Сокровенное христианство

Теперь нам необходимо решить вопрос: находится ли Христианство вне круга этих религий и верно ли, что оно одно не имеет Гнозиса и дает миру лишь простую веру, а не глубокое знание. Если бы это было так, мы имели бы перед собой грустный и достойный сожаления факт, доказывающий, что Христианство предназначено лишь для невежественных людей, а не для всех, не для представителей всех ступеней развития. Но что это не так, возможно доказать с полной несомненностью. В таком доказательстве Христианство нашего времени чрезвычайно нуждается, так как все, что есть лучшего в нем, самый цвет Христианства, гибнет от недостатка духовного знания. Если бы эзотерическое учение было восстановлено и привлекло к себе внимание серьезных исследователей, тогда не замедлило бы и восстановление оккультного знания. Посвященные в Малые Мистерии сделались бы кандидатами для Великих Мистерий, а с восстановлением знания вернулся бы и авторитет сокровенного учения. И воистину, нужда в этом слишком велика. Посмотрите кругом и вы увидите, что запад страдает от последствий утерянной духовности; утратив свои мистические и эзотерические учения, Христианство утратило вместе с тем свою власть над множеством образованных людей, и если мы замечаем в последнее время некоторое оживление религиозного сознания, то этим мы обязаны частичному возрождению древних мистических учений.

Совершенно очевидно для всех, изучавших настроения второй половины истекшего столетия, что многие вдумчивые и нравственно развитые люди ушли из церкви потому, что ее учения противоречили их разуму и не удовлетворяли их нравственного чувства. Невозможно допустить, чтобы вся широко распространившаяся волна безверия возникла только от недостатка нравственности или из-за всеобщей извращенности современных людей. Каждый, внимательно изучавший это явление, согласится, что люди с сильным умом были отторгнуты от Христианства, с одной стороны ­первобытностью религиозных идей, предлагаемых церковью, с другой ­теми противоречиями, которыми изобилуют авторитетные писания и такими взглядами на Бога, человека и вселенную, которые не приемлемы для развитого интеллекта. Точно так же нельзя объяснить и нравственным падением это возмущение против церковных догматов. Возмутившиеся не были людьми недостойными своей религии: наоборот, религия не была достаточно высока для них. Возмущение против ходячего Христианства было вызвано ростом совести; и совесть, и интеллект одинаково восстали против учений, унизительных как для Бога, так и для человека, представляющих Бога тираном, а человека — по самой своей природе ­злым и могущим спастись только путем рабской покорности.

Отпадение многих образованных людей от церкви объясняется постепенным понижением Христианства до уровня такой простоты, которая сделала его учения доступными для наиболее неразвитых людей. Протестантские богословы утверждали во всеуслышание, что не должно быть никаких учений, которые не были бы понятны для каждого человека, что главное достоинство Евангелия в его простоте, благодаря которой и ребенок, и человек, не получивший никакого образования, в состоянии понимать и применять его истины в жизни. Это верно, если под этим подразумевать, что существуют религиозные истины, доступные для всех и что несовершенна та религия, которая оставляет самых неразвитых и самых темных людей вне сферы своего возвышающего влияния.

Но в высшей степени ложно, если этим хотят сказать, что религия не имеет никаких истин, которые были бы недоступны для необразованных и темных людей, что она настолько бедна и ограничена, что не может научить ничему, превышающему уровень понятий и нравственности самого неразвитого и темного человека. Если таков смысл этого утверждения, то оно и пагубно, и ложно; ибо по мере того, как подобный взгляд распространяется с церковных кафедр, многие благородные люди оставляют церковь, хотя их сердце обливается кровью, потому что нелегко разрывать нити, которые связывают человеческое сердце с верою его юности; эти люди покидают церковь, а люди невежественные и лицемерные остаются в ней. Покидая церковь, неудовлетворенные впадают в состояние пассивного безверия, или — если они молоды и полны энтузиазма ­становятся активными врагами церкви, предпочитая открытое отпадение постепенному отравлению ума и совести по велению авторитета, в котором они не могут признать ничего божественного. Рассматривая духовные потребности нашего времени с этой точки зрения, мы увидим, что вопрос о сокровенной стороне Христианства получает жизненную важность. Должно ли Христианство жить как религии Запада? Будет ли продолжаться и в грядущем веке его важная роль как силы, формирующей мысль развивающихся западных народов? Если оно хочет жить, ему необходимо вернуть те знания, которые оно утеряло и возобновить свои мистические и оккультные учения; оно снова должно выступить как авторитетный учитель духовных истин, во всеоружии единственно ценного авторитета ­авторитета знания.

Если это случится, влияние таких учений скажется благодетельным образом на расширении и углублении религиозного сознания; догматы, которые кажутся не более как шелухой или, еще хуже, путами, сковывающими свободную мысль, снова появятся в своем истинном виде, в виде частичного выражения основных реальностей. Прежде всего, Эзотерическое Христианство появится вновь в "Святилище" Храма, чтобы каждый, способный воспринять его, мог следовать за его обнародованными учениями; а затем оккультное Христианство снова сойдет в Adytum, чтобы пребывать позади завесы, охраняющей "Святая Святых", вход в которую открыт только для Посвященных. Тогда оккультное знание будет снова доступно для тех, кто — согласно древним правилам — приготовит себя к его восприятию, кто захочет пойти навстречу древним требованиям, которые ставились всем желающим познать реальность духовных вещей. Обратимся снова к истории и посмотрим, было ли христианство исключением, не имеющим никакого тайного учения, или же оно, как и все остальные религии, обладало этим скрытым сокровищем. Этот вопрос требует доказательств, а не теорий, и он должен быть решен на основании существующих документов, а не просто ipse dixit современных христиан. В действительности как Новый Завет, так и свидетельства древней Церкви одинаково утверждают, что последняя обладала такими учениями. Из этих свидетельств мы узнаем о существовании Мистерий, называемых Мистериями Иисуса или Мистериями Царства, об условиях, налагавшихся на ищущих посвящения, а также нечто об общем характере дававшихся учений, и некоторые другие подробности. Есть места в "Новом Завете", которые остались бы совершенно непонятными, если бы на них не бросали света вполне определенные утверждения Отцов и Епископов Церкви, благодаря которым они становятся ясными и вразумительными. Было бы непонятно, имея в виду характер религиозной мысли, влиявшей в ранние дни христианства, если бы таких свидетельств не оказалось. Тесно связанное с еврейскими, персидскими и греческими верованиями, с налетом более древних верований Индии и глубоко окрашенное сирийской и египетской мыслью, христианство — эта позднейшая ветвь общего религиозного ствола — не могла не представить собой нового подтверждения древних преданий и не могла не передать в распоряжение западных народов всю полноту драгоценного древнего учения. "Вера, переданная некогда святым", была бы лишена своей главной ценности, если бы при передаче ее Западу из нее была изъята ее лучшая жемчужина — ее сокровенное учение. Прежде всего рассмотрим свидетельство "Нового Завета". Для нашей цели вполне возможно оставить в стороне все спорные вопросы, касающиеся различия в передаче текстов авторитетными авторами; эти вопросы могут быть разрешены только учеными специалистами.

