системы. И здесь, наиболее важным для нас является то, что хаотическое состояние различных по природе систем имеет целый ряд общих закономерностей, что позволяет понимать эволюцию социума или биосферы в целом, исходя из наблюдений за развитием ситуации в турбулентном потоке жидкости или газа.[9]
Изучение же последних показывает, что «будущее» хаотических систем не может быть каким угодно, но прижимается к одной из ветвей так называемого «странного аттрактора», который графически отражает временную эволюцию в трех измерениях. Для нас важен не математический, а футурологический смысл этого понятия.
Дело в том, что набор возможных устойчивых эволюционных состояний уже перебран человечеством. Попытки занять промежуточное положение всегда завершалось переходом на один из ближайших аттракторов. И мне кажется, что «эффект папарраци» являясь контрпродуктивной гуманитарной технологией, ведет нас к ветви эволюции, казалось бы, уже пройденной человечеством – к обществу, в котором первобытный менталитет будет возведен на пьедестал общечеловеческой философской системы.
Что можно противопоставить этому сценарию:
- Прежде всего, разработку и скорейшее внедрение в практику начального образования, программ ориентированных на повышение его фундаментальности и междисциплинарности. Естественно, с учетом последних достижений когнитивной психологии и педагогики.
- Разработку и реализацию государственной информационной стратегии, не устраняющей плюрализм информационного поля, но отвечающего на деструктивные интервенции.
- Развитие общественного движения за экологию информации.
Совсем недавно в одной из телевизионных передач, посвященных рассмотрению реформы образования, известный своим либерализмом журналист «Эха Москвы» с великим сарказмом спрашивал школьную учительницу: «Почему ученик должен изучать тригонометрию, если он этого не хочет? Может она ему никогда не понадобиться?»
По мнению этого журналиста, учащиеся сами должны определять состав своей учебной программы, правда, он не уточнил с какого класса нужно вводить рекомендуемое новшество.
Необходимость развития у ребенка абстрактного мышления, возможность оперирования не визуальными сущностями, вообще проблемы когнитивной психологии, остаются за пределами его интересов.
При этом внятного комментария от ведущего программы и ее участников не последовало.
Такой подход к серьезным социальным проблемам является, на мой взгляд, характерной чертой нашего времени.
Результаты не заставляют себя ждать. В книге Роберта Солсо «Когнитивная психология» приводятся результаты опроса студентов Московского государственного университета, связанного с решением следующего простенького силлогизма:
Иван и Борис всегда едят вместе.
Борис сейчас ест.
Что делает сейчас Иван?
Только 20% испытуемых давали правильный ответ немедленно. Наиболее частый ответ был таковым: «Не знаю. Я его не видел».[2]
Фундаментальность отечественного образования позволяла готовить специалистов, способных мыслить на междисциплинарном уровне.
Здесь уместно вспомнить Бориса Викторовича Раушенбаха с его векторной моделью троичности,[3] развитие которой было возможно только на пересечении прекрасного знания математической физики, русской православной иконописи и догмат православия.
Особая значимость междисциплинарного подхода становится очевидной при рассмотрении общих тенденций развития науки.
В стремительной погоне за новым знанием, в эйфории от узнанного, человек XX и начала XXI века все теснее прижимается к замочной скважине электронного микроскопа, синхрофазотрона, других подобных приборов, позволяющих проникать в закоулки нано - и мега - миров.
Ограниченность диапазона непосредственно доступных человеку наблюдений вынуждает нас создавать посредников между нами и миром, каждый из которых вводит свои границы реальности, свой горизонт познания. При этом происходит дискретизация знания, так как каждый наблюдатель видит только часть общей картины, углубляется в нее, срастаясь с виртуальной реальностью, которую, в том числе, провоцирует своими наблюдениями.
Зачастую, эти виртуальные реальности входят в противоречие друг с другом, порождая сомнения в самой возможности объективного познания, что блестяще демонстрирует в своей книге «Конец науки» американский ученый и писатель Джон Хорган. Одним из следствий этого является возвращение бытового сознания к тому, что Люсьен Леви-Брюль называет первобытным менталитетом, основной особенностью которого является решительная неприязнь к рассудочной деятельности [4].
