Фейербах и эпитафия
Суждение Людвига Фейербаха о том, что «вообще бессмертие принимается близко к сердцу только живыми, а не умершими», позволим себе оценить критически. В некоторых исследованиях сомнологи невольно натыкаются на мысль, что мертвые «знают», когда сновидцу пора, а когда еще рано умирать.
Суждение Людвига Фейербаха о том, что «вообще бессмертие принимается близко к сердцу только живыми, а не умершими», позволим себе оценить критически. В некоторых исследованиях сомнологи невольно натыкаются на мысль, что мертвые «знают», когда сновидцу пора, а когда еще рано умирать.
Ерунда, возразят нам, это же живые видят сны, а не те, кто умерли – мол, всё это игры разума. Да, но тогда ответьте: откуда в сновидениях живых, к примеру, слова мертвых о том, что «тебе со мной (туда) еще рано»? Куда туда, если этого «туда» вовсе нет, если по своей природе понятие смерти жизни противно? Что это – провокация, очередной самообман? Однако и в исследовании эпитафии мы находим подобные несоответствия: №LXXXIX "Ты был орлом в профессии И в жизни, Надеждой и опорой для семьи, Но не держи на нас ты укоризны, Что мы тебя, родной, не сберегли". У кого живые просят прощения? Человека уж нет. Сами у себя, что ли? Или у того, что навек с ними осталось? Вспомни: №CLXXIV "Как много моего Навек с тобой ушло. Так много твоего Навек со мной осталось". Приведем еще эпитафию: №LXVIII "Прости меня, мой ангел, Что не уберегла тебя". Здесь, с одной стороны, прошение прощения из чувства вины, а с другой, «мой ангел» - тот, кто охраняет. Бывший смертный есть не мертвый ангел, но живой, ибо, бесполезно просить прощения у того, что умерло. В эпитафии №CXXXII «Покойся с миром, сын мой милый», говорится об упокоении с тем миром, с тем окружающим, в котором мы все обитаем, совместно с окружающей действительностью покойся, поскольку, в противном случае, слышится смысловая тавтология: ведь покой и так синоним мира. Как и Гомер, эпитафия признает краткотечность жизни: №CCXXXIV "Жизнь коротка, мы гости На Земле … А истина – любовь и бесконечность … Спи мирно и спокойно в тишине. Память о тебе не канет в вечность". Почему, собственно, и живые, и мертвые, так боятся – очень часто встречается «память вечна», «вечная память», - что память канет (упадет) в вечность? Ведь Вечность есть Ничто, ее невозможно определить, она такое же множество, как и «мы» в эпитафии, т.е. 0 (ноль). Очевидно же, что кануть в Вечность означает быть исключенным из списка «живых» мертвых, т.е. способных вернуться обратно к жизни! Вспомни «Заратустру» Ницше: «только там, где есть могилы, есть и воскресение!». Из этого следует, что мертвые, на самом-то деле, живы? Выходит, живы. Вспомни, что в сновидении бывшие смертные крайне удивлены тем, что им говорят, что они уже умерли. В этом случае, сознание самих мертвецов, изменяясь, сопрягается с самообманом. Часто самообман помогает выжить. Вспомни, к тому же Ездру: «//И отдаст земля тех, которые в ней спят, и прах тех, которые молчаливо в нем обитают, а хранилища отдадут вверенные им души … и окончится долготерпение//». В представлении эпитафии жизнь есть некая дорога, по которой идут и с которой уходят: №CCXXIV "Судьба распорядилась строго. Куда ты, сынок, спешил? Ты думал – бежит дорога. А это бежала жизнь"; №LXX "Зачем безвременно разлуку Дала жестоко нам судьба? Вы так любившие друг друга Ушли из жизни навсегда". Ушли из жизни! А что вы называете жизнью? Картину вокруг или все же и содержание ее: шум деревьев, ветра, шебуршение букашек-таракашек, того микромира, который настолько мал и безвиден, что не входит в картину ваших органов чувств? Или для вас – это не ваша жизнь? Тем самым уже в естественную мировую гармонию вы вносите свою, искусственную. По-вашему, жизнь только потому дорога, что по ней человек ходит? Но ведь животные не строят дорог – они тропами крадутся, и птицы не пролагают видимых путей, и рыбы плавают по-своему, а не по дорогам. Только это вовсе не значит, что они не живут! Оглянитесь, вы, живые, - вы не одни в общем мире! И чтобы не быть несправедливыми к букашкам-таракашкам, вы все подряд очеловечиваете, а заодно и то тайное, чего не знаете, хотя в этом тайном, может, и нет никакой человечности! Рассвет придет с вами и без вас. Для рассвета вы всегда есть, точно так же, как если бы вас и не было. У рассвета свои законы. Но, когда вы пытаетесь вмешаться в законы рассвета, вся гармония мира нарушается. Разве вы создали подобную мировую картину, в которой сможете укрыться при крушении нынешней? Нет? Ну, тогда и сидите на своем месте!
