Славянские языки

В этом указе предлагалось день, следующий за 31 декабря 7208 г. от “сотворения мира” считать 1 января 1700 г. от “Рождения Христова”. Тем самым календарная практика России приводилась в соответствие с традицией Западной Европы [ 10, с. 164] .

И опять-таки, об эзотерической стороне дела никто не побеспокоился. Дата 19 дает сумму цифр, равную 20, что не особенно благоприятно для исторических решений. Полная дата 19/12 имеет сумму цифр, равную 13, и вторую сумму цифр опять-таки четную и равную 4. Но сумма цифр года внушает ужас: 7208 имеет первую сумму цифр, равную 17, и вторую сумму цифр, равную “числу смерти”, 8! Но столь же неприятен и 1700-й год, уже первая сумма цифр которого равна 8! Иными словами, любой эзотерик скажет, что жизнь по такому календарю чревата неприятностями.

В другом указе Петра, подписанного днем позже, “О праздновании Нового года”, полагалось, что с 1 января 1700 года начинается новый век, хотя с астрономической точки зрения он должен был начаться только с 1 января 1701 года. Если первый указ показывал невежество царских сановников в оккультизме, что понятно и до некоторой степени простительно, то данный указ о Новом годе показывал их невежество и в области астрономии. В результате получилось, что 8 лет длился 73-й век и 101 год – 18-й век. Видимо, Петр I решил сделать весь век “веком Петра”.

Выше мы видели, что в один и тот же 1918 год произошла реформа и календаря, и орфографии. Русский император Петр I тоже не остановился на реформе календаря, а произвел и реформу российской письменности, хотя с некоторым разрывом во времени, примерно 7 лет спустя.

Орфографическая реформа Петра I.

Вместо кириллицы в 1707-1708 гг. Петр ввел так называемый “гражданский шрифт”, где витиеватые начертания прежнего шрифта сменились простыми и строгими формами. Из русской азбуки было исключено 9 букв: “пси”, “кси”, “омега”, “ижица”, “ферт”, “земля”, имевшие греческое происхождение, оба “юса”, большой и малый, имевшие славянское происхождение и, что для нас очень существенно, “иже”. Тем самым из-за реформы графики прерывалась традиция чтения русских книг, написанных кириллицей, поскольку такое чтение было затруднено для малообразованных людей; кроме того, образовался графический разрыв с греческим алфавитом из-за изъятия ряда букв русской азбуки.

Что же касается эзотерического смысла, то устранение данных букв уносило и их числовые значения, ибо “кси” имело значение 60, “пси” – 700, “омега” – 800, “ижица” – 400, “ферт” – 500, “земля” – 9. Поэтому замена “кси” на сочетание “КС” заменяла 60 на 20+200=220 с суммой цифр 4 вместо 6; замена “пси” на сочетание “ПС”, например, в слове “Психея”, заменяла 700 на 80+200=280 с суммой цифр 12, а затем 3 вместо 7; замена “омеги” на “омикрон” вела к замещению 800 на 70, “ферта” на “тету” – 500 на 9, “земли” на “зело” – 7 на 6, “ижицы” на “иже” – 400 на 8. Здесь уже речь шла о массовом искажении в начертании греческих слов. Так, слово y u c h , “душа”, имевшая сумму цифр 700+400+600+8 =1708 с суммой цифр в 16 и второй суммой в 7 теперь стало выглядеть как “психе” с суммой цифр в 280+8+600+5=888+5=893, со следующей суммой цифр 20 и второй суммой 2. Так что от божественности “души” не осталось и следа. Подобную участь разделили и многие другие греческие слова с замененными буквами.

Напротив, замена “ферта” на “фиту” и “иже” на “и” придала многим греческим обычным словам несвойственную им божественную символику. Короче говоря, петровская реформа орфографии во многом была столь же разрушительной в эзотерическом смысле, как и реформа большевиков. Правда, вскоре ряд букв Петр I восстановил, за исключением “юсов” (не имевших числовых значений), “пси” и “омеги”. Но позже реформаторское дело Петра продолжила Российская Академия наук, вновь исключившая в 1735 г. “кси” и “ижицу”, но теперь уже исключив “зело” вместо “земли”, и почему-то восстановившая в 1758 г. “ижицу”. Так что как и в случае с календарем, проводником реформы без оглядки на эзотерику выступала Академия наук.