Повышение во всем мире рейтингов визуальных программ, связанных с перманентным подглядыванием за персонажами реалити-шоу, культура интернет-чатового общения (вынесенная, в том числе, на телеэкран) является наглядным подтверждением нашего тезиса.
Современная наука практически утратила синтетическую составляющую. Чем теснее мы прижимаемся к «линзе»[5] в порыве изучения и расчленения природы, тем больше радужных кругов перед глазами, тем глубже спускаемся мы в Платонову пещеру и удаляемся от истинных сущностей.
Разрушающее воздействие современной научной парадигмы сказывается и на синтетичном, по своей природе, искусстве.
Приведу небольшой анонс выставки модного фотографа Али Есипович в журнале «Календарь»: «Голые старики и старухи, уроды, карлики… Автор заставляет зрителей участвовать в процессе подглядывания за экзотическим стриптизом»[6].
В чем смысл этого подглядывания?
Может быть, в реализации инфантилизма современного общества?
Интересен, с этой точки зрения взгляд ведущего американского специалиста по психологии духовности, жизненный целей и качества жизни – Роберта А. Эммонса[7]. Он пишет: «В психологическом изучении мотивации и благополучия заложен огромный потенциал продвижения в понимании духовной стороны личности.», и далее – «Было выдвинуто предположение, что, поскольку народы мира движутся к эре постматериализма, в которой чисто физическое выживание уже не является основной целью, благополучие, по-видимому, станет главной заботой обществ во всем мире.»
Т.е. целевая функция совпадает с понятием – «благополучие».
Но, как показывает тот же автор, благополучие имеет существенно личностный характер, следствием чего является конфликт интересов индивидуума и общества.
В отличии от Эммонса, большинство футурологов говорит о нарастании кризисных явлений, как в отношениях человечества и экосферы, так и внутри самого глобализирующегося человечества. Идея «золотого миллиарда» вряд ли коррелирует с реализацией концепта всеобщего благополучия.
«Опасность нового средневековья» у нас на глазах становится данностью. Кризисные явления порождают кризисное сознанье, когнитивная размерность которого сжимается, как шагреневая кожа. Происходит закономерная «мутация ценностей», о которой говорит И.Н.Шкуратов[8].
Для того, чтобы выработать оптимальную стратегию развития общества, нам необходимо определиться с полем возможных состояний системы. И здесь, наиболее важным для нас является то, что хаотическое состояние различных по природе систем имеет целый ряд общих закономерностей, что позволяет понимать эволюцию социума или биосферы в целом, исходя из наблюдений за развитием ситуации в турбулентном потоке жидкости или газа.[9]
Изучение же последних показывает, что «будущее» хаотических систем не может быть каким угодно, но прижимается к одной из ветвей так называемого «странного аттрактора», который графически отражает временную эволюцию в трех измерениях. Для нас важен не математический, а футурологический смысл этого понятия.
Дело в том, что набор возможных устойчивых эволюционных состояний уже перебран человечеством. Попытки занять промежуточное положение всегда завершалось переходом на один из ближайших аттракторов. И мне кажется, что «эффект папарраци» являясь контрпродуктивной гуманитарной технологией, ведет нас к ветви эволюции, казалось бы, уже пройденной человечеством – к обществу, в котором первобытный менталитет будет возведен на пьедестал общечеловеческой философской системы.
Что можно противопоставить этому сценарию:
- Прежде всего, разработку и скорейшее внедрение в практику начального образования, программ ориентированных на повышение его фундаментальности и междисциплинарности. Естественно, с учетом последних достижений когнитивной психологии и педагогики.
- Разработку и реализацию государственной информационной стратегии, не устраняющей плюрализм информационного поля, но отвечающего на деструктивные интервенции.
- Развитие общественного движения за экологию информации.
Обсуждения Человек подглядывающий