Научный Критицизм имеет многое сказать относительно древности манускриптов, подлинности документов и т. д. Но мы можем принять Канонические Писания, как раскрывающие воззрения Церкви первых веков на поучения Христа и Его непосредственных последователей, и посмотреть, что они говорят о существовании тайного учения, сообщаемого лишь немногим. Отметив сперва слова, влагаемые в уста самого Христа и признаваемые Церковью за высший авторитет, заглянем в писания великого апостола Св. Павла; затем рассмотрим показания тех, которые, унаследовав апостольское предание, руководили церковью в течение первых веков по Р. Х. Путем этого непрерывного ряда преданий и письменных свидетельств может быть вполне установлено, что Христианство также имело свое сокровенное учение. Мы увидим далее, что Малые Мистерии мистического толкования оставили свои следы через все века вплоть до начала XIX столетия и, хотя после исчезновения Мистерий, не было Мистических Школ, приготовлявших к Посвящению, тем не менее великие мистики собственными настойчивыми усилиями ­возможно, что при помощи невидимых Учителей — достигали от времени до времени экстатического просветления. Слова самого Учителя ясны и определенны, и они были, как увидим ниже, приведены Оригеном, как относящиеся к тайному учению, сохранившемуся в Церкви. "Когда же Он остался без народа, окружающие Его, вместе с двенадцатью, спросили Его о притче. И сказал им: `Вам дано знать тайны Царства Божия, а тем внешним все бывает в притчах'". И дальше: "Таковыми многими притчами проповедовал им слово, сколько они могли слышать; без притчи же не говорил им, а ученикам наедине разъяснял все"*1.

Заметьте эти полные значения слова: "Когда же остался без народа" и выражение "а тем внешним". То же самое и в изложении Ап. Матфея: "Тогда Иисус, отпустив народ, вошел в дом. И приступивши к Нему, ученики Его сказали: изъясни нам притчу о плевелах в поле"*2. Предполагалось, что эти наставления, "данные в доме", объяснявшие сокровенное значение Его учения, были передаваемы непосредственно от учителя к ученику. Следует отметить, что Евангелие дает аллегорическое мистическое объяснение, которое мы называем "Малыми Мистериями", более же глубокое значение, как было сказано, давалось только Посвященным. И еще. Иисус даже своим Апостолам говорит: "Еще много имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить"*3. Это "многое" было, вероятно, сообщено после Его смерти, когда ученики видели Его "говорящим о Царствии Божием"*4. Всенародно сообщения эти совсем не давались, но кто поверит, чтобы они были забыты, а не передавались и далее, как бесценное сокровище? В Церкви сохранялось предание, что Христос посещал Своих Апостолов в течение продолжительного времени после своей смерти с целью дать им наставления; в известном трактате гностиков "Pistis Sophia" мы читаем: "Случилось, что когда Иисус восстал из мертвых, он провел одиннадцать лет, говоря со Своими учениками и поучая их". Затем есть изречение, которое многие желали бы смягчить и объяснить иначе: "не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями"*6. Это правило имело и общее применение, но Церковь первых веков относила его, несомненно, к тайным поучениям.

Необходимо при этом прибавить, что слова эти в древнее время не звучали так грубо, как они звучат теперь; ибо слова "псы", равно как "чернь", "нечестивый" применялись к не принадлежащим к данному кругу, все равно будь это целое общество, или ассоциация, или народ, как это было у Евреев относительно всех язычников*7. Слова эти употреблялись также и для обозначения тех, кто был вне круга Посвященных, и мы видим, что их произносили именно в этом смысле в древней Церкви; те, которые не были допущены к Мистериям, рассматривались как находящиеся вне "Царства Божия" или "духовного Израиля", прозвище, применявшееся в том же смысле.

Кроме слов "Мистерия" или "Таинства" употреблялись и другие названия для обозначения священного круга Посвященных или связанных с Посвящением: "Царство", "Царствие Божие", "Царство Небесное", "Тесный Путь", "Узкие Врата", "Совершенный", "Спасенный", "Вечная Жизнь", "Жизнь", "Второе Рождение", "Один из малых сих", "Малое Дитя". Значение этих слов становится ясным по тому смыслу, в каком они употреблялись в ранних Христианских Писаниях, а также в некоторых случаях и вне пределов Христианства. Так, термин "Совершенный" употреблялся Ессеями, имевшими в своих общинах три степени: Неофитов, Братьев и Совершенных. "Совершенными" были Посвященные и слово это употреблялось в древних писаниях по большей части именно в этом смысле. "Малое Дитя" было обычное имя только что посвященного, только что принявшего "второе рождение". Когда мы узнаем условный смысл этих слов, многие темные и казавшиеся жесткими места становятся понятными. "Некто сказал Ему: Господи! Неужели мало спасающихся? Он же сказал им: "подвизайтесь войти сквозь тесные врата, ибо сказываю вам, многие поищут войти и не возмогут"*8. Если эти слова принять в обыкновенном протестантском смысле — спасения от вечного адского пламени, — то изречение это было бы невероятно по своей жестокости. Нельзя допустить, чтобы Спаситель мира мог утверждать, что многие будут стараться избежать ада и войти в небеса, но это не удастся им. Если же слова эти отнести к "тесным вратам" посвящения и к избавлению от нового рождения, то они окажутся верными и естественными. И опять: "Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их"*9 . Следующее ­непосредственно за этими словами — предостережение против ложных пророков, учителей и темных Мистерий в высшей степени подводит к этому скрытому смыслу. Ни один исследователь не может не заметить тот же оттенок этих слов в других писаниях. "Древний узкий путь" знаком всем: эта стезя, "трудная для ступания по ней, как острое лезвие бритвы"*10.

Хождение "от смерти к смерти" тех, которые следуют по усеянному цветами пути желаний, которые не знают Бога, ибо только те люди становятся бессмертны и избегнут разверстой пасти смерти, вечно возобновляющейся погибели, которые отрешились от всех желаний*11. Намек на смерть относится, несомненно, к повторным рождениям души в грубо материальном существовании, которое всегда рассматривалось как "смерть" по сравнению с "жизнью" высших и более духовных миров. "Тесные Врата" были вратами Посвящения и через них посвящаемый входил в "Царствие". Но всегда было и всегда будет, что только немногие могут войти в эти врата, тогда как мириады, "великое множество людей", которого никто не мог перечесть*12, входят в блаженство небесного мира. Другой Великий Учитель за три тысячи лет до Христа говорит:

"Среди тысячи людей едва ли один стремится к совершенству; среди успешно стремящихся едва ли один знает Мою сущность"*13. Ибо Посвященных всегда было немного: это цвет человечества; но это обстоятельство не скрывает в себе никакой угрозы для большинства человеческой расы. "Спасенным" по учению Прокла является тот, кто избежит круга рождений, к которому привязано все человечество. В связи с этим мы можем напомнить историю о богатом юноше, который пришел к Иисусу и, обращаясь к Нему, как к "Благому Учителю", спросил: как ему приобрести вечную жизнь, иными словами, как освободиться от новых рождений путем познания Бога*14. Первым ответом Христа было напоминание о религиозном правиле: "Исполняй заповеди". Но когда юноша ответил: "Все это сохранял я от юности моей", тогда этой душе, свободной от сознания какой-либо вины, был дан ответ истинного Учителя: "Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мной"*15. "Если хочешь быть совершенным", быть "членом Царствия", тогда необходимо избрать нищету и послушание. И затем Своим собственным ученикам Иисус объяснил, что богатому трудно войти в Царство Небесное; удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши... "Человекам это невозможно, Богу же все возможно"*16. Только Бог в человеке может перейти эту преграду. Этот текст объясняли различным образом, так как невозможно принять его в том прямом смысле, что богатый человек не может достигнуть блаженства после смерти. Посмертного блаженства богатый может достигнуть с таким же успехом, как и бедный, и все действия христиан ясно показывают, что они ни на минуту не верят, чтобы богатые рисковали своим блаженством после смерти. Но если принять истинное значение "Царства Небесного", этот текст будет выражать простой и понятный факт. Ибо то познание Бога, которое и есть "Жизнь вечная"*17, не может быть приобретено, пока все земное не будет отдано; не может быть достигнуто, пока все не будет принесено в жертву. Человек должен отказаться не только от земного богатства, которое отныне может проходить через его руки только как управителя, но он должен отказаться также и от своего внутреннего богатства, насколько он считает его своим, а не принадлежащим всему миру. Пока он не сбросит с себя всего и не останется "нагим", он не может пройти через "тесные Врата". Таково было условие Посвящения, и "нищета, послушание, целомудрие" были обетом каждого, вступающего на узкий путь. "Второе рождение" есть другой хорошо известный термин Посвящения; даже в наши дни все, принадлежащие к высшим кастам Индии, называются "дважды рожденными", а церемония, делающая их таковыми, есть церемония Посвящения; и хотя она в наши дни лишь простая формальность — это все же отражение "образов небесного"*18. Когда Иисус беседовал с Никодимом, он объявил, что "если человек не родится свыше, он не может увидеть Царства Божия" и об этом рождении сказал, что оно от "воды и Духа"*19. Это и есть первое Посвящение; следующее ­от "Святого Духа и Огня"*20, крещение Посвященного, когда он войдет в полный возраст, как первое есть крещение при "рождении", когда его приветствуют как "Малое Дитя", входящее в Царство*21. Насколько такое представление было распространено среди мистиков Иудеи, показывает удивление, обнаруженное Иисусом, когда Никодим не понял его мистического способа выражения: "Ты — учитель Израилев, и этого ли не знаешь?"*22

Другое учение Иисуса, трудно постижимое для Его последователей, гласит: "И так — будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный"*23. Обыкновенный христианин знает, что не может исполнить этого повеления: исполненный человеческих несовершенств и слабостей, как может он стать совершенным, как совершен Бог? Видя невозможность выполнить поставленную перед ним задачу, он спокойно оставляет ее в стороне и не думает более о ней. Но если задачу эту рассматривать как венчающее усилие многих жизней, направленных на постоянное совершенствование, как победу Бога внутри нас над нашей низшей природой, тоща задача становится возможной. Об этой возможности говорит и Порфирий, утверждающий, что человек, овладевший "парадигматическими добродетелями", есть "Отец Богов" и что эти добродетели приобретались в Мистериях. Апостол Павел следует за своим Учителем и говорит совершенно в том же смысле, но, как и следовало ожидать от организатора Церкви, речь его отличается большею ясностью и определенностью. Читателю следовало бы перечитать со вниманием первую и вторую главы и первый стих четвертой главы из первого Послания к Коринфянам, не забывая при этом, что слова Апостола обращены к крещеным и принятым членам Церкви, полноправным с современной точки зрения, несмотря на то, что он называет их "младенцами" и "плотскими". Они не были "Катехуменами" (оглашенными) или новообращенными, это были люди в полном обладании всеми привилегиями и всеми ответственностями членов Церкви, признанные самим Апостолом за отделившихся от мира, от которых можно было ожидать, что они действуют не как мирские. С современной точки зрения они действительно были полноправными членами Церкви. Подведем итог словом самого Апостола: "И я пришел к вам возвещать свидетельство Божие не словами человеческой мудрости, но в явлении духа и силы. Воистину мы проповедуем мудрость между совершенными, но это — не человеческая мудрость. Мы проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков и которую никто из властей века сего не познал. Мудрость эта выше человеческого понимания, но Бог нам открыл это Духом Своим... Глубины Божии, которые никто не знает, кроме Духа Божия"*24. Все эти духовные истины доступны только духовному человеку, в котором живет сознание Христа. "И я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе... ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах, потому что вы еще плотские. Как мудрый домостроитель*25 я заложил основание, и разве вы не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Каждый должен разуметь нас как служителей Христовых и домостроителей Тайн Божиих". Может ли кто-нибудь, прочтя эти выдержки, не признать, что Апостол обладал божественной мудростью, данной ему в Мистериях, и что его Коринфские последователи не были еще в состоянии овладеть этой мудростью? И заметьте это постоянное повторение технических выражений: "Мудрость", "Мудрость Божия тайная", "сокровенная Мудрость", доступная "духовному человеку", о которой говорится только "совершенным". Мудрость, из которой не "духовные", "младенцы во Христе", "плотские" были исключены и которая была известна "мудрому строителю", "хранителю Тайн Божиих".

Снова и снова ссылается Апостол на эти Мистерии. Обращаясь к Ефесянам, он говорит, что через "откровение", иными словами через раскрытие, было ему дано "разумение Тайн Христовых", чтобы все могли познать, в "чем состоит домостроительство тайны, сокрывавшейся от вечности в Боге"*26. Об этой тайне он говорит к Колоссянам, что он сделался ее "служителем", "Тайны", сокрытой от родов и веков, ныне же открытой святым Его, заметьте — не миру и даже не христианам, а только одним Святым. Для них было раскрыто "богатство славы в тайне сей". Какое же это было богатство? "Христос в вас" — многозначительная фраза, как мы сейчас увидим, из жизни Посвященного; так каждый человек должен был в конце концов познать мудрость и сделаться "совершенным во Христе Иисусе"*27. Ап. Павел просит Колоссян, чтобы "Бог отверз нам дверь для слова возвещать тайну Христову"*28, место, на которое Св. Климент ссылается, как на изречение, в котором Апостол ясно раскрывает, что знание принадлежит не всем*29. Так же пишет Ап. Павел к своему возлюбленному Тимофею, прося его выбирать своих дьяконов из "тех", кто хранит "таинство веры в чистой совести", эту "великую благочестия тайну"*30, которую он познал, и знание которой было необходимо для учителей Церкви.

