Себялюбие

Вы будете лишь лицемерами, а я не хочу, чтобы мои люди были лицемерами. Так что это немного сложно, но это можно понять.

Прежде всего себялюбие - часть вашей природы. Вы должны воспринять это. И если себялюбие - часть вашей природы, то оно должно служить чему-то очень существенному, иначе его не было бы вовсе.

Вы выжили благодаря себялюбию, благодаря эгоизму, благодаря тому, что заботились о себе. В противном случае человечество давным-давно исчезло бы.

Только подумайте о ребенке, который родился без себялюбия, у которого нет себялюбия. Он не сможет выжить, он умрет - ведь даже дыхание себялюбиво, принятие пищи себялюбиво. Когда миллионы людей голодают, вы едите, когда миллионы людей больны, страдают, умирают, вы здоровы.

Если рождается ребенок, лишенный себялюбия, как неотъемлемой части своей природы, он не выживет. Если к нему подползет змея, зачем бежать от нее? Ваше себялюбие - вот что защищает вас, иначе встреча со змеей неизбежна. Если на вас прыгает лев и убивает вас, то пусть убивает. Это отсутствие себялюбия. Лев голоден, вы обеспечиваете ему пропитание - кто вы, чтобы вмешиваться? Вы не должны защищать себя, вы не должны бороться. Вы должны просто предложить себя на обед льву. Это будет отсутствием себялюбия.

Все эти религии учили противоестественному. И себялюбие - только одна часть из этого.

Я учу вас естественному. Я учу вас быть естественными, абсолютно естественными, бесстыдно естественными.

Да, я учу вас себялюбию. Никто не говорил до меня так. У них не было мужества говорить так. А сами они были себялюбивыми; это изумительная часть всей истории.

Почему джайнский монах мучает себя? Тому есть объяснение. Он хочет достичь мокши и всех удовольствий там. Он не жертвует ничем, он просто торгуется. Он бизнесмен, и его священные книги говорят: "Тебе воздается тысячекратно". И эта жизнь действительно очень мала - семьдесят лет совсем немного. Если вы жертвуете удовольствиями в течение семи-десяти лет ради вечных удовольствий, то это хорошая сделка. Я не думаю, что это отсутствие себялюбия.

А почему эти религии учили вас служить человечеству? Какое объяснение? В чем цель? Что вы собираетесь выиграть от этого? Вы, может быть, никогда не задавались таким вопросом. Это не служение...

Я очень любил древнюю китайскую историю. Человек упал в колодец. То было время большого праздника и большого стечения народа, и было так много шума, люди радовались, танцевали, пели, вокруг творилось все в этом роде, поэтому никто не услышал, как он упал. А в те времена колодцы в Китае не защищались стенкой, окружавшей их, высотой хотя бы метр или полтора, чтобы никто не падал в них. Они не имели никакой преграды, просто стояли открытыми. В темно-те можно было упасть, не подозревая, что здесь колодец. Этот человек начал кричать: "На помощь!"

Мимо проходит буддийский монах. Конечно, буддийский монах не интересуется праздником, не предполагается, что интересуется, я не знаю, что он делал там. То, что он оказался там, означает некоторое подсознательное побуждение посмотреть, что происходит, как люди радуются: "И все эти люди попадут в ад, а я единственный здесь, кто попадет на табеса". Он проходит мимо колодца и слышит этого человека. Он смотрит вниз. Человек говорит: "Хорошо, что вы услышали меня. Все так заняты, и здесь так шумно, что я испугался, что умру здесь".

Буддийский монах сказал: "Вы умираете из-за злых дел в вашей прошлой жизни. Теперь вы получаете наказание. Примите его и покончите с этим! Так хорошо. В новую жизнь вы войдете очищенным, и не нужно будет снова падать в колодец".

Человек сказал: "В этот момент мне не нужна никакая мудрость и никакая философия..." Но монах ушел.

Останавливается старый даос. Он испытывает жажду и смотрит в колодец. Человек все еще зовет на помощь. Даос говорит: "Это не по-мужски. Нужно принимать все, как оно идет, так говорил великий Лао-цзы. Поэтому принимайте это! Радуйтесь! Вы кричите, как женщина. Будьте мужчиной!"