Предопределенность большевистской реформы орфографии.

Как видим, реформаторская деятельность большевиков была не только системной, охватывая наряду с областью письменного языка еще и календарь, но и последовательной, опираясь на сходную реформаторскую и разрушительную деятельность Петра I . Так что накануне ХХ века положение в орфографии виделось с точки зрения лингвистики так: “Ко времени Октябрьской революции из букв, ненужных для русской речи, в русском алфавите все еще оставалось 4 буквы - десятиричное “И” (“И” с точкой), “фита”, “ижица” и особенно осложнявшая обучение грамоте буква “ять”. Все эти буквы были окончательно упразднены советской реформой.

Наибольшие споры как до реформы 1917-1918 гг., так и после нее, вызвал вопрос, какое из двух кирилловских “и” следует сохранить в русском алфавите. Сторонники сохранения “И с точкой” (“И десятиричного”) обосновывали свое предложение тремя очень существенными аргументами: во-первых, желательностью приближения русского алфавита к западноевропейским; во-вторых, тем, что замена “И восьмеричного” “И десятиричным” дала бы (вследствие меньшей ширины этой часто встречающейся в русском письме буквы) экономию около 1% площади бумаги при письме и печати; в-третьих, гораздо лучшей различимостью “И с точкой” (“И восьмеричное” слишком похоже по своей форме на другие две русские буквы - “н” и “п”. Несмотря на эти аргументы, победу одержали сторонники “И восьмеричного”, ссылавшиеся на то, что сохранение этой чаще применявшейся буквы приведет к меньшему изменению традиционной графики русского письма. Повлияла здесь также неудача попытки Петра I ввести в русском письме по образцу Западной Европы “И десятиричное” вместо ” И восьмеричного“ ”, – отмечает В.А. Истрин [ 12, с. 151-152] . Это можно понимать как слабое сочувствие “И с точкой”; но, однако, никакой серьезной аргументации в пользу данного знака сам В.А. Истрин не приводит. Так что ситуация в пользу упразднения этого символа Бога вызревала прежде всего в рамках самой Академии наук, и готовый результат только был подкинут революционерам, готовым осуществить любую ломку, которая бы на первый взгляд отражала вековые чаяния простого народа. Т.е. большевики лишь поставили последнюю точку в весьма сложной лингвистической и мировоззренческой проблеме, хотя ее подлинными авторами, как и авторами календарной реформы, явились не они.

Но у нас нет ни малейшего желания обвинять в незнании оккультизма академиков, подлинных творцов науки Нового времени. До сих пор идут горячие споры о существовании тонкого мира, который пока не фиксируется обычными физическими приборами, хотя представляет собой во многом реальность, отражаемую нашими органами чувств (преимущественно опосредованно). Автор этих строк уже имел возможность публично высказываться о существовании подобной реальности [ 13, с. 84-92] , которая мало по малу приковывает внимание ряда профессиональных ученых. Так что незнание оккультизма, его всяческое развенчивание считается большой заслугой не только людей науки наших дней, но так было и два века назад. Поэтому, борясь с обскурантизмом невежества, ученые утеряли многие тайные знания наших предков, и в отсутствие этих ориентиров благополучно сели на мель.

Различия между кириллицей и глаголицей.

Как мы имели возможность видеть, и петровская, и большевистская реформы лишь искажали сакральный смысл начальной русской азбуки, т.е. кириллицы. Неужели она была столь совершенна?