Следует иметь в виду, что св. Тимофей занимал важное положение как представитель ближайшего поколения христианских учителей. Он был учеником Апостола Павла, который передал ему руководство и управление над одной частью христианской церкви. Он был посвящен в Мистерии самим Апостолом, на что мы находим указания в технических выражениях, которые служат в данном случае ключом. "Преподаю тебе, сын мой Тимофей, сообразно с бывшими о тебе пророчествами"*31 — это обращение не более как торжественное благословение Посвящающего, когда он принимал посвящаемого. Но при этом присутствовал не один Посвящающий: "не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук Священства"*32, иными словами — Старших Братьев. И он напоминает ему держаться "той вечной жизни, к которой ты и призван и исповедал доброе исповедание между многими свидетелями"*33, т. е. напоминает ему обет, произносившийся вновь посвященным в присутствии Старших Братьев и собрания Посвященных. Это знание, даваемое в посвящении, и было тем священным доверием, о котором Апостол Павел восклицает с такой силой: "О, Тимофей, храни преданное тебе"*34 — не то знание, которым владели все христиане и относительно которого не могло лежать особого обязательства на Тимофее, но то священное доверие, врученное на его хранение как Посвященного, которое имело существенное значение для блага всей Церкви. Позднее Апостол возвращается к тому же, подчеркивая чрезвычайное значение Завета и при том в такой мере, которая была бы совсем не понятна, если бы знание, о котором он говорит, было общей собственностью всех христиан: "Держись образца здравого учения, которое ты слышал от меня.... Храни добрый залог Духом Святым, живущим в нас"*35, говорит Апостол с серьезной торжественностью, на какую только способна человеческая речь. Далее, он поручает Тимофею заботиться о должной передаче священного завета для будущего, чтобы Церковь никогда не оставалась без учителей: "и что слышал от меня при многих свидетелях" — т. е. священное учение, даваемое перед собранием Посвященных, которые служили свидетелями точной передачи его -"то передавай верным людям, которые были бы способны и других научить"*36. Знание, или, если хотите, предположение, что Церковь обладала этими сокровенными учениями, бросает потоки света на разбросанные замечания, которые Ап. Павел делает относительно самого себя, и если их соединить вместе, мы получим очертание всей эволюции Посвященного. Апостол утверждает, что хотя он и принадлежит к "совершенным" или Посвященным, ибо он говорит: "Итак, кто из нас совершен, так должен мыслить", — он все же не почитает себя "достигшим", он еще не дошел до полного "совершенства", не овладел вполне Христом, не достиг "вышняго знания Божия во Христе Иисусе", "силы воскресения Его и участия в страданиях Его, сообразуясь смерти Его"; и он стремился, говорит он, "достигнуть воскресения мертвых"*36. Ибо это и было Посвящением, которое освобождает, которое делает Посвященного Совершенным Учителем, Воскресшим Христом, которое извлекает из числа "мертвых", из человечества, подверженного кругу рождений, из цепей, приковывающих душу к грубой материи. Здесь мы опять имеем ряд технических выражений, и даже поверхностный читатель поймет, что "воскресение из мертвых", о котором говорится здесь, не может быть тем "воскресением" современных христиан, которое неизбежно, по их понятию, для всех людей; несомненно, что достижения.

Несомненно, что и само слово "достижение" было бы неуместно по отношению ко всеобщему и неизбежному переживанию всего человечества. Апостол не мог избежать такого воскресения, по мнению современных христиан. Какое же это было воскресение, для достижения которого он делал такие напряженные усилия? Единственно возможный ответ исходит опять из Мистерий. В них приближающийся к тому Посвящению, которое освобождало из круга рождений, назывался "страдающим Христом". Он разделял страдания Спасителя мира, был распинаем мистически "сообразуясь смерти Его", и затем достигал воскресения, участия в славе Христа, и после этого смерть не имела более силы над ним*37. Это и была та "награда", к которой Апостол так стремился и он умолял не обыкновенных верующих, а только тех, "кто из нас совершен", стремиться к ней с такой же силой; чтобы они не довольствовались тем, чего уже достигли, а стремились бы все к большему достижению. Это сходство Посвященного с Христом есть основа Великих Мистерий, в чем мы и убедимся, когда перейдем к изучению "Мистического Христа". Посвященный уже не смотрит на Христа как на пребывающего вне его: "Если же и знали Христа во плоти, то ныне уже не знаем"*38. Обыкновенный верующий "облекался во Христа"; "все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись"*39. Они же были "младенцами во Христе", и Христос был Спасителем, которого они призывали на помощь, зная Его "по плоти". Но когда они побеждали свою низшую природу и переставали быть "плотскими", тогда они вступали на высший путь, и стремились сами достигнуть состояния Христа. Апостол пламенно стремился, чтобы последователи его достигли того же, чего достиг он: "Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос"*40. Он же был их духовным отцом, "ибо — говорит он — я родил вас во Христе Иисусе благовествованием"*41. А теперь он "снова" является родителем, как бы "матерью", для вторичного духовного рождения их. И тогда младенец Христос — Святое Дитя — рождался в душе, "сокровенный сердца человек"*42. Посвященный становился таким образом "Малым Дитятей", и с этих пор он должен был пережить своим собственным внутренним опытом всю жизнь Христа, пока не сделается "совершенным человеком", выросшим в меру полного возраста Христова*43. После этого он, по примеру Апостола Павла, переживал страдания Христа во плоти своей*44, и всегда "носил в теле мертвость Господа Иисуса"*45, чтобы он мог сказать: "Я сораспялся Христу и уже не я живу, но живет во мне Христос"*46. Таким образом страдал сам Апостол: так он описывает себя. А когда борьба закончилась, какая разница в этом спокойном тоне победы по сравнению с напряженными усилиями прежних лет! "Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды"*47... Это был венец, даваемый тому, кто "превозмог", о ком сказано вознесшимся Христом: "Побеждающего сделаю столпом в храме Бога моего, и он уже не выйдет вон"*48. Ибо после "Воскресения" Посвященный становился "Совершенным Человеком", Учителем и Он не выходит более из Храма, но оттуда служит и руководит мирами. Прежде чем закончить эту главу, будет уместно сказать, что сам Ап. Павел одобряет применение мистического учения к объяснению исторических случаев, рассказанных в св. Писаниях. Записанная в них история рассматривается им как простое изложение фактов, происшедших в физическом мире. Как истинный мистик, он видел в физических событиях отражение вселенских истин, раскрывающихся непрестанно в высших и внутренних мирах; он знал, что события, сохраненные в оккультных писаниях, были наиболее типичны, и объяснение их могло послужить для просвещения людей.

Так, передавая историю Авраама, Сарры, Агари и Исаака, и говоря, что все это представляет собою "иносказание", он начинает давать их мистическое толкование*49. Упоминая о бегстве Израильтян из Египта, он говорит о Красном море как о крещении, о манне и о воде — как о духовной еде и питье, о скале, из которой истекла вода, как о Христе*50. Он видит великую Мистерию союза Христа с его Церковью в человеческой связи между мужем и женою и говорит о христианах. как "от плоти и от костей тела Христова"*51. В послании к Евреям Апостол изображает всю систему богослужения Евреев аллегорически. В Храме он видит копию с небесного Храма, в Первосвященнике — Христа, в жертвоприношении — приношение беспорочного Сына; священники Храма — лишь "примеры и тени небесных вещей", божественного Священства, совершающего богослужение в "истинной скинии". Тщательно разработанной аллегорией являются главы IIIX Послания к Евреям, где Апостол доказывает, что Св. Дух означает более глубокий смысл; что все это "образ настоящего времени"*52. При таком толковании священных Писаний вовсе не следует, что рассказанных событий совсем не было, но только то, что их физическое осуществление — дело второстепенное. Такие толкования снимают покров с Малых Мистерий, и делают мистические учения доступными для всех. Это не простая игра воображения, как думают многие, это — результат истинной интуиции, видящей прообразы в небесах, а не только те тени, которые они отбрасывают на экран земных времен.