Человек – непорочная душа, т.е. непрочная, не крепкая, легко разрушимая: №CXXI "О непорочная душа, ушедшая от нас Столь рано. Тебе на небе вечный дан покой, Нам на земле мучительная рана". В дополнение к этому: когда Гомер говорит о беспорочной душе, то имеет ввиду душу, у которой нет порога прочности, крепости, разрушимости, то есть, вечную. Эта душа – идеал поэта. Отсюда и поступки ее лишены порога прочности. И среди людей встречаются такие беспорочные души. Таков Сцевола, на которого ссылается Августин в «Граде божьем», ибо, неразумно полагаться на бессмертную славу, посреди стана врагов. Муция Сцеволу мы уважаем не за то, что он выиграл или проиграл, но за то, что он выстоял! В этом содержание вечной души.
Вспомни, во всей массе эпитафии ты не встретишь слова «подобие», но "образ" встречается довольно-таки часто. Подобие сберегает могила: №LXXIX "Я тебя растила, Но не сберегла. Пусть теперь могила Сбережет тебя". А что, когда человек умирает, подобие перестает быть образом? Нет. Даже мертвого после смерти называют не просто прахом, но человеком: №CLXXXIII "Здесь погребено тьло Потомственной почетной Гражданки Наталiи Ивановны Сенаторовой. Родилась 14 августа 1851 года. Скончалась 24 iюня въ 10 ч. утра 1915 года. Прохожий, ты идешь, но ляжешь, Какъ и я. Присядь и отдохни на Камнь у меня, сорви былинку И вспомни о судьбь, я дома, А ты в гостяхъ, подумай о себь". Действительно, ничего себе прах, который еще и разговаривает, и знает, что у него на могиле камень стоит, и былинка растет! Но это же, живые на камне пишут эпитафию! Тогда ответь: откуда у живых, пишущих от имени мертвых, это «я дома, а ты в гостях»? Что есть дом для праха? Дом для праха есть, в том числе, весь окружающий мир: №CLIV "Родной души горька утрата, Скорбь пропастью легла в поверженном дому. Секунды кончились. Мир праху твоему". Другими словами, праху достается не только мир, как покой, но и весь окружающий мир - видимый и невидимый. В чем же состоит сверхсмысл, обнаруженный нами в эпитафии? Вспомни, №LXIV "Не ходи прохожий, Не топчи мой прах, Я у себя дома, А ты еще в гостях". Если «не топчи мой прах» и, если я при этом обладаю голосом, способным сказать тебе «не ходи, прохожий», значит, «дом» мой не только там, где я лежу, но и кругом, где я дома. Но, собственно, отчего имею я право требовать от тебя «не топчи мой прах»? От того имею такое право, что я тот же человек, как и ты, ведь и ты в свое время ляжешь, как и я, и тоже будешь требовать: «не ходи, прохожий», ибо, даже и после смерти никто из нас не перестает быть человеком. Коли так, то, что значит для бывшего смертного быть дома? Быть в неосязаемом, в тайном, в невидимом, ведь тоже означает для него быть дома! У мертвого другой язык, другое осмысление действительности ( в чем мы убедились на примере сновидений), которое как раз и включает тех букашек и шум деревьев, ветра, составляющих, между прочим, и вашу жизнь! Что остается у мертвого после смерти? Прах, по сути, кости. Тело истлевает. Как бы там ни было, в костях бывшего смертного остается малая часть его истинного сознания. Вспомни, Ездру. Язык этой капельки сознания соразмерен остатку: когда мертвый заявляет, что он у себя дома, это означает, что сознание его сохраняется не только в том, что у него осталось, но и в окружающем, которое для него тот же дом. А предостережение «не ходи, прохожий, не топчи мой прах», значит, что живой хоть и может уничтожить, попрать кости бывшего смертного, но последний все же обитает не только в них, но и в окружающем. В этом наше отличие – ведь живой только в гостях, или на «языке» бывших смертных в костях, т.е. в теле, как последний его понимает.