На наш взгляд, несомненно. Ибо кириллица содержала примерно половину букв из греческой азбуки (вторая половина, как мы установили в 1995 г., была добавлена из славянского слогового письма), и только эти буквы имели цифровое значение, в точности соответствующее греческому. Так, например, буква “А” имела значение 1, как и греческая буква “альфа”, но уже буква “Б” цифрового значения не имела, поскольку отсутствовала в современном греческом алфавите, зато буква “В”, соответствовавшая греческой букве “бета”, имела цифровое значение 2, и так далее, в полном соответствии греческому оригиналу. Тем самым, отличаясь своим звуковым значением от греческого алфавита в сторону гораздо более широкого репертуара звуков, соответствовавших славянской речи, и не совпадая в названиях букв, заимствованных от глаголицы, кириллицы была абсолютно тождественна греческому алфавиту в его сакральной, цифровой части. И именно этой азбукой были написаны богослужебные книги всех православных славян с самого их крещения и по сей день. Так что в сакральном плане кириллица ничем не отличалась от греческого алфавита, принятого в православной Византии.

Но и сами греки, разумеется, не были теми оригинальными оккультными мыслителями, которые придумали цифровые значения букв. Кстати, цифровые значения букв были и у римлян, и ими мы пользуемся до сих пор: I =1 (у греков =10), V =5 (у греков =9), X =10 (у греков =600), L =50 (у греков =30), C =100 (у греков =200), D =500 (у греков =4), M =1000 (у греков 40). Как видим, ни одного совпадающего значения, и при этом этими 7-ю буквами римляне передавали значения любого числа. Иными словами, римляне были прагматиками и их буквы были весьма конструктивны для передачи чисел. Напротив, греческие буквы сакральны, ими неудобно оперировать в математических действиях, причем не только при сложении-вычитании или умножении-делении, но даже для выражения готового результата подсчета. Зато они прекрасно подходят для нумерологии.

Как известно, греки ездили обучаться оккультизму в другие страны, и прежде всего в Индию и Египет. Так, по данным Э. Шюре Пифагор 22 года проходил обучение в Египте, в Мемфисе у жреца Солхиза, а Платон, пройдя в Египте посвящение Исиды, хотя и не достиг высшей степени посвящения, но все же поднялся до третьей ступени [ 14, с. 218, 320] . Существовал в Греции и собственный эзотерический центр в Элевсине, где совершались мистерии [ 15] . Тем самым Древняя Греция не была оторвана от центров мировой эзотерической мысли и, перейдя от слогового письма “линейного Б”, существовавшего там в крито-микенский период, к письму буквенному, имела возможность выстроить цифровую систему в соответствии с существовавшими в оккультизме требованиями.

Кроме того, видимо, уже финикийское и арамейское письмо имело цифровую символику. Во всяком случае таковую имеет современное еврейское квадратное письмо, где “алеф” = 1, “бет”=2, “гимел”=3, “далет”=4, “хе”=5, “вау”=6, “зайн”=7, “хет”=8, “тет”=9, “йод”=10, “каф”=20, “ламед”=30, “мем”=40, “нун”=50, “самех”=60, “айн”=70, “фе”=80, “цаде”=90, “коф”=100, “реш”=200, “шин”=300, “тау”=400, “каф конечное”=500, “мем конечное”=600, “нун конечное”=700, “фе конечное”=800, “цаде конечное”=900 [ 4, с.14] . Тем самым грекам осталось только согласовать цифровое значение своих знаков с западносемитскими предалфавитами (точнее, консонантными системами письма).

Можно предположить, что цифровое значение буквенных знаков возникло на еще более раннем уровне развития письменности, в период слогового письма. Поэтому истоки цифровых значений кириллицы скрыты в глубине веков, в тех временах, когда жрецы не столько учили читать и писать, сколько вели числовые подсчеты.

Кстати, о подсчетах. Сам корень слова “ЧИТать” весьма родственен таким словам как “сЧИТать”, “сЧЕТ”, “ЧЁТ”, “неЧЕТ”, “ЧЁТки”. Действительно, если “чётки” являются предметом для счета, то слово “ЧИТать”, вероятно, первоначально как раз и обозначало “считать”, “вести подсчеты”. По словам черноризца Храбра, прежде славяне не имели книг, но чертами и резами “чьтеху и гатааху”, будучи язычниками [ 12, с. 144] . Это означает, что они чертами и резами “вели счет и гадали”. Тем самым, исконным смыслом письменности был как раз сакральный смысл, смысл нумерологический, тогда как наш сегодняшний смысл, т.е. смысл фиксации звуков был тогда вспомогательным. Так что цифровое значение букв доносит до наших дней дыхание седой старины.