II. Свидетельство Церкви

Если даже и будет признано, что Апостолы и их непосредственные преемники обладали более глубоким духовным знанием, чем массы современных им последователей Христа, то признание следующей ступени, Мистерий Христианской Церкви первых веков, как хранительницы священного знания Апостолов, будет уже гораздо затруднительнее для христиан наших дней. А между тем, известно, что Ап. Павел заботился о передаче не записанных учений и сам посвятил Св. Тимофея, требуя от него, чтобы и он в свою очередь посвящал других, которые со своей стороны будут передавать это учение другим. Таким образом, мы видим наличность четырех последовательных поколений учителей, о которых говорится в священных Писаниях, и современников писателей Церкви первых веков, которые свидетельствуют о существовании Мистерий. Между ними встречаются и ученики самих Апостолов, хотя наиболее определенные показания принадлежат учителям, получившим свои знания от учеников Апостолов. Как только мы начинаем изучать церковных писателей первых веков, мы встречаемся с намеками, которые могут быть поняты только при наличности Мистерий, а затем встречаемся и с положительными утверждениями, что Мистерии действительно существовали. Этого, конечно, и следовало ожидать в виду всех указаний, разбросанных в Новом Завете; тем не менее, такое подтверждение приносит большое удовлетворение. Первыми свидетелями являются Отцы Церкви, ученики Апостолов; но очень немногое из их писаний, притом еще оспариваемых, сохранилось до нашего времени. Написанные не в духе полемики, утверждения их не столь категоричны, как свидетельства позднейших писателей. Их письма имеют целью главным образом ободрение верующих. Поликарп, епископ Смирнский, поучавшийся совместно с Игнатием у самого ап. Иоанна*1, выражает надежду, что его корреспонденты "хорошо знакомы со священными Писаниями и что ничего не скрыто от вас; но мне это преимущество еще не даровано"*2; очевидно, письмо это было написано до полного посвящения. Варнава упоминает о сообщении "некоторой части того, что я сам полу-чил"*3, и затем, объяснив Закон мистически, объявляет, что "мы, правильно понимая Его заповеди, объясняем их, как назначил Господь"*4. Игнатий, епископ Антиохийский, ученик св. Иоанна*5, говорит о себе, как еще "несовершенном во Иисусе Христе. Ибо я только вступаю в ученичество и говорю с вами как с моими сотоварищами — учениками"*6, и он называет их "посвящёнными в Мистерии евангельские вместе с Павлом, святым, принявшим венец мученичества"*7. И снова говорит: "Разве не мог бы я писать вам с большей полнотой о Мистериях? Но я боюсь это делать, чтобы не нанести вред вам, кои все еще младенцы. Простите меня за это, иначе, не будучи способны перенести их веское значение, вы могли бы быть подавлены им. Ибо даже и я, хотя я связан (во имя Христа) и способен понимать небесные вещи, ангельские чины и различные виды ангелов и их сонмов, разницу между Силами и Властями и различие между Престолами и Началами, и величие и могущество Эонов и превосходство Херувимов и Серафимов, величие Духа, царствия Господня, и превыше всего несравненное величие Всемогущего Бога, — хотя мне известны все эти вещи, но я все же никоим образом не достиг совершенства и я не такой ученик, как Павел или Петр."*8 Эта выдержка интересна как указание на то, что порядок небесных иерархий был одним из предметов обучения в Мистериях. Далее он говорит о Первосвященнике, Иерофанте, "которому была поучена Святая Святых, и ему одному были вверены тайны Божии"*9.

Теперь мы подходим к св. Клименту Александрийскому и его ученику Оригену, писателям второго и третьего столетий, которые сообщают более всех других относительно Мистерий первых веков. Хотя общая атмосфера их сообщений полна мистических иносказаний, эти два Отца Церкви вполне ясно и категорически утверждают, что Мистерии были вполне признанным учреждением. Св. Климент был учеником Пантена и он говорит о нем и о двух других, по всей вероятности, о Татиане и Феодоте, как о "сохраняющих предание благословенного учения, идущего прямо от святых Апостолов Петра, Иакова, Иоанна и Павла"*10, из чего следует, что между ними и Апостолами была лишь одна промежуточная ступень. Он был главой Катехизической школы в Александрии в 189 г. по Р. Х. и умер около 200 г. Ориген, родившийся приблизительно в 185 г. по Р. Х., был его учеником, и можно утверждать, что это был наиболее ученый из всех Отцов Церкви и притом человек редкой нравственной красоты. Это ­свидетели, которые дают нам наиболее важные доказательства существования определенных Мистерий в первые века Христианства. Книгу Св. Климента "Stromata" мы берем как источник наших сведений о Мистериях его времени. Он сам говорит об этом своем произведении как о "смеси гностических заметок соответственно истинной философии"*11 и обозначает их как записи учений, которые сам он получил от Пантена. Это место очень поучительно: "Господь... позволил нам сообщать об этих божественных Мистериях и об этом священном Свете тем, кто способен воспринять их. Он не раскрыл для многих то, что не принадлежит многим, но лишь немногим, которым Он знал, что они принадлежат, которые были способны воспринять и переделаться соответственно им. Но сокровенные вещи доверяются устной речи, а не писанию, как это происходит у Бога. И если кто скажет, что в писаниях нет ничего тайного, что бы не было разоблачено, и ничего скрытого, что бы не было раскрыто — пусть услышит он от нас, что тому, кто слушает сокровенно, даже это тайное будет обнаружено. Это и есть предсказанное прорицание. И тому, кто способен сокровенно видеть доверенное ему, то, что под покровом, будет раскрыто как истина, и то, что сокрыто от многих, будет проявлено для немногих... Мистерии передаются мистически, то, что говорится, может быть в устах говорящего, не столько в его голосе, сколько в его понимании... Записи этих моих заметок — я хорошо знаю, сколь они слабы по сравнению с тем духом, полным благодати, которого я удостоился слышать.

Но это будет подобием, напоминающим прообраз тому, кто получил удар Тирса". Тирсом назывался жезл, который имели при себе Посвященные и которым они прикасались к ученикам во время церемонии Посвящения. Он имел мистическое значение, символизирующее спинной мозг и мозговую железу во время Малых Мистерий, и Жезл, эмблему власти, знакомый оккультистам, во время Великих Мистерий. Следовательно, сказать: "тому, кто получил удар тирса" было все равно, что сказать: "тому, кто был посвящен в Мистерии". Климент продолжает: "мы не думаем объяснять тайные вещи в достаточной мере — далеко оттого — но лишь запечатлеть их в памяти, для того ли, чтобы не забыть чтолибо, или ввиду забывчивости. Многое — знаю это хорошо — ускользнуло от нас благодаря протяжению времени, которое прошло до записи... Поэтому есть вещи, о которых у нас нет воспоминаний; ибо сила, пребывающая в благословенных мужах, была велика". Это — обычное переживание тех, кто получает знание непосредственно от Великих Учителей, ибо Их присутствие вызывает к деятельности силы человека, которые в нем обыкновенно спят и которые без такого содействия не могли бы пробудиться. "Есть также вещи, которые долго оставались незаписанными и которые ныне изгладились, и другие, которые исчезли, поблекнув в самом уме, ибо задача эта не легка для неопытных; эти я стараюсь воскресить в моих Комментариях. Другое я намеренно пропускаю в целях мудрого выбора, боясь записывать то, о чем я остерегался говорить: не из нежелания давать — ибо это было бы неверно — но боясь за моих читателей, чтобы они не споткнулись, принимая сказанное в превратном смысле, и чтобы нас не обвиняли, что мы "протянули меч младенцу". Ибо невозможно, чтобы раз написанное не стало известным, хотя бы оно и не было обнародовано мною. Но, обдумывая вновь со всех сторон, если пользоваться одним голосом, если же пользоваться только тем, что написано — эти записи не ответят ничего тому, кто захочет вопрошать сверх того, что записано, ибо они требуют по необходимости помощи или от того, кто записывал, или от того, кто ступал по его следам. На некоторые вещи мой трактат только намекает; на некоторых он останавливается; о некоторых лишь упоминает. Он старается говорить незаметным образом, представлять сокровенно и доказывать безмолвно"*12. Одной этой цитаты достаточно, чтобы установить существование тайного учения в Церкви первых веков. Но можно привести и другие. В главе XII той же I книги, озаглавленной "Мистерии веры, не могущие быть разглашенными для всех", Климент заявляет, что, так как не одни мудрые люди могут прочитать его произведение, "необходимо поэтому облечь в Мистерию выраженную мудрость, которой Сын Божий поучал". Требовалось очищение речи у говорящего и очищение слуха у слушающего. "Таковы были препятствия на пути к моему писанию. И даже ныне я боюсь, как сказано, `метать бисер перед свиньями, дабы они не попрали его ногами и, обернувшись, не растерзали нас'. Ибо весьма трудно предъявлять действительно чистые и прозрачные слова, относящиеся к истинному свету, свинским и невоспитанным слушателям. Ибо едва ли что либо могло быть более смехотворным для них; а с другой стороны, нет предмета более чудесного и вдохновляющего для тех, кто обладает благородной природой. Но мудрые не произносят устами того, что они обсуждают втайне. `Но что вы услышите на ухо, — говорит Господь, — то провозглашайте на крышах', повелевая им воспринимать тайные предания истинного знания и изъяснять их на открытом воздухе и с очевидностью; а то, что мы слышали на ухо, передавать тем, для которых это на потребу; но не повелевая нам сообщать всем без различия то, что им сказано в притчах.

