В голливудском сериале увидел, как один из героев, готовясь к тяжкому испытанию, подсчитывает моменты своей жизни, которые запомнились как счастливые.
Не просто хорошие и удачные, а именно счастливые. Ради которых стоит жить, и которые оправдывают ту мышиную возню, в которой проходят наши булыжные дни.
Так вот - он насчитал всего пять!
Как же это так? Известный рок-музыкант, создавший пару мировых хитов, которые входили во все чарты.
Окруженный друзьями и обласканный подругами, увенчанный славой и заваленный деньгами.
И всего лишь пять моментов счастья?!
А сколько же тогда отведено на долю простого человека? Например, меня?
1. Мне – года три. Родители идут из гостей, большая компания – человек десять. Все весёлые, точнее, навеселе, и все поют. Уже вечер, и идём мы по набережной реки. Точнее, все идут, а я еду у отца на шее. Он большой и тёплый, как слон, у него макушка пахнет одеколоном и табаком. Отец крепко держит меня за ноги, мама держит отца под руку, а я дирижирую в такт песне взрослых. Отец тоже поёт, и от этого у меня щекотно вибрирует в животе, как будто сладкая газировка бурлит там своими пузырьками. Мне смешно. Я счастлив.
2. Мне – семь лет. Крым, где-то около Бахчисарая. Мы путешествуем на своей машине и ночуем в частном доме. Дом серый, красиво отштукатурен. Он кажется огромным, во дворе – несколько машин, такие же приезжие. Сразу за домом – сад с зелёной беседкой, а за ним пологий спуск в лес. Южный лес - настоящая чаща. Уже совсем стемнело, родители со случайной компанией сидят в беседке за столом, пьют вино и поют песни. А я и какой-то незнакомый мальчик ловим в лесу светлячков. Точнее, собираем их десятками. Сотнями! Они ленивые, их в темноте найти легко - и в банку. Банка светится мерцающим, голубоватым огнём. Крышки нет, горлышко закрываю рукой, жучки смешно щекочут ладошку, выбираются между пальцами. Банку мы подарим родителям в беседке. Я счастлив. А светлячков родители утром втихаря вытряхнули. Я видел.
3. Мне – лет девять. Меня вместе с братьями и сестрами дед везет на пасеку. Билет сидячий, а вагон плацкартный, поэтому мы с братцем забрались на полку и открыли окно. На перроне жарко, в вагоне душно, и липкое фруктовое мороженое невероятного лилового цвета - очень даже кстати. Стаканчик картонный, палочка деревянная. Мороженое надо съесть быстро, а то потечёт. Это – здорово. А ещё здорово, что из окна приятно сквозит. И когда тронемся, сквозняк превратится в ветер, и будет еще приятнее, я знаю. А потом мы приедем на пасеку, и будем целыми днями купаться, загорать, ловить рыбу, и собирать ягоды и грибы. И так - всё лето. Я счастлив.
4. Мне – лет двенадцать. Узбекистан. Апрель месяц. Мы с соседскими мальчишками попёрлись в степь за тюльпанами. Типа, для наших мам. Полдня шарахались по кочкам на жаре, пока ноги в кедах не стали гореть. Потом доползли до водокачки у кошары, и налились водою так, что булькало где-то на уровне носа. А чабаны-узбеки ржали над нами. Совсем как лошади, на которых они сидели. По дороге домой мы загнали под камень здоровенного варана и расстреляли его из рогаток. Стемнело, а мы разожгли костер у арыка. Сейчас поджарим варана и съедим. Прямо без соли и хлеба. Я счастлив. А тюльпанов, кстати, я все же нарвал. Правда, мало, да и завяли они все в пакете.
5. Мне – семнадцать (с половиной!). Я – студент первого курса. Никого ещё не знаю, но в вагоне не протолкнуться – весь политех едет на картошку. Поезд еле ползёт - так мы и до утра не доедем. Спиртное давно закончилось даже у самых предусмотрительных и ушлых рабфаковцев, и трезвых в вагоне уже давно нет. Компания как-то развалилась, и вот я сижу в тёмном плацкарте. Из окна сквозит - сентябрь. Клюю носом, трезвею и зябну, а мест уже нет – на них похрапывают те, кто поумнее. Вдруг, сверху девичий голос: «Эй, залазь ко мне, мёрзнешь ведь!» И вот уже лежу, обнявшись с совершенно незнакомой девушкой. Никакого интима – просто дружеское участие. Уверен, что утром мы очень легко распрощаемся, а через месяц я её даже не узнаю при встрече. Я абсолютно счастлив. Кстати, не помню ни факультета, ни имени, ни лица. Только толстый вязаный свитер. Бледно-голубого цвета.