Что же касается глаголицы, то ситуация с ее возникновением была иной. Глаголица явилась наследницей слогового письма, где каждая буква строилась как удвоение слогового знака или лигатура из близких знаков; однако слоговое письмо не имело цифрового значения своих знаков, поскольку числа обозначались иным способом; следовательно, и глаголица не имела предшествующего цифрового значения. Это значение появилось позже по образу греческого алфавита, однако в силу неподготовленности изобретателя глаголицы в сакральной области цифровые значения получили все буквы подряд. Поэтому наблюдается расхождения между кириллицей и глаголицей уже в значении второго знака, ибо “буки” в глаголице =2, тогда как в кириллице они не имеют цифрового значения. Затем следуют буквы, имеющие в глаголице значение, на единицу больше, чем в кириллице вплоть до “живете”=7; в кириллице эта буква негреческого происхождения цифрового значения не имеет. Поэтому “зело” уже =8, а не 6, “земля” =9, а не 7, но “и”=10, этот священный знак занимает свое законное место. Затем вместо “како” со значением 20 в глаголице следует “земля”=20, а за ней – мягкая буква “г”, называемая “дервь” и не вошедшая в кириллицу, со значением 30; последующие буквы отличаются от кирилловских значение на 10, 20, 100 или 200. Имеет цифровое значение глаголическая буква “ша”=800; у соответствующей кирилловской буквы этого значения нет, а буква “червь” в глаголице имеет значение 1000, отсутствующее в кириллице вообще, ибо там та же буква тоже имеет максимальное значение, но =900. Короче говоря, хотя основные сакральные буквы, “и” и “фита” в обеих славянских азбуках совпадают, остальные цифровые значения глаголицы на 1 или 2 выше, чем в кириллице, что, разумеется, приводит к сильнейшему искажению числового облика слова. Так что переписывание богослужебных книг глаголицей было тысячу лет назад таким же кощунством, как в наши дни запись их русским гражданским шрифтом.

Большинство современных исследователей склоняются к мысли о том, что Кирилл и Мефодий создали не кириллицу, а были лишь последними редакторами глаголицы, и их заслуги состояли в переводах священных книг с греческого на славянский язык; об этом теперь даже пишут в газетах [ 16, с. 8] . Но поскольку глаголица давала искаженную сакральную “цифирь”, она не могла быть признана теми христианскими епископами, которые были посвящены в этот эзотерический смысл графики. И действительно, истории деятельности Кирилла и Мефодия мы встречаем факты неприятия новых переводов Библии со стороны остального духовенства. Правда, советские исследователи описывали эту ситуацию иначе. Так, у В.А. Истрина мы читаем: “Церкви, где служба велась на латинском языке, пустели, а немецко-католическое духовенство теряло в Моравии влияние и доходы. Поэтому понятна злоба, с которой обрушивалось на братьев это духовенство. Константина и Мефодия обвиняли в ереси, в том, что они нарушают все освященные веками церковные законы, ибо сам Бог избрал только три языка, на которых подобает к нему обращаться. Особенно негодовал зальцбургский архиепископ. Ведь еще Карл Великий пожаловал зальцбургскому епископату права на моравскую церковь, на десятинный сбор по всей Моравии и на треть доходов с моравских земель. А сейчас все это уплывало от могущественного архиепископа из-за дерзостных деяний каких-то византийских священника и монаха!... Беспринципного Иоанна мало интересовал сам Мефодий и дело, за которое тот боролся. Больше того, Иоанн далеко не сочувственно, даже враждебно относился к славянскому богослужению... Богослужение на славянском языке папа Иоанн категорически запретил, а славянскую речь разрешил только для церковных проповедей” [ 12, с. 28 и 39] . Как видим, В.А. Истрин все сводит к чисто меркантильным, материальным интересам, совершенно не затрагивая сакральную сторону дела. Однако его последняя фраза разъясняет всю проблему: папа Иоанн запретил не славянскую речь как таковую (ее он разрешил для проповедей), а лишь ту, которая имела письменный вариант, “божье слово”. По всей видимости, и среди епископов лишь зальцбургский архиепископ был посвящен в сакральную сторону дела. Заметим, что неприятие переводов Кирилла и Мефодия произошло еще до разделения церквей на православную и католическую, когда единая христианская церковь была весьма заинтересована в привлечении в свое лоно новой паствы и, следовательно, терпимо относилась к богослужению на других языках, например, на грузинском, армянском, эфиопском; так что дело, на наш взгляд, заключалось не в языке, а в письменности. А обвинение в ереси, предъявленное вначале священнику, а затем и архиепископу Мефодию, было конечно же чрезвычайным происшествием в церковных кругах. Позже, задним числом, был разработан иной шрифт, по возможности точно копирующий греческий и внешне, и со стороны цифровых значений; он был назван “кириллицей” и уже не вызывал никаких нареканий со стороны духовенства. Тем самым спор “о трех языках” улегся, и более никакие обвинения в ереси против священных книг на славянских языках не выдвигались. За свой подвиг в деле проповеди слова Божьего Кирилл и Мефодий были причислены к лику святых, да не простых святых, а “равноапостольных”. Разумеется, только при условии, что они создали священное письмо, “кириллицу”, а не отредактировали еретическую глаголицу.

