Позвольте вначале упомянуть их кратко, а затем перейти к подробному описанию каждого из правил.
1. Слушай умных людей
2. Подвергай сомнению вопросы
3. Имей смелость казаться глупым
4. Упрощай, упрощай
1. Слушай умных людей
2. Подвергай сомнению вопросы
3. Имей смелость казаться глупым
4. Упрощай, упрощай
1. Слушай умных людей
Этим правилом я хотел сказать следующее: «Обращай внимание на то, что говорят умные люди, даже если они не следуют твоим обычаям или не говорят на твоем аналитическом языке». Это лучше показать на примере. Когда я начал свое переосмысление международной торговли, уже существовало значительное количество литературы, в которой критиковалась общепринятая теория торговли (trade theory). Экономисты-практики указывали на то, что торговля в основном имеет место между странами со схожей обеспеченностью факторами производства, а также на то, что значительную долю торговли составлял внутриотраслевой обмен на первый взгляд весьма похожими продуктами.
Более наблюдательные экономисты указывали на значимость эффекта масштаба (economies of scale) и далеко не идеальную конкурентную среду на реальных международных рынках. Однако все эти толковые комментарии игнорировались классическими теоретиками торговли — ведь у критиков было не идеальное понимание сравнительных преимуществ, они не могли построить безупречные модели — так что зачем было их слушать? В результате целая профессиональная гильдия не смогла рассмотреть доказательств и идей, которые находились под их собственным носом все это время.
Та же история повторилась и в географии. Географы и региональные ученые собрали большое количество доказательств природы и важности определенных экономических выгод, обусловленных внешними факторами (localized external economies), а также методично и скрупулезно каталогизировали полученные данные. Однако экономисты проигнорировали все эти доказательства только лишь потому, что они исходили от людей, которые говорили на отличном от экономического научном языке.
Я не хочу утверждать, что формальный экономический анализ бесполезен, а также то, что все экономические мнения и суждения равны. Напротив! Я твердо убежден в важности моделей, которые важны для нашего разума настолько, насколько копьеметатели были необходимы в войнах каменного века: они значительно усиливают силу и диапазон нашего понимания. В особенности мне не нравятся те люди, которые критикуют нереалистичные упрощения создателей моделей, и представляют, что они сами достигают большего просветления, избегая выражения своих выводов ясным и понятным языком. Главное здесь — это понять, что экономические модели являются метафорами, а не истиной. Можете сколько угодно выражать свои суждения с помощью симпатичных моделей, но всегда помните, что вы можете неправильно интерпретировать эту метафору, а также что кто-то другой может увидеть с помощью другой метафоры то, что вы пропустили.
2. Подвергай сомнению вопросы
До 1978 года было очень мало литературы по вопросам выгод, обусловленных внешними факторами (external economies) и международной торговли. Даже имевшиеся скудные ресурсы нельзя было относить к влиятельным, потому что все одни страдали одним смертельным заболеванием: все они были терминологически путанными. Даже самые простые модели задыхались в соподчинении возможных выводов.
То же самое можно сказать о многих других научных областях, в которых я работал. В целом, если работа над какой-то проблемой застопорилась из-за кажущегося очень сложным вопроса, необходимо спросить себя и других, в действительности ли мы работаем над правильным вопросом. Зачастую найти ответ на другой вопрос не только легче, но и гораздо интереснее! (Единственная проблема мне видится здесь в том, что подобный прием часто злит людей. Попробуйте, к примеру, сказать какому-нибудь академику, который провел несколько лет в поисках решения некоторой проблемы, что эту область можно обойти, и тем самым решить занимающую его проблему уже выйдя на другой уровень).
3. Имей смелость казаться глупым
Есть легкий способ опубликовать научную работу по экономической теории: нужно сделать концептуально незначимое, но математически сложное развитие уже известной модели. Поскольку базовые постулаты этой модели уже всем известны, никто не посчитает их странными или вызывающими. Поскольку ты сделал что-то технически сложное, тебя будут уважать за демонстрацию твоей огневой мощи. Правда, этим ты добавишь немного к общему резервуару человеческого знания.