В моей же записи можно найти лишь одни очертания, в ней сеется истина; как разбрасываемые рукой семена, чтобы избежать внимания тех, кто подбирают зерна подобно галкам; если же они найдут хорошего хлебопашца, каждое из них прорастет и даст хлеб". Климент мог бы прибавить, что "провозглашать на крышах" означало провозглашать их в собраниях Совершенных или Посвященных, но вовсе не громко говорить первому встречному на улице. В другом месте он говорит, что все, "которые еще слепы и глухи, не имея понимания и не имея осеяния яркими видениями созерцательной души... должны стоять вне божественного Хора..." Почему, сообразно с сохранением втайне, подлинное священное Слово, "воистину божественное и необходимое для нас, хранимое в святилище истины, было у Египтян обозначаемо тем, что они называли adyta, а у Евреев — завесой. Только посвященные... имели доступ к нему. И Платон также считал незаконным нечистому прикасаться к чистому. Поэтому пророчества и оракулы выражаются загадками, и Мистерии не предъявляются немедленно всем и каждому, но лишь после известных очищений и предварительных наставлений"*13. Затем он подробно разъясняет символы, комментируя пифагорейскую, еврейскую и египетскую символику*14, и затем прибавляет, что не сведущий и неученый человек не может понимать их. "Но Гностик понимает. Посему-то и не подобает, чтобы все было предъявлено без разбора всем и каждому, или чтобы благодеяния мудрости сообщались тем, у кого душа даже и во сне не была очищена (ибо не позволено открывать случайному пришельцу то, что было добыто с таким усиленным трудом) и не должны быть Мистерии Слова передаваемы мирянам"*15. Пифагорейцы и Платон, Зенон и Аристотель имели рядом с внешними и сокровенные учения. Философы установили Мистерии, ибо "не более ли благотворно для святого и благословенного созерцания реальностей быть сокрытым?"*16 Апостолы также одобряли "прикрытие Мистерий Веры" ибо есть особое обучение для "совершенных", на которое есть указание в послании к Колоссянам*17. Таким образом, с одной стороны, имеются Мистерии, которые были сокрыты до времен Апостолов, и которые были переданы ими так, как они приняли их от Господа и, сокрытые в Ветхом Завете, были проявлены для святых. А с другой стороны, есть богатства славы тайны и у язычников, которая есть вера и надежда во Христе; в другом месте он то же самое называет "основанием". Он приводит Ап. Павла в доказательство того, что "познание принадлежит не всем", и говорит, ссылаясь на послание к Евреям*18, что "несомненно и у Евреев было нечто, устно переданное и не записанное"; а затем ссылается на Св. Варнаву, который говорит о Боге, как о "вложившем в наши сердца мудрость и понимание Своих тайн", и говорит, что "только немногим доступно понимание этих вещей", в которых "следы гностического предания". "Посему обучение, разоблачающее скрытые вещи, называют просветлением, ибо лишь один Учитель может приподнять крышку кивота Завета"*19. Далее, ссылаясь на Ап. Павла, он разъясняет его замечание, обращенное к Римлянам так, что он хочет явиться к ним "с полным благословением благовествования Христа"*20 и что он таким образом определяет "духовный дар и гностическое толкование", тогда как в своем присутствии желает наделить их "полнотою Иисуса Христа, по откровению тайны, о которой от вечных времен было умолчано, но которая ныне явлена и чрез писания пророческие по повелению вечною Бога возвещена всем народам". Но лишь немногим из них показано, что означают те вещи, которые содержатся в Мистерии. И посему правильно говорит Платон, рассуждая о Боге: "Мы должны говорить загадками, дабы, попадись таблица по несчастному случаю, приключившемуся с ее листами на море или на суше, тот, кто прочтет их, оставался бы в неведении"*21. После усердного исследования греческих писателей и наведения справок в философии, св. Климент заявляет, что Гнозис, "сообщенный и открытый Сыном Божиим, есть мудрость... И сам Гнозис есть то, что перешло через передачу к немногим, переданное изустно Апостолами"*22. После подробного изложения жизни Гностика, Посвященного, св. Климент заканчивает так: "Да будет этот пример достаточен для тех, которые имеют уши. Ибо не подобает раскрывать тайну, но лишь указать так, что бы достаточно было для соучастников в знании постигнуть ее умом"*23.