Общие выводы.

Первоначально письменность имела главным образом сакральный характер, о чем до сих пор нам напоминают небольшие рунический надписи, находимые в Скандинавии и Германии. Кроме того, слово “иероглифы”, пришедшее к нам из Египта, означает в переводе с греческого “священные глифы”, “священные письмена на камне”. По мере эволюции письменности от иероглифов (изображения в одном знаке целого слова) к слогам и буквам священная сторона все труднее удерживалась в письме, и лишь некоторым алфавитам, в том числе и кириллице, удалось сохранить исконные цифровые значения. Но параллельно происходила и эволюция жрецов. В первоначальном христианстве, по исследованиям Анны Безант, существовали и мистерии (как малые, так и большие), и ритуал посвящения, и линия непрерывной ученической преемственности .

Постепенно все эти сакральные атрибуты были утрачены, и даже не все папы или патриархи, уже не говоря о кардиналах, митрополитах и архиепископах, были в достаточной степени осведомлены об эзотерической, т.е. тайной, не подлежащей оглашению стороне религии. Однако, грубо говоря, до Х века религия обладала монополией на образование, на обучение письму и чтению. Начиная с Х века возникает мощное направление светского, мирского образования, как в виде университетов, так и в качестве средних школ; однако какое-то время начальная его ступень все еще организуется вокруг церковных приходов. Уже к началу Нового времени в Европе образование становится светским от его начала и до конца, так что если сначала церковь утеряла контроль над университетской профессурой, в том числе и над лингвистами, то позже она была отделена и от практического обучения письму и чтению. А наука с каждым веком становилась все более материалистической, письмо рассматривалось все более лишь как инструмент отражения звуковой речи, так что нет ничего удивительного, что когда речь зашла о реформах письменности, и когда обратились не к церкви, а к Академии наук, реформа пошла в чисто материалистическом направлении. Теперь стало совершенно безразличным, составляет ли имя Бога в сумме единицу, “изначальную причину всего”, число 7, “одно из ряда Священных чисел (7, 12, 13, 60), поистине вездесущее, коренное среди “числ предвечных”, символизирующее тайну”, или число 8, число смерти, а также “материального успеха и надежности, доведенной до совершенства” [ 2, с. 15, 63 и 71] . Теперь, у демократов, все числа равны.

Так что и петровская, и большевистская реформа орфографии, как и календаря, явились лишь заключительными этапами секуляризации, обмирщения когда-то священной по самой своей сути письменности, которая из орудия общения человека с Богом и тонким миром превратилась в простое орудие повседневной деятельности людей, в том числе и хозяйственной. Ведь чего еще можно ожидать от надписях на заборах, дверях туалетов и на упаковке обычных товаров?славянские языки