В новой теории торговли я пошел по противоположному пути. Я использовал неизвестные постулаты и производил с ними очень простые действия. Чтобы осмелиться на такое, нужно иметь много внутренней уверенности, потому что вначале люди (особенно рецензенты) не просто критикуют твою работу, а открыто насмехаются над ней. Почему это, спросят люди, им должна быть интересна модель с такими глупыми предположениями — особенно ввиду того, что гораздо более умные молодые люди демонстрируют способности решения сложных проблем?
Для большинства экономистов самым сложным остается принятие того, что все наши модели требуют наличия глупых умозаключений. Принимая во внимание то, что мы знаем о когнитивной психологии, максимизация полезности — это глупейшая концепция; понятие «точки равновесия» кажется достаточно идиотским за пределами финансовых рынков; совершенная конкуренция — это насмешка над реальностью, в которой работают большинство отраслей. Мы строим подобные предположения не потому, что они кажутся нам резонными, а потому, что они помогают нам создавать модели, служащие полезными метафорами для описания процессов, которые, как мы полагаем, происходят в реальном мире.
Я искренне верю в то, что эра творческой глупости не прошла. Выжимание последней капли из гипотез, которые на сегодняшний день кажутся естественными только потому, что их ранее использовали в нескольких сотнях научных работ, не является добродетелью. Если новая группа гипотез обещает нам новое понимание предмета, то не имеет большого значения, кажутся ли они кому-то глупыми или нет.
4. Упрощай, упрощай
Предыдущий совет не бояться казаться глупым не означает выдачу индульгенции на отсутствие дисциплины. Совсем наоборот: исследование по-настоящему инновационных теорий требует гораздо больше интеллектуальной дисциплины, чем работа с общепринятыми мнениями. Труднее всего не потерять след: поскольку территория незнакома, очень легко заблудиться и ходить кругами. Где-то Кейнс (Keynes) написал, что «удивительно, в какие только глупости может на время поверить тот человек, который мыслит в одиночестве». Также важно делиться своими идеями таким образом, чтобы их легко поняли те люди, которые не провели последние несколько лет в сражениях со вашими проблемами, и вовсе не желают тратить на понимание ваших идей то количество времени, которые вы сами потратили на достижение такого понимания.
К счастью, существует стратегия, которая может сослужить двойную службу: помочь вам контролировать свои выводы, а также сделать их понятными другим. Эта стратегия заключается в следующем: всегда старайтесь выражать свои идеи с помощью самых простых моделей. Процесс снисхождения к минималистской модели поможет вам извлечь суть того, что вы пытаетесь объяснить (а также откроет вам глаза на те ситуации, когда вам в действительности нечего сказать). Такую минималистскую модель вам будет легко объяснить и другим экономистам. Я использовал принцип «минимально необходимой модели» бесчисленное множество раз. В каждом случае мне предоставлялась возможность, используя для этого самые простые слова и схемы, понятно объяснить предметы, которые считались, на первый взгляд, невероятно сложными для понимания.
Обратная сторона этой стратегии, конечно, заключается в том, что большинство ваших коллег будут думать, что мысли, выраженные простыми словами или с помощью понятных моделей, должны быть тривиальными и очевидными — для осознания того, что простота чаще всего является результатом многих лет упорного труда, требуется наличие некоторых умственных способностей. Я слышал историю о том, что когда в Йельском университете решался вопрос о присуждении почестей Джозефу Стиглицу (Joseph Stiglitz), один из его старших коллег старался умалить значимость его работы, утверждая, что его труды состоят в основном из небольших моделей, и не содержат больших теорем. Тогда другой коллега спросил первого: «Но то же самое можно сказать и о Поле Самуэльсоне (Paul Samuelson)». «Да, конечно», — ответил оппонент Стиглица. Я слышал подобную реакцию и на мои работы. К счастью, в мире достаточно профессиональных экономистов, и часто интеллектуальная справедливость в конце концов торжествует. В этом есть особенное удовольствие: отважно идти туда, где не ступала еще нога экономиста; правда, впоследствии это несколько отдает детской игрой.