6. Мне – двадцать четыре. Я учусь в универе на вечернем, и почти каждый день после занятий прихожу в кафе на набережной. Беру пиво и орешки, сажусь в самый тёмный угол и наблюдаю за молодью, которая там тусуется. Эти пареньки, которые пытаются привлечь внимание девочки в нелепом берете. Эта девочка, которая, кокетничая с ними, строит глазки бармену. Девушка, чуть постарше, которая пытается то прочитать свои стихи, то нарисовать чью-то физию. От неё отмахиваются. Какие забавные молодые люди… Никого из них я не знаю, да и не хочу узнать, я не пытаюсь с ними познакомиться - мне просто интересно на них смотреть. Я даже не смог бы им объяснить, зачем мне это нужно. Я рядом с ними, но я не с ними. Может быть - над ними. Я почти счастлив. Кстати, теперь там – американский ресторан.
7. Мне – лет двадцать пять. Я заканчиваю универ, и регулярно злоупотребляю доверием своего наивного автозаводского начальства – выпрашиваю отгулы и освобождения, якобы для подготовки к экзаменам. На самом деле я еду в парк на откосе, беру бутылку пива, сажусь на бордюр, и тупо смотрю на реку. Плывут белые облака и теплоходы. Синеют глубокое небо и река. Никого в парке нет – рабочий день. Ветер с реки выдувает из моей головы последние мысли. Вот уже скоро вечер, и немного зябко. Непередаваемо острое чувство свободы и щемящего одиночества. И звонкая, почти оглушительная тишина. Я один, и я счастлив.
8. Мне – двадцать пять. Тесное КБ разгорожено кульманами на крохотные уютные кабинки. Если выглянуть из-за доски, то можно увидеть соседа. А если не выглядывать, то так целый день (или всю жизнь?) просидишь в своём закутке. Сегодня моё сердце оборвалось и упало в низ живота, а вся кровь бросилась в голову, ударив по глазам красивыми золотыми мошками. Ноги стали ватными, хорошо что сижу. Сегодня женщина за кульманом ответила мне согласием. Та самая женщина, в которую я влюбился, как только увидел. Та самая, которую ждал несколько лет её нелепого замужества. Та, из-за которой снова начал курить, и которую так и не смог представить просто другом. Ради которой я готов всё бросить, и начать жить с чистого листа. И прожить с ней всю жизнь в любви и согласии. Если, конечно, не умру прямо сейчас от разрыва сердца. От такого огромного, невероятного, невозможного, беспредельного счастья, которое останется со мной навсегда, и без которого я больше уже не смогу жить.
9. Мне – тридцать. Вы когда-нибудь видели свои ноги на фоне улетающего в облака «кукурузника»? Чёрт меня дёрнул взять на работу этого водителя – который уговорил приехать в эти Куркачи под Казанью - где на нас напялили эти парашюты – чтобы я первым из группы шагнул в пустоту этого люка - на километровой высоте – держась за это кольцо - и считая секунды… Обо всём этом я должен был бы думать, пока лечу к земле. Но я не думаю. Вместо этого из меня свободно льются все производные всех матерных слов, что я знаю. Рывок, и надо мной упруго раскрывается купол. Взгляд наверх – вроде ровный, без скруток и зацепов. Значит, буду жить дальше. Можно теперь устроиться поудобнее на ремнях подвески, и слушать как в стропах поёт ветер, и где-то звенит жаворонок. Я жив и счастлив.
10. Мне – тридцать пять, а моему младшему – три. Маленькое тихое сонное черноморское село на высоком берегу. К пляжу ведёт через лес узкая железная лестница. Наскоро бросили сумки в только что снятом домике - и на море. Здравствуй, море, спустя пятнадцать лет (полгода на Балтике – не в счёт). Хочется упасть на колени в прибой, и плакать. Хотя нет! Не плакать, а каждый день радоваться солнцу, волне и шалостям детей, пить местное вино, и ездить на какие-нибудь очередные водопады. И гулять под ручку в парке местного пансионата, вбирая в себя густой и пряный южный воздух. А когда стемнеет – сидеть на пляже и смотреть, как луна расстилает по чёрной воде серебристую дорожку. Я очень счастлив. А чтобы вернуться, брошу мелочь в море. И детей подучу.
Кажется, я очень счастливый человек.
Мне есть что вспомнить, и моменты счастья в моей жизни - как яркое созвездие на ночном небе.
Это те звёзды, которые я сам зажёг и развесил. Теперь не заблужусь в темноте, а с годами - я точно знаю - они будут только ярче.
А ещё я уверен, что это – не последние звёзды в моей жизни, и судьба уже приготовила для меня не один повод ощутить счастье, и порадоваться на великое чудо Бытия.