Доброе и любимое имя является одной из составляющих вечной памяти: №CLXXII "Те, кого отличают боги, Живут недолго, Но доброе и любимое имя Живет вечно". Очевидно, что в этом свойстве вечности проявляется восточное влияние. Хотя эпитафия и утверждает, что на земле вечны неодушевленно-чувственные вещи, но разве могут они быть вечными, если не относятся к одушевленному лицу: №CLXX "Отец и мать – святые Имена… Как жаль, что наше счастье Слишком зыбко. В моей душе и нежность, и вина. Отцовский взгляд и мамина улыбка". Если неодушевленно-чувственные вещи не принадлежат единичному лицу, то они сродни одиночеству, которое та же смерть: №CCXLVII "Жизнь коротка – память вечна. Почему ты так рано ушел от нас…Почему ты оставил меня одну … Одиночество – это та же смерть". Не осознавая этого при жизни, после смерти человек обретает единичность, отделяется от толпы, по сути, истинно становясь Чудом Единого.
В общем, наше принципиальное несогласие с известной мыслью Фейербаха состоит в том, что он пользуется и владеет уже возделанным и удобренным участком, на котором и природа производит столь же буйно; мы же, бывшие смертные, имеем клочок необработанный, для которого собрали некоторые инструменты и материалы, и вот теперь только приступили к его возделыванию! Но все дело в том, что под рукой у Фейербаха нет инструментов и материалов, которые требуются для первичной обработки – они ему просто не нужны. В таком случае, на своем ухоженном участке он уже не может ни посеять, ни произвести ничего нового, не совершить никакого чудесного для себя открытия. К сожалению, конечно!
Человек – непорочная душа, т.е. непрочная, не крепкая, легко разрушимая: №CXXI "О непорочная душа, ушедшая от нас Столь рано. Тебе на небе вечный дан покой, Нам на земле мучительная рана". В дополнение к этому: когда Гомер говорит о беспорочной душе, то имеет ввиду душу, у которой нет порога прочности, крепости, разрушимости, то есть, вечную. Эта душа – идеал поэта. Отсюда и поступки ее лишены порога прочности. И среди людей встречаются такие беспорочные души. Таков Сцевола, на которого ссылается Августин в «Граде божьем», ибо, неразумно полагаться на бессмертную славу, посреди стана врагов. Муция Сцеволу мы уважаем не за то, что он выиграл или проиграл, но за то, что он выстоял! В этом содержание вечной души.