Сожаления
В моей жизни и личности есть множество вещей, о которых я сожалею — если мне крупно повезло в профессиональной жизни, это еще не значит, что другие аспекты моей жизни были такими же счастливыми. В этом же эссе я хочу рассказать только о моих профессиональных сожалениях.
Некоторое сожаление у меня вызывает тот факт, что я никогда не занимался серьезной эмпирической работой. Не то, чтобы мне не нравились факты или реальные цифры. Я нахожу, что легкая эмпирическая работа в виде таблиц, графиков и некоторых регрессий весьма необходима. Однако я так и не смог приступить к серьезным занятиям, построениям и тщательным анализам данных. Думаю, причиной тому отчасти служит то, что многие мои идеи не легко вписываются в стандартное эконометрическое тестирование. Однако нельзя обойти молчанием тот факт, что мне также недостает терпения и организационных способностей. Каждый год я обещаю себе заняться настоящими эмпирическими исследованиями. В следующем году обязательно займусь!
Более значимое сожаление заключается в том, что, хотя по результатам аттестации моей профессиональной деятельности в MIT я достаточно хорошо преподаю, до сих пор я не вырастил плеяду действительно выдающихся учеников — таких, в которых отражается величие их учителя. Я могу придумать себе отговорки этой неудаче: студенты зачастую предпочитают более методичных преподавателей, которые меньше основываются на интуитивном методе преподавания. Я также слишком часто отпугиваю студентов своими требованиями использовать меньше математики, а больше экономики. Также правдой является то, что я часто кажусь очень занятым и отвлеченным, и, возможно, недостаточно вдохновляю их на подвиги своим внешним видом (если бы я только был на пару сантиметров выше). Какими бы не были тому причины, в этой области я хотел бы достигнуть большего, и намереваюсь приложить усилия к достижению этой цели.
В целом, я был очень удачлив. Значительная часть этой удачи приходится на счастливые случайности, которые позволили мне найти свой собственный интеллектуальный стиль, сослуживший мне хорошую службу. В этом эссе я пытался определить и объяснить этот стиль. Является ли он моей жизненной философией? Конечно же, нет. Я даже не уверен, что он может сойти за философию экономических исследований, поскольку то, что годится одному экономисту может не подойти другому. Однако именно таким образом я провожу свои исследования, и такой стиль работы сослужил мне добрую службу.
Этим правилом я хотел сказать следующее: «Обращай внимание на то, что говорят умные люди, даже если они не следуют твоим обычаям или не говорят на твоем аналитическом языке». Это лучше показать на примере. Когда я начал свое переосмысление международной торговли, уже существовало значительное количество литературы, в которой критиковалась общепринятая теория торговли (trade theory). Экономисты-практики указывали на то, что торговля в основном имеет место между странами со схожей обеспеченностью факторами производства, а также на то, что значительную долю торговли составлял внутриотраслевой обмен на первый взгляд весьма похожими продуктами.
Более наблюдательные экономисты указывали на значимость эффекта масштаба (economies of scale) и далеко не идеальную конкурентную среду на реальных международных рынках. Однако все эти толковые комментарии игнорировались классическими теоретиками торговли — ведь у критиков было не идеальное понимание сравнительных преимуществ, они не могли построить безупречные модели — так что зачем было их слушать? В результате целая профессиональная гильдия не смогла рассмотреть доказательств и идей, которые находились под их собственным носом все это время.
Та же история повторилась и в географии. Географы и региональные ученые собрали большое количество доказательств природы и важности определенных экономических выгод, обусловленных внешними факторами (localized external economies), а также методично и скрупулезно каталогизировали полученные данные. Однако экономисты проигнорировали все эти доказательства только лишь потому, что они исходили от людей, которые говорили на отличном от экономического научном языке.
Я не хочу утверждать, что формальный экономический анализ бесполезен, а также то, что все экономические мнения и суждения равны. Напротив! Я твердо убежден в важности моделей, которые важны для нашего разума настолько, насколько копьеметатели были необходимы в войнах каменного века: они значительно усиливают силу и диапазон нашего понимания. В особенности мне не нравятся те люди, которые критикуют нереалистичные упрощения создателей моделей, и представляют, что они сами достигают большего просветления, избегая выражения своих выводов ясным и понятным языком. Главное здесь — это понять, что экономические модели являются метафорами, а не истиной. Можете сколько угодно выражать свои суждения с помощью симпатичных моделей, но всегда помните, что вы можете неправильно интерпретировать эту метафору, а также что кто-то другой может увидеть с помощью другой метафоры то, что вы пропустили.