Человек сказал: "Я готов называться женщиной, но сначала, пожалуйста, спасите меня! Я не мужественный. И вы можете сказать мне после все, что хотите сказать, - сначала вытащите меня".

Но даос сказал: "Мы никогда не вмешиваемся в дела других. Мы верим в личность и ее свободу. Это ваша свобода - упасть в колодец, это ваша свобода - умереть в колодце. Все, что я могу сделать, это предложить вам: вы можете умереть, плача и рыдая, - это глупо, - или вы можете умереть, как мудрый человек. Примите это, радуйтесь этому, пойте песню и умирайте. Так или иначе, все умирают, поэтому какой смысл спасать вас? Я умру, все умрут - может быть, завтра, может быть, послезавтра, - поэтому какой смысл беспокоиться о вашем спасении?" И он уходит.

Приходит конфуцианец, и у человека появляется некоторая надежда, поскольку конфуцианец более мирской, более земной человек. Он говорит: "Это моя большая удача, что пришли вы, конфуцианский ученый. Я знаю вас, я слышал о вас. Теперь сделайте что-нибудь для меня, ведь Конфуций говорит: "Помогайте другим"". Помня отклик буддиста и даоса, человек подумал: "Чтобы убедить людей спасти меня, лучше говорить о философии". Он сказал: "Конфуций говорит: "Помогайте другим"".

Конфуцианский монах сказал: "Вы правы. И я помогу. Я пойду из одного города в другой, я буду стараться и протестовать, и я заставлю правительство построить защитные стенки вокруг каждого колодца в стране. Не бойтесь".

Человек сказал: "Но к тому времени, когда эти защитные стенки будут сделаны и ваша революция победит, я уйду".

Конфуцианец сказал: "Вы не имеете значения, я не имею значения, индивидуумы не имеют значения - значение имеет общество. Упав в колодец, вы подняли очень важный вопрос. Теперь мы будем бороться за это. Вы будьте спокойны. Мы проследим за тем, чтобы каждый колодец имел вокруг себя защитную стенку, чтобы никто не смог упасть в него. Просто спасая вас, что спасешь? По всей стране миллионы колодцев, и миллионы людей могут упасть в них. Поэтому не будьте таким себялюбивым. Поднимитесь выше себялюбия. Я буду служить человечеству".

"Вы послужили, упав в колодец. Я буду служить, заставляя правительство сделать защитные стенки". И он уходит. Но он делает существенное замечание: "Вы очень себялюбивы. Вы просто хотите спастись и напрасно потратить мое время, которое я могу использовать ради всего человечества".

Как вы думаете, существует ли где-нибудь что-то вроде "человечества", существует ли где-нибудь что-то вроде "общества"? Все это просто слова. Существуют только индивидуумы.

Четвертый человек - христианский священник, миссионер, тащивший с собой мешок. Он немедленно открывает мешок, достает веревку, бросает веревку... до того, как человек сказал что-либо, он бросает веревку в колодец. Человек удивлен.. Он говорит: "Похоже, ваша религия самая истинная".

Тот говорит: "Конечно. Мы готовы ко всяким неожиданностям. Зная, что люди могут падать в колодцы, я ношу с собой эту веревку, чтобы спасать их, поскольку, только спасая их, я могу спасти себя. Но запомните, я слышал, что говорил конфуцианец: не делайте защитных стенок вокруг колодцев, иначе как мы будем служить человечеству? Как мы будем вытягивать людей, упавших в колодец? Сначала они должны упасть, потом мы будем вытаскивать их. Мы существуем ради служения, но должен существовать повод к тому. Без повода как мы можем служить?"

Все эти религии, говоря о служении, определенно заинтересованы, чтобы человечество оставалось бедным, чтобы людям нужно было это служение, чтобы были сироты и вдовы, нищие, чтобы старики нуждались в уходе. Такие люди необходимы, абсолютно необходимы. В противном случае, что же случится с этими великими служителями человечеству? Что случится со всеми этими религиями и их учениями? И как тогда входить в царство Божье? Такие люди должны служить в качестве лестницы.

Вы называете это отсутствием себялюбия? Что, этот миссионер не себялюбив? Он спасает этого человека не ради него; он спасает его ради самого себя. Глубоко внутри все еще есть себялюбие, но теперь оно прикрыто красивыми словами: служение, бескорыстие.