Считая, что св. Писания состоят из аллегорий и символов и что они скрывают истинный смысл для того, чтобы возбуждать пытливость и охранять невежественных читателей от опасности*24, св. Климент давал свое высшее обучение только хорошо подготовленным ученикам. "Наши Гностики глубоко ученые люди"*25 — говорит он. И в другом месте: "Гностики должны обладать эрудицией"*26. Приобретая способности предыдущей умственной подготовкой, возможно овладеть и более глубоким знанием, ибо, "хотя человек может верить, не обладая знанием, мы все же утверждаем, что невозможно для человека без учености понимать то, что объявляется в вере."*27 "Некоторые, считающие себя одаренными от природы, не желают прикасаться ни к философии, ни к логике; более того, они не хотят изучать и естественные науки. Они хотят одной только веры... Таким образом, я того называю истинно ученым, который приносит все для свидетельствования об истине, чтобы из геометрии, музыки, грамматики и самой философии, выбирая все полезное, мог бы он охранять веру от нападения... Как необходимо для того, кто желает разделять могущество Бога, трактовать интеллектуальные предметы путем философии"*28. "Гностик пользуется различными в ветвями учености, как вспомогательными упражнениями"*29. Из этих цитат ясно, до чего св. Климент был далек от мысли, что христианское учение мирится с невежеством необразованного последователя. "Кто сведущ во всех видах мудрости, тот будет по преимуществу Гностиком"*30. Таким образом, приветствуя и невежественного, и грешника, и находя в Евангелиях все необходимое для их духовной нужды, он думал, что только знающие и чистые могут быть годными кандидатами для Мистерий. "Апостол, для отличия от гностического совершенства, называет простую веру основанием, а иногда молоком"*31; но на этом "основании" должно быть возведено здание гнозиса, и пища взрослых должна заменить пищу младенцев. В этом различии, которое проводит св. Климент, нет ни жесткости, ни презрения, а лишь спокойное и мудрое признание истинного порядка вещей. Даже и хорошо подготовленные и ученые искатели гнозиса могли надеяться проникнуть лишь постепенно, шаг за шагом, в глубокие истины, раскрывающиеся в Мистериях. Это выступает ясно в комментариях св. Климента к видению Гермеса, где он дает указания и на способ, как читать оккультные произведения. "Та Сила, которая явилась Гермесу в Видении в виде Церкви, не дала ли и она для переписывания книгу, которую желала передать избранным? И ее, — говорит св. Климент, — он переписывал буква за буквой, не зная, как завершатся слоги". А это означает, что Писание ясно для всех, если его читать в его низком значении, и что это и есть вера, которая занимает место основоположений. Вследствие чего и употребляется образное выражение "читать сообразно букве", тогда как гностическое раскрытие Писаний, когда вера уже достигла продвинутого состояния, сравнивается с чтением сообразно слогам... а раз Спаситель дал учение Апостолам, устное изложение записанного (Писаний) было передано также и нам, вписанное силою Бога в сердца новые, соответственно обновлению книги. Так, наиболее прославленные среди Греков посвящают плод помгранаты Гермесу, что, говорят они, равняется речи, в виду его истолкования. Ибо речь скрывает многое... что посему не только для тех, которые читают просто, приобретение истины столь трудно, но даже и те, которые имеют преимущество познавания истины, не удостаиваются сразу ее лицезрения, так учит история Моисея; пока не привыкнем взирать, как взирали Евреи на славу Моисея и как пророки Израиля — на сонмы ангелов, до тех пор и мы не станем способны взирать на великолепие истины лицом к лицу"*32. Можно было бы привести еще не мало ссылок, но и этих достаточно, чтобы установить тот факт, что св. Климент был посвящен в Мистерии ранней Церкви и писал для пользы тех, которые также были посвящены. Следующим свидетелем является его ученик Ориген, это светило науки, отличавшийся мужеством. правдивостью, кротостью и рвением, равные которым трудно найти. Что касается его трудов, то они остаются и до наших дней драгоценным рудником, в котором ищущие истины могут найти много сокровищ мудрости. В его знаменитой полемике с Цельсием, в которой он выступает в защиту христианства, встречаются частые ссылки на тайное учение*33. Цельсий, нападая на христиан, ссылается на то, что христианство есть тайная система, против чего протестует Ориген: он утверждает, что рядом с некоторыми учениями, которые сохраняются в тайне, многие даются всенародно и что так же система внешних (экзотерических) учений была в общем употреблении среди философов. В ниже приводимой цитате читатель увидит, какую разницу проводит Ориген между воскресением Иисуса в освещении историческом и "мистерией воскресения". "Сверх того, так как он (Цельсий) часто называет христианскую доктрину тайной системой (веры), мы должны опровергнуть его и в этом, так как почти весь мир более знаком с тем, что проповедуют христиане, чем с излюбленными мнениями философов. Ибо кому неизвестны утверждения, что Иисус рожден от непорочной Девы, и что Он был распят, и что Его воскресение есть предмет веры многих, и что ожидается общий суд, на котором грешники будут наказаны по своим заслугам, а праведные получат свою награду? И все же, Мистерия воскресения, не будучи понята, сделалась предметом насмешки среди неверующих. При подобных обстоятельствах говорить о христианской доктрине как о тайной системе представляется нелепостью. Но что имеются некоторые учения, не открываемые толпе, которые (раскрываются) после того, как экзотерические усвоены, — это не составляет особенности одного христианства, но и всех философских систем, в которых известные истины — внешние, а другие — внутренние. Некоторые из слушателей Пифагора были удовлетворены его ipse dixit, тогда как другие были обучаемы втайне тем истинам, которые не сообщались несведущим и недостаточно подготовленным людям. Сверх того, все Мистерии, которые совершались по всей Греции и по всем варварским странам, хотя и держались в тайне, не навлекли на себя посрамления, и, таким образом, он (Цельсий) вотще стремится клеветать на тайные доктрины христианства, доказывая тем, что он не понимает правильно их природу"*34.

Невозможно отрицать, что в этом важном месте своей книги Ориген причисляет Христианские Мистерии к той же категории, к какой принадлежат и Мистерии языческого мира, и заявляет, что то, что не навлекает порицания на другие религии, не может служить поводом для нападения на Христианство.

В том же трактате против Цельсия он заявляет, что тайные учения Иисуса были сохранены в Церкви, и при этом ссылается на пояснения, которые Учитель давал Своим ученикам относительно Своих всенародных притч. Эту ссылку он делает в ответ на сравнение Цельсия "внутренних Мистерий Церкви Божией" с египетским поклонением животным. "Я еще не говорил о соблюдении сего, что написано в Евангелиях, из которых каждое содержит много трудного для понимания и трудного не только для толпы, но даже и для наиболее просвещенных, в том числе и чрезвычайно глубокое пояснение притч, которые Иисус давал "внешним", оставляя толкование их полного значения для тех, которые перешли за ступень внешнего учения и приходили к Нему частным образом в дом. Когда же он поймет это, он оценит причину, почему про некоторых говорят, что они `внешние', а про других -что они `в доме'"*35. Ориген ссылается, хотя и с осторожностью, на явление "горы", на которую возносился Иисус и с которой он спускался снова, чтобы помочь "тем, которые были неспособны следовать за Ним туда, куда последовали за Ним ученики"*36. Здесь делается намек на "Гору Посвящения", хорошо известное выражение, которое и Моисей употреблял, говоря о Скинии, сделанной по образцу, "показанному тебе на горе"*37. И в другом месте Ориген упоминает о том же, говоря, что Иисус являлся в совершенно ином виде, в каком его не видели те, которые не могли "следовать за Ним на высоту". Также и в комментариях на гл. XV Евангелия Матфея, в котором дело идет о Сиро-Финикийской женщине, Ориген замечает: "Возможно также, со слов Иисуса, что есть такие хлебы, которые следует давать лишь наиболее разумным, как бы детям своим; и другие, как бы крошки со стола благорожденных, которые подбираются некоторыми душами, подобно тому, как делают это псы". А когда Цельсий жалуется, что грешники вводятся в Церковь, Ориген отвечает, что Церковь имеет целебные средства для больных, но также и познание божественных вещей для здоровых. Грешников учат не грешить, и лишь когда обнаружится, что люди подвинулись вперед и что они "очистились благодатью Слова", только тогда, не раньше, "приглашаем мы их участвовать в наших Мистериях. Ибо мы делимся мудростью с теми, которые совершенны"*38, грешники же получают исцеление, "ибо в божественности Слова пребывает помощь для исцеления тех, которые захвачены недугом... И другое, что для чистых душою и телом дает раскрытие Мистерии, которая содержалась втайне с сотворения мира, но которая ныне стала явной благодаря Писаниям пророков и благодаря появлению нашего Господа Иисуса Христа, которое появление очевидно для каждого из совершенных и которое просвещает разум в истинном познании вещей"*39. Такие появления божественных Существ происходили, как мы видели, и в языческих Мистериях, и в церковных Мистериях были такие же светлые появления. "Бог Слово", ­говорит он, -"было послано как целитель и к грешникам, но как Учитель Божественных Мистерий к тем, кто уже очистился и более не грешит"*40. "Мудрость не проникнет в душу низкого человека и не будет пребыватъ в теле, которое погрязло в грехе"; вот почему эти высшие обучения даются только тем, кого можно считать "атлетами в благочестии и во всякой добродетели". Христиане не допускали нечистого к этому познанию, но говорили:

"Кто имеет чистые руки и может поэтому простирать праведные руки к Богу... пусть придет он к нам... кто очищен не только от всякой скверны, но и от того, что считается меньшими грехами, да причислится он смело к посвященным в Мистерии Иисуса, которые настоящим образом познаются только праведными и чистыми". Отсюда было в обычае, чтобы тот, кто действовал как Посвящающий согласно с заповедями Иисуса, Иерофант, начинал церемонию Посвящения с торжественного обращения "к тем, чье сердце очищено: Он, душа которого в течение долгого времени не хранила в себе зла, особенно со времени целительного воздействия на него Слова, да услышит таковые учения, которые были потаенно высказаны Иисусом Своим истинным ученикам".