2. Подвергай сомнению вопросы
До 1978 года было очень мало литературы по вопросам выгод, обусловленных внешними факторами (external economies) и международной торговли. Даже имевшиеся скудные ресурсы нельзя было относить к влиятельным, потому что все одни страдали одним смертельным заболеванием: все они были терминологически путанными. Даже самые простые модели задыхались в соподчинении возможных выводов.
То же самое можно сказать о многих других научных областях, в которых я работал. В целом, если работа над какой-то проблемой застопорилась из-за кажущегося очень сложным вопроса, необходимо спросить себя и других, в действительности ли мы работаем над правильным вопросом. Зачастую найти ответ на другой вопрос не только легче, но и гораздо интереснее! (Единственная проблема мне видится здесь в том, что подобный прием часто злит людей. Попробуйте, к примеру, сказать какому-нибудь академику, который провел несколько лет в поисках решения некоторой проблемы, что эту область можно обойти, и тем самым решить занимающую его проблему уже выйдя на другой уровень).
3. Имей смелость казаться глупым
Есть легкий способ опубликовать научную работу по экономической теории: нужно сделать концептуально незначимое, но математически сложное развитие уже известной модели. Поскольку базовые постулаты этой модели уже всем известны, никто не посчитает их странными или вызывающими. Поскольку ты сделал что-то технически сложное, тебя будут уважать за демонстрацию твоей огневой мощи. Правда, этим ты добавишь немного к общему резервуару человеческого знания.
В новой теории торговли я пошел по противоположному пути. Я использовал неизвестные постулаты и производил с ними очень простые действия. Чтобы осмелиться на такое, нужно иметь много внутренней уверенности, потому что вначале люди (особенно рецензенты) не просто критикуют твою работу, а открыто насмехаются над ней. Почему это, спросят люди, им должна быть интересна модель с такими глупыми предположениями — особенно ввиду того, что гораздо более умные молодые люди демонстрируют способности решения сложных проблем?
Для большинства экономистов самым сложным остается принятие того, что все наши модели требуют наличия глупых умозаключений. Принимая во внимание то, что мы знаем о когнитивной психологии, максимизация полезности — это глупейшая концепция; понятие «точки равновесия» кажется достаточно идиотским за пределами финансовых рынков; совершенная конкуренция — это насмешка над реальностью, в которой работают большинство отраслей. Мы строим подобные предположения не потому, что они кажутся нам резонными, а потому, что они помогают нам создавать модели, служащие полезными метафорами для описания процессов, которые, как мы полагаем, происходят в реальном мире.
Я искренне верю в то, что эра творческой глупости не прошла. Выжимание последней капли из гипотез, которые на сегодняшний день кажутся естественными только потому, что их ранее использовали в нескольких сотнях научных работ, не является добродетелью. Если новая группа гипотез обещает нам новое понимание предмета, то не имеет большого значения, кажутся ли они кому-то глупыми или нет.
4. Упрощай, упрощай
Предыдущий совет не бояться казаться глупым не означает выдачу индульгенции на отсутствие дисциплины. Совсем наоборот: исследование по-настоящему инновационных теорий требует гораздо больше интеллектуальной дисциплины, чем работа с общепринятыми мнениями. Труднее всего не потерять след: поскольку территория незнакома, очень легко заблудиться и ходить кругами. Где-то Кейнс (Keynes) написал, что «удивительно, в какие только глупости может на время поверить тот человек, который мыслит в одиночестве». Также важно делиться своими идеями таким образом, чтобы их легко поняли те люди, которые не провели последние несколько лет в сражениях со вашими проблемами, и вовсе не желают тратить на понимание ваших идей то количество времени, которые вы сами потратили на достижение такого понимания.
