Опыт индуизма
Хотелось бы повторить, что для индуизма принадлежность к двум традициям – это весьма распространённая практика, впрочем, чуждая европейскому уму с его жёстко выстроенной логической системой (чёрное - белое): как любят повторять исследователи буддизма, если для европейского мыслителя “А” это всегда “А”, а “Б” это всегда “Б”, то для Будды “А” при определённых условиях может быть и “Б” и “С” и “Д”.
Хотелось бы повторить, что для индуизма принадлежность к двум традициям – это весьма распространённая практика, впрочем, чуждая европейскому уму с его жёстко выстроенной логической системой (чёрное - белое): как любят повторять исследователи буддизма, если для европейского мыслителя “А” это всегда “А”, а “Б” это всегда “Б”, то для Будды “А” при определённых условиях может быть и “Б” и “С” и “Д”.
По этой причине в рамках индуизма уживаются совершенно различные представления: от жёсткого монотеизма вайшнавов до деревенского политеизма, и от адвайта-веданты, с её учением о том, что есть только Бог, а мир – лишь иллюзия, до учения Чараваки, в котором есть только материальный мир, а Бог и душа – суть вымышленные символы. Многие выдающиеся индуистские философы и святые принимали посвящение в религиозный культ от одного гуру, а в философское учение от другого. Так, знаменитый североиндийский святой Рамананда, начал свою практику преданного служения богу Раме, получив посвящение в древней цепи ученической преемственности, берущей своё мифологическое начало от самого объекта поклонения (Рамы), но, поскольку в этой традиции не нашлось удовлетворяющей его философской концепции, то он принял ещё одно посвящение в философскую систему от гуру совсем другой традиции – шри вайшнавов (школа Рамануджи). Даже в современной Индии такое встречается сплошь и рядом. Но применим ли такой подход к христианству? Можно ли быть христианином, придерживаясь философии, заимствованной совсем из другой традиции?
Опыт Абхишиктананды
Бенедиктинец Анри Ле Со прибыл в Индию в 1948 году, а уже два года спустя вместе с отцом Жюлем Моншаненом основал первый католический ашрам в Шантиванаме – Сатчитананда Ашрам, богослужение и образ жизни монахов в котором не отличались от практик индуистских монастырей. Анри Ле Со принял монашеское имя Свами Абхишиктананды (слово “Абхишиктананда” переводится с санскрита как “блаженство помазанника”, то есть, Христа) и облачился в шафрановые одеяния индийских санньяси.
На этом этапе, конечно, речь шла исключительно об инкультурации, то есть, проповеди учения Христа языком индийской (и, даже, скорее, индуистской) культуры. Однако встреча с выдающимся индуистским святым XX столетия Шри Раманой Махарши изменила мировоззрение Абхишиктананды: он уже не мог на 100% сказать, что считает лишь христианство своим жизненным путём и единственной истиной – слишком сильное влияние на него оказал адвайтический (связанный с осознанием недвойственного единства Бога и человека) опыт Махарши. Обычный поиск точек соприкосновения между двумя традициями – христианством и индуизмом не дал значительных результатов – ведь очень трудно понять другую религию “снаружи”, не погрузившись в её родную среду (даже отец А. Мень говорил, что для того, чтобы понять другие религии, надо стать чуть-чуть буддистом, чуть-чуть индусом и т.д.). И Анри Ле Со сделал свой выбор: он получил посвящение от индуистского гуру Свами Джнянанады Гири. Следуя индуистской практике, он продолжал исповедовать религиозную систему христианства, однако принял философскую парадигму адвайта-веданты, учения о недвойственности, пытаясь совместить её с христианством. Это было весьма сложно, и с 1950 по 1955 годы Абхишиктананда провёл в глубокой медитации на склонах горы Аруначала, пытаясь примирить в себе эти две системы, и, в конце концов, пришёл к выводу, что точка соприкосновения находится за пределами традиционный религиозных догм и установок, в сфере, где существует только Абсолют, который и есть источник всех существующих традиций. Традиции ведут к Его осознанию, но, в то же время, ограничивают его, поэтому искатель должен выйти на тот уровень, на котором “нет ни Шивы, ни Христа”. “Христос, Которого я проповедую, это просто “Я есьм” (“Сущий”) в глубине каждого сердца. Он может проявиться и в танцующем Шиве и в любвеобильном Кришне! И Его Царство в этом открытии… в открытии внутреннего Грааля! Пробуждение – это взрыв! Никакая Церковь после этого не узнает ни Христа, ни саму себя”. (Абхишиктананда, “Духовный дневник”).
Опыт святого Павла
Возможно, опыт Свами Абхишиктананды приведёт многих христиан в замешательство, но, попробуем обратиться к истории христианства – начиная от Христа, многие известные святые и философы прибегали к описанному методу. Сам Христос принял традиции и религию иудеев, и использовал её символику в Своей проповеди. Святой Павел – пожалуй, самый яркий пример: до него христианство фактически не имело своей философии, представляя собой просто “благую весть” о спасении (бесора!) через Иисуса Христа. Именно Павел, будучи с одной стороны христианином, а с другой человеком, хорошо знающим греко-римскую философию, изложил учение Христа в терминах этой философии (кстати, такой же далёкой в своём изначальном варианте от христианства и иудаизма, как и веданта). Примеру Павла последовал целый ряд Отцов Церкви – от Августина до Дионисия Ареопагита – внедряя идеи платонизма и других направлений греческой философии в христианство, а, зачастую и открыто исповедуя две эти системы одновременно. И в современном мире есть множество примеров исповедания двух религиозно-философских систем одновременно (мы сейчас не говорим, насколько это грамотно и какой эффект имеет такой синтез): католицизм и сантерия на Кубе, христианство и ислам в учении мусульманского проповедника Мирзы Гуляма Ахмада, мессианский иудаизм, мусульманско-индуистский синтез в учении последователей средневекового индийского поэта Кабира.