Так начиналось "посвящение тех, кто был уже очищен, в священные Мистерии". Только такие могли познать реальности невидимых миров и вступить в священные пределы, где, как в былые времена, учителями были ангелы и где знания давались наглядно, а не с помощью одних только слов. Нельзя не поразиться разницей, которую обнаруживают эти Христиане по сравнению с их современными преемниками. У первых — совершенная чистота жизни, соблюдение праведности, осуществление божественного Закона во всех подробностях внешнего поведения были — так же, как и у язычников — только началом пути, а не его концом. В наши времена цель религии вполне закончена, если ей удалось создать Святого; тогда же высшие воздействия религии были обращены на достигших святости, и только чистые сердцем приводились к Блаженному Видению. То же указание на тайное обучение появляется снова, когда Ориген опровергает аргументы Цельсия относительно разумности сохранения обычаев предков, когда оно основано на уверенности, что "отдельные части земли были с самою начала распределены между различными направляющими Духами, и предоставлены определенным правящим Силам, и таким образом происходит управление миром"*41. Опровергнув выводы Цельсия, Ориген продолжает: "Но так как мы считаем возможным, чтобы некоторые из тех людей, которые привыкли к более глубоким исследованиям, могут напасть на этот трактат, попытаемся изложить несколько соображений более глубокого рода, заключающих мистическую и сокровенную точку зрения, касающуюся первичного распределения различных частей земли между различными правящими Духами"*42. Он утверждает, что Цельсий неверно понял более глубокие основания, на которых построены земные дела, и вслед за этим цитирует из Второзакония, XXXII, 8-6: "Когда Всевышний давал уделы народам и расселял сынов человеческих, тогда поставил пределы народов по числу Ангелов Божиих; ибо часть Господа — народ Его; Иаков ­наследственный удел его". Мы берем греческий перевод, в котором упоминаются Ангелы Божии, и обращаем внимание читателя на последнюю часть, в которой "часть Господа" относится к правящему Ангелу Еврейскою народа, а не к "Всевышнему", т. е. Богу. Понимание этой разницы исчезло благодаря общему невежеству, и отсюда нередко неподходящее употребление слова "Господь" в смысле "Высочайшего". Затем Ориген рассказывает историю Вавилонской Башни и продолжает:

"Но по этому поводу многое, и притом мистического значения, может быть сказано; придерживаясь такового, выходит: "чтобы учение о вхождении душ в тела (но не переселение из одного тела в другое) не было выставлено перед простым непосвященным пониманием, и то, что свято, не было отдаваемо псам и жемчуг не был бросаем перед свиньями. Ибо такой образ действия был бы грешен, соответствовал предательству сокровенных признаний Божественной Мудрости... Будет достаточно, если представить в стиле исторического повествования то, что долженствует дать сокровенное значение в облачении истории, дабы имеющие способность на то, могли добиться сами всего, что относится к данному предмету"*43. Он излагает затем более подробно историю Вавилонской Башни и говорит:

"Теперь же имеющий на то способность да поймет, что в том, что принимает внешний вид истории и содержит в себе нечто буквально верное, содержится кроме того и более глубокое значение..."*44 Доказывая, что "Господь" более могуществен, чем остальные Духи, правящие различными частями земли, и что Он в наказание послал свой народ, чтобы он жил под владычеством иных Сил, а впоследствии взял его обратно вместе с другими вошедшими в его состав народностями, Ориген делает такое заключение: "Как мы уже сказали, эти замечания делаются нами с скрытым намерением, чтобы указать на ошибки тех, которые утверждают..."*45 то же, что Цельсий. Отметив, что цель Христианства в том, чтобы мы стали мудрыми*46, Ориген продолжает: "Если вы подойдете к книгам, написанным после Иисуса, вы найдете, что все то множество верующих, которые внимают притчам, находятся как бы "вне", и достойны лишь внешних учений, тогда как ученики узнают отдельно от других объяснение притч. Ибо отдельно Своим собственным ученикам Иисус открывал все, считая выше толпы тех, кто желал знать Его мудрость. И Он обещал тем, кто верит в Него, послать таковым мудрых людей и книжников... И Павел также в списке Charismata, пожалованным Богом, поместил сперва "Слово мудрости", а затем уже, как второстепенное, "слово знания", и уже в третьих, еще ниже, "веру". И потому, что он считает "Слово" выше, чем чудодейственные силы, он помещает "сотворение чудес" и "дары исцеления" ниже, чем дары Слова"*47. Евангелие, несомненно, помогает и невежественному, "но оно не помеха к познанию Бога, В помощь, ведет к образованности, изучению наилучших понятий и достижению мудрости"*48. Что касается неразвитых людей, "я стараюсь улучшить и таковых в меру моей способности, хотя я и не желал бы строить христианскую общину из таких материалов. Ибо я предпочитаю искать более сведущих и проницательных, так как они способны понимать значение суровых изречений"*49. Здесь перед нами ясно выражена древняя христианская мысль, вполне совпадающая с соображениями, высказанными в первой главе этой книги. В христианстве есть место и для невежественных, но оно назначено не только для них и обладает глубинными учениями для "сведущих и проницательных".

Для этих последних Ориген и старается доказать, что еврейские и христианские Писания имеют тайный смысл, скрытый под историческим изложением, видимое значение которого отталкивает их как нелепое, вроде истории змея и древа жизни, и "другие утверждения, которые следуют и которые сами по себе могут привести чистосердечного читателя к пониманию, что все эти вещи имеют соответственный аллегорический смысл"*50. Многие главы посвящены этим аллегорическим и мистическим значениям, скрытым под словами Старого и Нового Заветов, и он доказывает, что Моисей, подобно Египтянам, давал истории с сокровенным смыслом*51. "Тот, кто относится чистосердечно к историям" — в этом для Оригена основа верных толкований -"и желает, чтобы они не вводили его в обман, тот должен упражнять свое разумение в том, какие утверждения можно принять и какие следует понимать иносказательно, стараясь проникнуть в значение, придаваемое авторами таких выдумок; и каким утверждениям не следует доверять, как написанным для удовлетворения некоторых читателей. И мы говорим об этом в виде предупреждения относительно всей истории Иисуса, передаваемой в Евангелиях"*52. Большая часть четвертой книги Оригена посвящена пояснениям мистического значения священных историй, и желающих познакомиться с этим предметом мы отсылаем к этой книге. В книге "О началах" Ориген излагает как принятое учение Церкви, "что св. Писания были написаны Духом Божиим и что они имеют не только то значение, которое очевидно с первого взгляда, но еще и другое, ускользающее от внимания большинства. Ибо те (слова), которые написаны, суть формы неких Мистерий и образы божественных вещей. Относительно этого существует во всей Церкви только одно мнение, что весь закон по существу своему духовен, но что духовный смысл, ко