К счастью, существует стратегия, которая может сослужить двойную службу: помочь вам контролировать свои выводы, а также сделать их понятными другим. Эта стратегия заключается в следующем: всегда старайтесь выражать свои идеи с помощью самых простых моделей. Процесс снисхождения к минималистской модели поможет вам извлечь суть того, что вы пытаетесь объяснить (а также откроет вам глаза на те ситуации, когда вам в действительности нечего сказать). Такую минималистскую модель вам будет легко объяснить и другим экономистам. Я использовал принцип «минимально необходимой модели» бесчисленное множество раз. В каждом случае мне предоставлялась возможность, используя для этого самые простые слова и схемы, понятно объяснить предметы, которые считались, на первый взгляд, невероятно сложными для понимания.
Обратная сторона этой стратегии, конечно, заключается в том, что большинство ваших коллег будут думать, что мысли, выраженные простыми словами или с помощью понятных моделей, должны быть тривиальными и очевидными — для осознания того, что простота чаще всего является результатом многих лет упорного труда, требуется наличие некоторых умственных способностей. Я слышал историю о том, что когда в Йельском университете решался вопрос о присуждении почестей Джозефу Стиглицу (Joseph Stiglitz), один из его старших коллег старался умалить значимость его работы, утверждая, что его труды состоят в основном из небольших моделей, и не содержат больших теорем. Тогда другой коллега спросил первого: «Но то же самое можно сказать и о Поле Самуэльсоне (Paul Samuelson)». «Да, конечно», — ответил оппонент Стиглица. Я слышал подобную реакцию и на мои работы. К счастью, в мире достаточно профессиональных экономистов, и часто интеллектуальная справедливость в конце концов торжествует. В этом есть особенное удовольствие: отважно идти туда, где не ступала еще нога экономиста; правда, впоследствии это несколько отдает детской игрой.
Сожаления
В моей жизни и личности есть множество вещей, о которых я сожалею — если мне крупно повезло в профессиональной жизни, это еще не значит, что другие аспекты моей жизни были такими же счастливыми. В этом же эссе я хочу рассказать только о моих профессиональных сожалениях.
Некоторое сожаление у меня вызывает тот факт, что я никогда не занимался серьезной эмпирической работой. Не то, чтобы мне не нравились факты или реальные цифры. Я нахожу, что легкая эмпирическая работа в виде таблиц, графиков и некоторых регрессий весьма необходима. Однако я так и не смог приступить к серьезным занятиям, построениям и тщательным анализам данных. Думаю, причиной тому отчасти служит то, что многие мои идеи не легко вписываются в стандартное эконометрическое тестирование. Однако нельзя обойти молчанием тот факт, что мне также недостает терпения и организационных способностей. Каждый год я обещаю себе заняться настоящими эмпирическими исследованиями. В следующем году обязательно займусь!
Более значимое сожаление заключается в том, что, хотя по результатам аттестации моей профессиональной деятельности в MIT я достаточно хорошо преподаю, до сих пор я не вырастил плеяду действительно выдающихся учеников — таких, в которых отражается величие их учителя. Я могу придумать себе отговорки этой неудаче: студенты зачастую предпочитают более методичных преподавателей, которые меньше основываются на интуитивном методе преподавания. Я также слишком часто отпугиваю студентов своими требованиями использовать меньше математики, а больше экономики. Также правдой является то, что я часто кажусь очень занятым и отвлеченным, и, возможно, недостаточно вдохновляю их на подвиги своим внешним видом (если бы я только был на пару сантиметров выше). Какими бы не были тому причины, в этой области я хотел бы достигнуть большего, и намереваюсь приложить усилия к достижению этой цели.
В целом, я был очень удачлив. Значительная часть этой удачи приходится на счастливые случайности, которые позволили мне найти свой собственный интеллектуальный стиль, сослуживший мне хорошую службу. В этом эссе я пытался определить и объяснить этот стиль. Является ли он моей жизненной философией? Конечно же, нет. Я даже не уверен, что он может сойти за философию экономических исследований, поскольку то, что годится одному экономисту может не подойти другому. Однако именно таким образом я провожу свои исследования, и такой стиль работы сослужил мне добрую службу.
Обсуждения Правила работы