Если будет на то Господня воля.
Февраль 2008
Не просто хорошие и удачные, а именно счастливые. Ради которых стоит жить, и которые оправдывают ту мышиную возню, в которой проходят наши булыжные дни.
Так вот - он насчитал всего пять!
Как же это так? Известный рок-музыкант, создавший пару мировых хитов, которые входили во все чарты.
Окруженный друзьями и обласканный подругами, увенчанный славой и заваленный деньгами.
И всего лишь пять моментов счастья?!
А сколько же тогда отведено на долю простого человека? Например, меня?
1. Мне – года три. Родители идут из гостей, большая компания – человек десять. Все весёлые, точнее, навеселе, и все поют. Уже вечер, и идём мы по набережной реки. Точнее, все идут, а я еду у отца на шее. Он большой и тёплый, как слон, у него макушка пахнет одеколоном и табаком. Отец крепко держит меня за ноги, мама держит отца под руку, а я дирижирую в такт песне взрослых. Отец тоже поёт, и от этого у меня щекотно вибрирует в животе, как будто сладкая газировка бурлит там своими пузырьками. Мне смешно. Я счастлив.
2. Мне – семь лет. Крым, где-то около Бахчисарая. Мы путешествуем на своей машине и ночуем в частном доме. Дом серый, красиво отштукатурен. Он кажется огромным, во дворе – несколько машин, такие же приезжие. Сразу за домом – сад с зелёной беседкой, а за ним пологий спуск в лес. Южный лес - настоящая чаща. Уже совсем стемнело, родители со случайной компанией сидят в беседке за столом, пьют вино и поют песни. А я и какой-то незнакомый мальчик ловим в лесу светлячков. Точнее, собираем их десятками. Сотнями! Они ленивые, их в темноте найти легко - и в банку. Банка светится мерцающим, голубоватым огнём. Крышки нет, горлышко закрываю рукой, жучки смешно щекочут ладошку, выбираются между пальцами. Банку мы подарим родителям в беседке. Я счастлив. А светлячков родители утром втихаря вытряхнули. Я видел.
3. Мне – лет девять. Меня вместе с братьями и сестрами дед везет на пасеку. Билет сидячий, а вагон плацкартный, поэтому мы с братцем забрались на полку и открыли окно. На перроне жарко, в вагоне душно, и липкое фруктовое мороженое невероятного лилового цвета - очень даже кстати. Стаканчик картонный, палочка деревянная. Мороженое надо съесть быстро, а то потечёт. Это – здорово. А ещё здорово, что из окна приятно сквозит. И когда тронемся, сквозняк превратится в ветер, и будет еще приятнее, я знаю. А потом мы приедем на пасеку, и будем целыми днями купаться, загорать, ловить рыбу, и собирать ягоды и грибы. И так - всё лето. Я счастлив.
4. Мне – лет двенадцать. Узбекистан. Апрель месяц. Мы с соседскими мальчишками попёрлись в степь за тюльпанами. Типа, для наших мам. Полдня шарахались по кочкам на жаре, пока ноги в кедах не стали гореть. Потом доползли до водокачки у кошары, и налились водою так, что булькало где-то на уровне носа. А чабаны-узбеки ржали над нами. Совсем как лошади, на которых они сидели. По дороге домой мы загнали под камень здоровенного варана и расстреляли его из рогаток. Стемнело, а мы разожгли костер у арыка. Сейчас поджарим варана и съедим. Прямо без соли и хлеба. Я счастлив. А тюльпанов, кстати, я все же нарвал. Правда, мало, да и завяли они все в пакете.
5. Мне – семнадцать (с половиной!). Я – студент первого курса. Никого ещё не знаю, но в вагоне не протолкнуться – весь политех едет на картошку. Поезд еле ползёт - так мы и до утра не доедем. Спиртное давно закончилось даже у самых предусмотрительных и ушлых рабфаковцев, и трезвых в вагоне уже давно нет. Компания как-то развалилась, и вот я сижу в тёмном плацкарте. Из окна сквозит - сентябрь. Клюю носом, трезвею и зябну, а мест уже нет – на них похрапывают те, кто поумнее. Вдруг, сверху девичий голос: «Эй, залазь ко мне, мёрзнешь ведь!» И вот уже лежу, обнявшись с совершенно незнакомой девушкой. Никакого интима – просто дружеское участие. Уверен, что утром мы очень легко распрощаемся, а через месяц я её даже не узнаю при встрече. Я абсолютно счастлив. Кстати, не помню ни факультета, ни имени, ни лица. Только толстый вязаный свитер. Бледно-голубого цвета.