Но откуда эта потребность в каком бы то ни было служении? Почему должна быть какая-то потребность? Разве мы не можем устранить все поводы для служения? Мы можем, но тогда религии очень разгневаются. Будет разрушен весь их фундамент - весь их бизнес, - если не будет бедных, не будет голодных, не будет страдающих, не будет больных. И наука может сделать это. Сегодня это абсолютно в наших руках. Это случилось бы давным-давно, если бы религии не останавлива-ли каждого, кто собирался внести свой вклад в знания, устраняющие все поводы для служения.

Но эти религии были против всякого научного прогресса - и они говорят о служении. Им нужны эти люди.

Их потребность - это не отсутствие себялюбия; это предельное себялюбие. Эта потребность имеет объяснение. Есть цель для достижения.

Поэтому я говорю моим санньясинам: служение - это грязное слово. Никогда не используйте его. Да, вы можете соучаствовать, но никогда не унижайте человека служением ему. Это унижение.

Когда вы служите кому-то и чувствуете великое... вы низводите другого до положения презренного человека, недочеловека. А вы такой превосходный, вы пожертвовали своими собственными интересами и служите бедным. Вы просто унижаете их.

Если у вас есть что-то, что дает вам радость, покой, восторг, делитесь этим.

И помните, когда вы делитесь, нет объяснения, нет мотива. Я не говорю, что благодаря такому делению вы попадете на небеса. Я не ставлю вам никакой цели.

Я говорю вам, благодаря разделению вы будете удовлет-ворены. В самом этом разделении есть удовлетворение, за ним нет иной цели; оно не ориентировано на какую-либо цель. Оно имеет целью самое себя.

И вы будете чувствовать себя обязанными человеку, готовому разделять с вами. Вы не будете чувствовать, что он обязан вам, - вы ведь не служили ему. И только люди, верящие в разделение, в соучастие, а не в служение, могут разрушить все эти поводы к служению, все эти безобразные поводы, опутывающие землю. Все религии эксплуатировали эти поводы. Но они давали красивые названия... Они стали очень искусными, тысячелетиями давая красивые названия безобразным вещам. А когда вы даете красивые названия безобразным вещам, очень вероятно, что вы сами забудете о том, что это лишь прикрытие. Внутри, в реальности, все остается тем же самым.

Я вспоминаю... Я остановился в Калькутте в доме очень богатой женщины. Она была вдовой, молодой вдовой. У нее был ребенок; ее муж умер несколько лет назад. И она чрезвычайно заинтересовалась образом моих мыслей. Мы завтракали, и я увидел фотографию, висящую на стене. Я узнал человека. Я спросил женщину: "Это фотография Свами Дивьянанда Сарасвати?"

Она сказала: "Да".

Я сказал: "Это странно. Невозможно одновременно интересоваться мной и этим человеком. Я знаю его. Он принадлежит весьма шовинистической индуистской группе Арья Самадж, очень фанатичной". Его религия исходит из того, что она - единственная истинная религия, все остальные не истинные, и что Веды написаны Богом и их существование не может быть исчислено годами... десять тысяч, двадцать тысяч, сто тысяч... нет. Они были созданы одновременно с созданием всего сущего. Как мог Бог создавать мир, не дав этих руководств? Конечно, это представляется логичным. И Вед достаточно. Никакие другие книги не нужны.

Есть четыре Веды - настолько детские, настолько глупые и настолько полные всякого хлама и чепухи, что Бог был, должно быть, не в своем уме, если он создавал такого рода книги.

Ну, я встречался с этим человеком, и мы немедленно стали врагами навсегда, поскольку я сказал: "Все это чепуха - то, что, как вы думаете. Бог создал их. А если это создал Бог, то ваш Бог нуждается в психиатрическом лечении".

В Ведах говорится, что Бог создал женщину. Конечно, он отец: он создал женщину, он отец... и он влюбился до безумия. Он начал гоняться за этой женщиной. Женщина испугалась того, что ее изнасилует ее собственный отец, поэтому она стала прятаться. Так и произошло творение. Она стала коровой, - но Бога не обманешь, он стал быком. Так произошли все животные: женщина постоянно изменялась, так же изменялся и Бог. Вот так начало свое существование все сущее. Бог все еще преследует женщину в миллионах форм. Но сама идея отца, который создал... Он насильник, обыкновенный насильник, вечный насильник - он все еще продолжает преследовать. И вы называете это книгой, созданной Богом?