Основной вопрос заключается в том, где та грань, которая отделяет следование двум различным философским системам от эклектики и разносторонний подход к своей собственной традиции от предательства своих идеалов. Ведь даже индуизм, который запросто ассимилирует различные взгляды, учит, что хотя все пути и ведут к одной цели, но человеку следует выбрать лишь один из них и следовать ему с верой и преданностью. На мой взгляд, если человек ощущает потребность в принятии той или иной философской системе, ему всё таки придётся выбрать основную линию, и воспринимать другие системы через призму своей собственной (как это делал св. Павел, раннехристианские неоплатоники и Анри Ле Со, изложив учение Христа языком веданты, как некогда св. Павел изложил его языком греческой философии).
Опыт Абхишиктананды
Бенедиктинец Анри Ле Со прибыл в Индию в 1948 году, а уже два года спустя вместе с отцом Жюлем Моншаненом основал первый католический ашрам в Шантиванаме – Сатчитананда Ашрам, богослужение и образ жизни монахов в котором не отличались от практик индуистских монастырей. Анри Ле Со принял монашеское имя Свами Абхишиктананды (слово “Абхишиктананда” переводится с санскрита как “блаженство помазанника”, то есть, Христа) и облачился в шафрановые одеяния индийских санньяси.
На этом этапе, конечно, речь шла исключительно об инкультурации, то есть, проповеди учения Христа языком индийской (и, даже, скорее, индуистской) культуры. Однако встреча с выдающимся индуистским святым XX столетия Шри Раманой Махарши изменила мировоззрение Абхишиктананды: он уже не мог на 100% сказать, что считает лишь христианство своим жизненным путём и единственной истиной – слишком сильное влияние на него оказал адвайтический (связанный с осознанием недвойственного единства Бога и человека) опыт Махарши. Обычный поиск точек соприкосновения между двумя традициями – христианством и индуизмом не дал значительных результатов – ведь очень трудно понять другую религию “снаружи”, не погрузившись в её родную среду (даже отец А. Мень говорил, что для того, чтобы понять другие религии, надо стать чуть-чуть буддистом, чуть-чуть индусом и т.д.). И Анри Ле Со сделал свой выбор: он получил посвящение от индуистского гуру Свами Джнянанады Гири. Следуя индуистской практике, он продолжал исповедовать религиозную систему христианства, однако принял философскую парадигму адвайта-веданты, учения о недвойственности, пытаясь совместить её с христианством. Это было весьма сложно, и с 1950 по 1955 годы Абхишиктананда провёл в глубокой медитации на склонах горы Аруначала, пытаясь примирить в себе эти две системы, и, в конце концов, пришёл к выводу, что точка соприкосновения находится за пределами традиционный религиозных догм и установок, в сфере, где существует только Абсолют, который и есть источник всех существующих традиций. Традиции ведут к Его осознанию, но, в то же время, ограничивают его, поэтому искатель должен выйти на тот уровень, на котором “нет ни Шивы, ни Христа”. “Христос, Которого я проповедую, это просто “Я есьм” (“Сущий”) в глубине каждого сердца. Он может проявиться и в танцующем Шиве и в любвеобильном Кришне! И Его Царство в этом открытии… в открытии внутреннего Грааля! Пробуждение – это взрыв! Никакая Церковь после этого не узнает ни Христа, ни саму себя”. (Абхишиктананда, “Духовный дневник”).
Опыт святого Павла
Возможно, опыт Свами Абхишиктананды приведёт многих христиан в замешательство, но, попробуем обратиться к истории христианства – начиная от Христа, многие известные святые и философы прибегали к описанному методу. Сам Христос принял традиции и религию иудеев, и использовал её символику в Своей проповеди. Святой Павел – пожалуй, самый яркий пример: до него христианство фактически не имело своей философии, представляя собой просто “благую весть” о спасении (бесора!) через Иисуса Христа. Именно Павел, будучи с одной стороны христианином, а с другой человеком, хорошо знающим греко-римскую философию, изложил учение Христа в терминах этой философии (кстати, такой же далёкой в своём изначальном варианте от христианства и иудаизма, как и веданта). Примеру Павла последовал целый ряд Отцов Церкви – от Августина до Дионисия Ареопагита – внедряя идеи платонизма и других направлений греческой философии в христианство, а, зачастую и открыто исповедуя две эти системы одновременно. И в современном мире есть множество примеров исповедания двух религиозно-философских систем одновременно (мы сейчас не говорим, насколько это грамотно и какой эффект имеет такой синтез): католицизм и сантерия на Кубе, христианство и ислам в учении мусульманского проповедника Мирзы Гуляма Ахмада, мессианский иудаизм, мусульманско-индуистский синтез в учении последователей средневекового индийского поэта Кабира.
Основной вопрос заключается в том, где та грань, которая отделяет следование двум различным философским системам от эклектики и разносторонний подход к своей собственной традиции от предательства своих идеалов. Ведь даже индуизм, который запросто ассимилирует различные взгляды, учит, что хотя все пути и ведут к одной цели, но человеку следует выбрать лишь один из них и следовать ему с верой и преданностью. На мой взгляд, если человек ощущает потребность в принятии той или иной философской системе, ему всё таки придётся выбрать основную линию, и воспринимать другие системы через призму своей собственной (как это делал св. Павел, раннехристианские неоплатоники и Анри Ле Со, изложив учение Христа языком веданты, как некогда св. Павел изложил его языком греческой философии).
Обсуждения Можно ли принадлежать к двум традициям?