6. Мне – двадцать четыре. Я учусь в универе на вечернем, и почти каждый день после занятий прихожу в кафе на набережной. Беру пиво и орешки, сажусь в самый тёмный угол и наблюдаю за молодью, которая там тусуется. Эти пареньки, которые пытаются привлечь внимание девочки в нелепом берете. Эта девочка, которая, кокетничая с ними, строит глазки бармену. Девушка, чуть постарше, которая пытается то прочитать свои стихи, то нарисовать чью-то физию. От неё отмахиваются. Какие забавные молодые люди… Никого из них я не знаю, да и не хочу узнать, я не пытаюсь с ними познакомиться - мне просто интересно на них смотреть. Я даже не смог бы им объяснить, зачем мне это нужно. Я рядом с ними, но я не с ними. Может быть - над ними. Я почти счастлив. Кстати, теперь там – американский ресторан.
7. Мне – лет двадцать пять. Я заканчиваю универ, и регулярно злоупотребляю доверием своего наивного автозаводского начальства – выпрашиваю отгулы и освобождения, якобы для подготовки к экзаменам. На самом деле я еду в парк на откосе, беру бутылку пива, сажусь на бордюр, и тупо смотрю на реку. Плывут белые облака и теплоходы. Синеют глубокое небо и река. Никого в парке нет – рабочий день. Ветер с реки выдувает из моей головы последние мысли. Вот уже скоро вечер, и немного зябко. Непередаваемо острое чувство свободы и щемящего одиночества. И звонкая, почти оглушительная тишина. Я один, и я счастлив.
8. Мне – двадцать пять. Тесное КБ разгорожено кульманами на крохотные уютные кабинки. Если выглянуть из-за доски, то можно увидеть соседа. А если не выглядывать, то так целый день (или всю жизнь?) просидишь в своём закутке. Сегодня моё сердце оборвалось и упало в низ живота, а вся кровь бросилась в голову, ударив по глазам красивыми золотыми мошками. Ноги стали ватными, хорошо что сижу. Сегодня женщина за кульманом ответила мне согласием. Та самая женщина, в которую я влюбился, как только увидел. Та самая, которую ждал несколько лет её нелепого замужества. Та, из-за которой снова начал курить, и которую так и не смог представить просто другом. Ради которой я готов всё бросить, и начать жить с чистого листа. И прожить с ней всю жизнь в любви и согласии. Если, конечно, не умру прямо сейчас от разрыва сердца. От такого огромного, невероятного, невозможного, беспредельного счастья, которое останется со мной навсегда, и без которого я больше уже не смогу жить.
9. Мне – тридцать. Вы когда-нибудь видели свои ноги на фоне улетающего в облака «кукурузника»? Чёрт меня дёрнул взять на работу этого водителя – который уговорил приехать в эти Куркачи под Казанью - где на нас напялили эти парашюты – чтобы я первым из группы шагнул в пустоту этого люка - на километровой высоте – держась за это кольцо - и считая секунды… Обо всём этом я должен был бы думать, пока лечу к земле. Но я не думаю. Вместо этого из меня свободно льются все производные всех матерных слов, что я знаю. Рывок, и надо мной упруго раскрывается купол. Взгляд наверх – вроде ровный, без скруток и зацепов. Значит, буду жить дальше. Можно теперь устроиться поудобнее на ремнях подвески, и слушать как в стропах поёт ветер, и где-то звенит жаворонок. Я жив и счастлив.
10. Мне – тридцать пять, а моему младшему – три. Маленькое тихое сонное черноморское село на высоком берегу. К пляжу ведёт через лес узкая железная лестница. Наскоро бросили сумки в только что снятом домике - и на море. Здравствуй, море, спустя пятнадцать лет (полгода на Балтике – не в счёт). Хочется упасть на колени в прибой, и плакать. Хотя нет! Не плакать, а каждый день радоваться солнцу, волне и шалостям детей, пить местное вино, и ездить на какие-нибудь очередные водопады. И гулять под ручку в парке местного пансионата, вбирая в себя густой и пряный южный воздух. А когда стемнеет – сидеть на пляже и смотреть, как луна расстилает по чёрной воде серебристую дорожку. Я очень счастлив. А чтобы вернуться, брошу мелочь в море. И детей подучу.
Кажется, я очень счастливый человек.
Мне есть что вспомнить, и моменты счастья в моей жизни - как яркое созвездие на ночном небе.
Это те звёзды, которые я сам зажёг и развесил. Теперь не заблужусь в темноте, а с годами - я точно знаю - они будут только ярче.
А ещё я уверен, что это – не последние звёзды в моей жизни, и судьба уже приготовила для меня не один повод ощутить счастье, и порадоваться на великое чудо Бытия.
Если будет на то Господня воля.
Февраль 2008
Обсуждения Я счастлив