Рим

11-го марта 2000-го года Максим Тимохин приехал в Лиссабон к своему старому закадычному другу Ярославу Шмакову. Шмак и Тимоха, так они называли друг друга по-свойски, были знакомы с самого детства. Жили в одном дворе, вместе учились в школе и в университете, долгие годы вместе занимались бизнесом и коммерцией.

Когда же их бизнес, как говорится, накрылся медным тазом, вместе ре-шили уехать за границу. Но так получилось, что Ярослав уехал первым, он уехал 7-го июля 1999-го года, а Максим...

Взаимодействие

Множественность. Единое, как Создатель порождает Мироздание, Космос. Формируемое Тамасом все Сущее, воздействием Ахамкары, становиться объектным и предметным в том числе множеством. Этим все Мироздание проистекает из Единого с увеличением числа носителей разума на каждом последующем плане Бытия. Силой Раджаса объектная множественность Мира взаимодействует между собой, создавая этим процессы существования.

Множественность, это вся объектная материальность сущего и аспект Тамаса...

ДРУГОЕ ДЕТСТВО

Мать с отцом уходят на работу в одно время, всякий раз внушая еще спящему сыну:
— На Волгу не бегай. Утонешь… И не шляйся со всякой шпаной. За трамваи не цепляйся. Каша в одеялку закутанная, тепленькая. А в обед суп разогреешь.
Под это заботливое бормотанье еще слаще спится.
Щелканье запираемой двери и провал в утренний крепкий сон. А потом резкое пробуждение от испуга: «Опоздал! Проспал!»

И в самом деле, солнце уже слепит даже через окно.
Быстрей-быстрей кашу поесть. Впереди...

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

I
1936 год. Средиземноморье. Небольшой островок Сан-Пьетро, примыкающий с юго-западной стороны к Сардинии. Уютный прибрежный городок Карлофорте, спускающийся узкими улочками с гор к морю. Мягкое осеннее Солнце. Запах апельсинов, оливкового масла и рыбы.

Вилла, окруженная высоким каменным забором, утопающая в зелени и цветах. Старинный, времен римской империи, дом. На каменных арочных воротах выбита латинская надпись «Вила Соти». Человек в полотняных штанах защитного цвета и в...

21

Человек, похожий на осунувшегося, изможденного Императора, вошёл в обшитую кожей дверь с табличкой «Главный редактор». В обширном кабинете за столом в груде бумаг сидел мужчина с располневшим лицом Юнкера и возбуждённо говорил по телефону:

– А у нас одна гнусь! На обед завтракать пол-ужина подают, да по четверть калории в подарок от поварихи Калерии! Секретную переписку накапливают, уродцы. И ещё орут: не плюйте в колодцы! Отребье! На одно заикание – три раскаяния, ну, разве так можно...

Спливає краплинами дощу моє життя по запиленому склу долі. Не мрію, не думаю, не чекаю. Барви радості злились у сіру тінь таємниці.

Сірими стали дні і непроглядно темними ночі. Твій образ вдень чужий, а вночі невідомий. Тільки стогін і шепіт, тільки збудження і бажання стати одним цілим.

Лише бажання; не кохання, не пристрасть, а бажання. Таке невідоме і просте, без якого нас не існує. Не існує нашого життя, у якого тепер одне ім`я – ми. Але нас не повинно бути і розривається серце і миттю...

Когда я приезжаю в Киев, мои зеленые глаза становятся еще зеленее, а сзади, в районе копчика, у меня вырастает ма-аленький хвостик. Когда я приезжаю в Одессу, я брожу по ее улицам, зачарованная шумом морского прибоя, а местные мальчики – бродят вокруг меня, зачарованные формами моего тела. Когда я приезжаю в Молдову, мне хочется смеяться и плакать одновременно, а еще – вылепливать из ее густого и жаркого воздуха осязаемые образы моих фантазий.

Когда я приезжаю в Италию, я постепенно перестаю...

Боже мой!
Как все болело!
Каждая жилочка, каждая мышца, косточка… любое движение вызывало невольный стон и скрежет зубовный…

Томарра говорила потом, что это из-за озноба…

Лежал долго…
Дикая боль и слабость не давали двигаться, головы поднять не мог, да и моя спасительница не позволяла.

Позже ругалась на меня, что жить не хотел, что чуть не умер, не помогал им, не боролся… что еле выходили они меня…

Говорила, что пришлось пойти на крайние меры – антибиотики колола (все-таки...

Волтасианец, низенький, сморщенный, розовокожий гуманоид, нервно подрагивал, будто мысль об ар-хеологических раскопках доставляла ему несказанное удовольствие. Он махнул одной из четырех рук, предла-гая мне поспешить.

— Сюда, друг, сюда. Тут могила императора.
— Иду-иду, Долтак, — прохрипел я, сгибаясь под тяжестью рюкзака и лопаты.

Несколько шагов, и я увидел едва возвышающийся круглый холмик.

— Вот она, — указал Долтак. — Я сохранил ее для тебя.

Сунув руку в карман, я достал...

— Но почему не Моцарта? — спросил Хоугланд, с сомнением качнув головой. — Почему не Шуберта, например? В конце концов, если вы хотели воскресить великого музыканта, могли бы перенести сюда Бикса Бейдербека.

— Бейдербек — это джаз, — ответил я. — А меня джаз не интересует. Джаз вообще сейчас никого не ин-тересует, кроме тебя.

— Ты хочешь сказать, что в 2008 году людей все еще интересует Перголези?

— Он интересует меня.

— Моцарт произвел бы на публику большее впечатление. Рано или...