Свеча

Вресторане они сидели друг напротив друга и молчали. Она топила свой взгляд в кроваво-красном от вина бокале, он спокойно сканировал её своими глазами.

- Это жестоко… - прошептала она.
- Я так не думаю. – сухо ответил он и допил своё белое вино.

Она заплакала, а на его лице появилась легкая улыбка.

- Счет! – приказал он и снова посмотрел на неё. Она поднесла свой палец к маленькой свечке. Пламя, точно ребенок, почувствовав теплоту её руки, стало тянуться к ней, танцуя своим тельцем. Она повела по нему ладонью, погладила ему живот. Он смотрел на это с легким презрением и, не выдержав, молча затушил свечу. Она подняла свои стеклянные глаза.

- Когда-нибудь, - прошептала она – ты застрелишься и причиной тому, буду я!

На гладкой, полированной поверхности журнального столика возвышается свеча. Электрический свет в комнате выключен, за окном барабанит дождь. Она сидит на стуле и смотрит на это восковое изваяние с ещё невинным фитилем. Он стоит спиной к ней и, приподняв жалюзи, смотрит в окно, на пролетающие мимо капли. Его руки скрещены на груди, глаза устремлены вне реальность.

Она молода и красива, и глаза её горят ярким пламенем, пусть и скрытым теперь легкой пеленой. Он тоже молод, но взгляд его уже потух, померк в паутине времени и событий.

Он тяжело вздыхает и, кажется, что сама Земля содрогается от колыхания его груди. Она не двигается. Подперев рукой подбородок, она продолжает смотреть на свечу. Наконец, он отходит от окна и, щелкнув несколько раз зажигалкой, подносит игриво танцующие пламя к белому фитилю. Легкий треск проносится по комнате. Спустя время на стол падает первая восковая слеза.

Она слегка вздрагивает от внесенного им изменения и короткое «хм!» невольно срывается с её губ. Он садится напротив неё и устремляет свой безликий, отдающий прозрачностью взгляд на только что порожденное им пламя. Он не видит её, не слышит и даже не думает о ней. Темнота и плавающий в ней оранжевый треугольник – вот собственно и все, что картиной стоит у него в голове.

Время неспешно двигается по уже давно намеченному им пути, изо всех сил стараясь быть неслышимым, но коварные часы предательски отстукивают каждый его шаг. Тик – шаг, так – второй. Отстучало три тысячи шестьсот. Он стареет и с каждым «тик» все больше и больше. Ему холодно, он боится. Он боится, что останется один, теперь совсем один. Никого, никого у него нет. Всё кому-то раздарено, упущено, продано. И лишь материальные шершавые бумажки напоминают о том, что когда-то у него все было.

Он молча достает одну из них и придает сожжению. Затем ещё одну, затем ещё…

Она по-прежнему не двигается и молча лицезреет эту инквизицию. «Молот зелёных» - иронично думает она.

И вот последняя бумажка издает жалобный писк и, почернев, испаряется вместе с дымом. Он встает и достает из ящика пистолет. Затем снова садится на место.

Свеча, некогда большая и величественная, теперь наполовину съедена сама собой. Застывшие лужицы её тела разбросаны по всему столу. Он не двигается и смотрит на пламя. Рука медленно поднимается к голове, но его сердце по-прежнему спокойно.

И вот, холодное дуло представлено к виску. Он закрывает глаза.

- Наконец, на волю… - едва внятно пробормотал он.
Она резко встает и контуры её красивой, гибкой шеи, правильной формы подбородка и тонких губ серыми пятнами отражаются на белой стене.

Его палец медленно начинает сгибаться. Она наклоняется ниже.

- Я тобой старею… - выдыхает она, затушив тем самым свечу.

Два глаза резко раскрываются и из них начинают течь слезы. Он кладет пистолет рядом с потухшей свечой и смотрит на неё. Теперь он видит её контуры, видит её взгляд, хоть в комнате настала непромежная тьма. Он тянет к ней свою руку, она не противится. Холодные пальцы докасаются до её глаз, лба и волос.

- Ты?...
Она кивает и наклоняется к самому его уху.
- Я тобой старею… - повторила она.

Утром в комнате никого не было и лишь изуродованная свеча одиноко стояла на гладкой, полированной поверхности журнального столика.