Поэтому я спросил у женщины: "Если вы интересуетесь мной, то как это может быть, что вы интересуетесь и этим маньяком".

Она сказала: "Я совсем им не интересуюсь. Вы правы... Это мой муж интересовался им. Он повесил эту фотографию здесь, теперь он умер, и из уважения к нему я не снимаю этой фотографии. Ноя никогда не смотрю на нее. И я всегда радуюсь тому, что мой сын сделал с ним".

Я спросил: "Что же ваш сын сделал с ним?"

Она сказала: "Он, бывало, приходил сюда и оставался с нами". У них был прекрасный гостиный зал, человек на пятьсот, по крайней мере, так что они иногда проводили лекции в своем доме.

Однажды.... в то время ребенку было, должно быть, не более пяти или шести лет. Женщина, конечно, сидела впереди, ребенок сидел впереди, они были хозяевами, муж сидел впереди. И посреди беседы Свами Дивьянанды ребенок сказал громко: "Я хочу писать".

И это прямо перед Свами Дивьянандой, весь зал рассмеялся. На самом деле все хотели того же. Лекция была такая, что она вызывала стремление, желание отправиться в туалет. А поскольку все рассмеялись, Дивьянанда очень разгневался. Этим так называемым религиозным людям присуща такая ярость, такой гнев.

Он подозвал женщину к себе поближе и сказал: "Это нехорошо. Вам следует научить своего сына".

Она спросила: "Как я могу научить его?"

Он сказал: "Вы можете сделать простую вещь. Вы можете сказать ему, что всякий раз, когда он захочет пойти пописать, пусть он просто скажет: "Мама, я хочу пойти попеть. Я хочу петь". Замените слово "писать" на слово "петь". Никто не поймет, только вы будете понимать этот условный язык".

И мать сказала: "Ладно".

Спустя шесть или семь месяцев он снова вернулся в Калькутту, остановился там, а мать вынуждена была уехать, поскольку один из ее очень близких родственников был при смерти и она хотела видеть его и быть с ним. Поэтому она сказала Свами: "Я уезжаю. Моего мужа нет дома, он всегда приходит поздно, а я не хочу брать ребенка с собой. Человек умирает, может быть, еще есть час или два, и я не хочу, чтобы малыш видел агонию смерти. А один он не уснет, он никогда не спит один. Поэтому будьте так добры, позвольте ему спать с вами "а вашей кровати?"

Свами сказал: "Нет проблем. Он может спать со мной на моей кровати. А когда вы вернетесь, вы сможете забрать его в свою кровать".

Так и договорились. Посреди ночи ребенок разбудил Свами и сказал: "Свамиджи, я хочу петь".

Свами сказал: "Разве время петь посреди ночи? Ты идиот, спи. Не беспокой меня".

Бедный мальчик от страха закрыл глаза, но он хотел петь. Как долго мог он терпеть? Поэтому он снова потряс Свами; тот снова храпел. Он проснулся: "Ну что теперь?"

Мальчик сказал: "То же. Невозможно, я больше не могу держаться; я должен петь".

Он сказал: "Но что подумают люди по соседству... посреди ночи? И что за песня? Я устал, пробыл в пути целый день, разговаривал с людьми и теперь должен слушать твое пение? Ты не можешь подождать? Я могу послушать утром".

Мальчик сказал: "Нет, я не могу ждать".

Свами сказал: "Будь немного более терпеливым. Можно подождать, нет проблем. Пение не такая вещь, ради которой ты не можешь подождать".

Мальчик вынужден был слушать его, потому что он громко кричал. И он был один - отца не было, матери не было. И этот человек говорит, что такое можно контролировать, что можно потерпеть.

Он сказал: "Хорошо, я постараюсь". Он закрыл глаза, но через несколько минут... Свами снова захрапел. Он разбудил его. Он сказал: "Теперь, останавливаете вы меня или нет, нужно петь, прямо здесь, в кровати".

Свами сказал: "Тогда сделай одно дело - просто шепчи мне на ухо, чтобы никто не слышал. Ты, чертенок, просто шепчи мне на ухо".