Вспомни, во всей массе эпитафии ты не встретишь слова «подобие», но "образ" встречается довольно-таки часто. Подобие сберегает могила: №LXXIX "Я тебя растила, Но не сберегла. Пусть теперь могила Сбережет тебя". А что, когда человек умирает, подобие перестает быть образом? Нет. Даже мертвого после смерти называют не просто прахом, но человеком: №CLXXXIII "Здесь погребено тьло Потомственной почетной Гражданки Наталiи Ивановны Сенаторовой. Родилась 14 августа 1851 года. Скончалась 24 iюня въ 10 ч. утра 1915 года. Прохожий, ты идешь, но ляжешь, Какъ и я. Присядь и отдохни на Камнь у меня, сорви былинку И вспомни о судьбь, я дома, А ты в гостяхъ, подумай о себь". Действительно, ничего себе прах, который еще и разговаривает, и знает, что у него на могиле камень стоит, и былинка растет! Но это же, живые на камне пишут эпитафию! Тогда ответь: откуда у живых, пишущих от имени мертвых, это «я дома, а ты в гостях»? Что есть дом для праха? Дом для праха есть, в том числе, весь окружающий мир: №CLIV "Родной души горька утрата, Скорбь пропастью легла в поверженном дому. Секунды кончились. Мир праху твоему". Другими словами, праху достается не только мир, как покой, но и весь окружающий мир - видимый и невидимый. В чем же состоит сверхсмысл, обнаруженный нами в эпитафии? Вспомни, №LXIV "Не ходи прохожий, Не топчи мой прах, Я у себя дома, А ты еще в гостях". Если «не топчи мой прах» и, если я при этом обладаю голосом, способным сказать тебе «не ходи, прохожий», значит, «дом» мой не только там, где я лежу, но и кругом, где я дома. Но, собственно, отчего имею я право требовать от тебя «не топчи мой прах»? От того имею такое право, что я тот же человек, как и ты, ведь и ты в свое время ляжешь, как и я, и тоже будешь требовать: «не ходи, прохожий», ибо, даже и после смерти никто из нас не перестает быть человеком. Коли так, то, что значит для бывшего смертного быть дома? Быть в неосязаемом, в тайном, в невидимом, ведь тоже означает для него быть дома! У мертвого другой язык, другое осмысление действительности ( в чем мы убедились на примере сновидений), которое как раз и включает тех букашек и шум деревьев, ветра, составляющих, между прочим, и вашу жизнь! Что остается у мертвого после смерти? Прах, по сути, кости. Тело истлевает. Как бы там ни было, в костях бывшего смертного остается малая часть его истинного сознания. Вспомни, Ездру. Язык этой капельки сознания соразмерен остатку: когда мертвый заявляет, что он у себя дома, это означает, что сознание его сохраняется не только в том, что у него осталось, но и в окружающем, которое для него тот же дом. А предостережение «не ходи, прохожий, не топчи мой прах», значит, что живой хоть и может уничтожить, попрать кости бывшего смертного, но последний все же обитает не только в них, но и в окружающем. В этом наше отличие – ведь живой только в гостях, или на «языке» бывших смертных в костях, т.е. в теле, как последний его понимает.
Доброе и любимое имя является одной из составляющих вечной памяти: №CLXXII "Те, кого отличают боги, Живут недолго, Но доброе и любимое имя Живет вечно". Очевидно, что в этом свойстве вечности проявляется восточное влияние. Хотя эпитафия и утверждает, что на земле вечны неодушевленно-чувственные вещи, но разве могут они быть вечными, если не относятся к одушевленному лицу: №CLXX "Отец и мать – святые Имена… Как жаль, что наше счастье Слишком зыбко. В моей душе и нежность, и вина. Отцовский взгляд и мамина улыбка". Если неодушевленно-чувственные вещи не принадлежат единичному лицу, то они сродни одиночеству, которое та же смерть: №CCXLVII "Жизнь коротка – память вечна. Почему ты так рано ушел от нас…Почему ты оставил меня одну … Одиночество – это та же смерть". Не осознавая этого при жизни, после смерти человек обретает единичность, отделяется от толпы, по сути, истинно становясь Чудом Единого.
В общем, наше принципиальное несогласие с известной мыслью Фейербаха состоит в том, что он пользуется и владеет уже возделанным и удобренным участком, на котором и природа производит столь же буйно; мы же, бывшие смертные, имеем клочок необработанный, для которого собрали некоторые инструменты и материалы, и вот теперь только приступили к его возделыванию! Но все дело в том, что под рукой у Фейербаха нет инструментов и материалов, которые требуются для первичной обработки – они ему просто не нужны. В таком случае, на своем ухоженном участке он уже не может ни посеять, ни произвести ничего нового, не совершить никакого чудесного для себя открытия. К сожалению, конечно!
Обсуждения Фейербах и эпитафия