Мальчик сказал: "Вы на самом деле имеете это в виду?"

Он сказал: "Да, я имею в виду это. Пошепчи и после засыпай и дай спать мне. И чтобы больше не было этих дел с пением посреди ночи - только утром". Так что мальчик пошептал ему на ухо - было поздно что-либо сделать. Только тогда он вспомнил, что означает "петь" и почему мальчик не мог контролировать себя. Он сделал это своими собственными руками. Он изменил реальность на фальшь, на ложное слово. И сам забыл об этом.

Все эти религии дали хорошие названия, красивые названия безобразным реалиям.

Зачем служить бедным, когда бедность может быть уничтожена?

Ни одна религия не говорит: "Уничтожьте бедность". Они в глубоком заговоре со своими неотъемлемыми интересами. Они не предлагают уничтожить бедность. Они не предлагают никаких мер к тому, как уничтожить бедность, остановить ее. Но служат бедным, служат вдовам.

Они не говорят: "Зачем заставлять женщину оставаться вдовой?" Такое простое явление... В Индии мужчине разрешается жениться столько раз, сколько он хочет. На самом деле, когда жена умирает и ее тело сжигается на погребальном костре, люди уже начинают говорить о женитьбе, как организовать женитьбу этому мужчине. Так мерзко, так негуманно: тело жены еще не сгорело полностью... Но, сидя там, вокруг, чем еще заняться? Они должны о чем-то говорить, а эта тема самая горячая. Теперь этому мужчине нужна женщина, и они предлагают, где будет лучше жениться, какая женщина подойдет ему - и чтобы не вдова.

Никто не хочет жениться на вдове. Она использованная женщина. Женщина - это вещь, использованная кем-то другим, - как можно пользоваться ею? Мужчина не используется, он всегда остается свежим, чистым. Он может жениться повторно. В Индии тысячи лет женщина так сильно страдала оттого, что она должна была оставаться вдовой. Миллионы вдов... Они не могут носить никакой другой цвет, кроме белого. Они должны брить свои головы. Они не могут исполь-зовать орнамент. Всеми возможными способами им дается понять, что они должны жить жизнью почти мертвеца.

Они не могут пойти в общество, как другие женщины, - особенно это относится к праздникам, - они не могут присутствовать на свадьбах, поскольку само их присутствие, сама их тень - бедствие. И про вдову говорят, что она съела своего мужа. Муж умер из-за ее ненависти. Он бы жил, если бы не женился на ней. Она ответственна за его смерть. Всю жизнь несет она этот груз и вынуждена оставаться во всех отношениях безобразной.

Служите вдовам. В Индии есть институты специально для вдов, поскольку дома они не равны даже слугам- Они делают всю работу, работают целыми днями. Но лишены всякого уважения; без оплаты, без уважения - и постоянное обвинение, что из-за нее умер чей-то сын, чей-то брат... все против этой женщины. И она должна прятаться, как тень. Она не должна появляться, когда приходят гости. Она живет, как приведение.

Поэтому религии открывают институты - в этом видят служение вдовам. Но почему на первом месте вдовы? Простая логика заключается в том, чтобы издать закон, запрещающий мужчине, желающему жениться второй раз, жениться на девственнице, - он должен жениться на вдове, все просто. И проблема исчезает. Вместо того, чтобы способствовать исчезновению проблемы, ей помогают существовать.

То же самое происходит и на Западе, только несколько иным путем, в другом направлении. Медицинская наука там развилась до такой степени, что ученые говорят об отсутствии внутренней необходимости в смерти человеческого тела, по крайней мере, в течение трехсот лет. И это очень осторожная оценка - триста лет. Они говорят, что на протяжении трехсот лет не возникает внутренней необходимости в смерти человеческого тела. В течение трехсот лет каждый может жить полностью... молодым.

Если можно будет жить триста лет, представляете ли вы, какие будут последствия? Только подумайте - Альберт Эй-нштейн, живущий триста лет. Какое благословение не удалось ему пролить на человечество! Такой ум! В возрасте двадцати шести лет он был способен представить теорию относительности, преобразовавшую всю науку, ее образ. Только подумайте: если бы он был способен жить триста лет, благодаря ему все, кажущееся невозможным, было бы возможным. И я привел только один пример.