Спина

Её старое тело практически не слушалось её, но она упорно подымалась вверх по склону упрямого холма. Клюка, вонзаясь в мягкую землю, добавляла немного уверенности её старческим шагам. Морщинистое лицо не выражало чувств, бабушка Мария, просто возвращалась домой.

Ветер ударил в лицо, вырвавшись из-за холма, глаза старой ведьмы привыкли к ветру и морозу. Она остановилась и посмотрела вниз обратно на реку, которую упрямо поглощали сумерки холодного ноябрьского вечера.

- Простое время...

Поворот ключа в замке… Или мне это только кажется? Спальня, где я прикорнула на диване, довольно далеко от входной двери – через проходную комнату. Сон… Он навалился нежданно-негаданно. Я так устала в последнее время: работа, дача, болячки, вылезавшие из моего организма в самый неподходящий момент.

Да. Точно. Кто-то открывает дверь ключом. Встать с дивана? Нет, не могу. Сон упорно укладывает меня снова на подушку. Она такая мягкая, тёплая… Хорошо…

Тихие шаги к двери моей спальни. Это мама...

Завтра у сотрудницы день рождения. Особых торжеств не ожидается, но открытка с «приколом» обязательный атрибут праздника. После работы решаю зайти в магазин. В бывшем продовольственном, как и повсюду, мясо и рыба вперемешку с бижутерией, игрушками, книгами и всякими безделушками.

Иду по узкому проходу. С обеих сторон стеклянные прилавки и прилавочки, витрины и стенды, заваленные всякой китайской мелочёвкой.

Внимательно ищу нужное. Взгляд невольно упирается в продавщицу. Девушка, как...

За кого голосовать? За вора в законе или вора при галстуке?

Я, тогда ещё житель Украины, рассуждал так:
-Слово вора – закон. Вор знает - нарушит – убьют.
-Слово банковского работника – не смешите. К примеру – в 90-х годах прошедшего столетия главный банкир страны Геращенко провещал по телевизору: «Если будут изъяты из оборота 100 и 200 рублёвые купюры, пусть отрежут мне руку». Спустя пару недель я, занимаясь компьютерным бизнесом, приехал в Москву утром, днём получил в банке деньги – все...

Осень … два, ноль-ноль, бесконечность… наконец-таки «родное» солнце… Сентябрь… Так соскучилась по ним, нему, этому, тому - Всему! И, конечно, Там, откуда мы вчера вернулись было тепло и хорошо. Там – солеными слезами оглушал Океан, тянул как мышей за хвост, игрался, когда же переставали беспомощно барахтаться, милосердно отпускал.

Мыши боялись и уважали. Далеко в пучину не бежали. Ждали. Разве что «по колено» или сидели на берегу! Угу!!! А белоснежные пляжи гнули в дугу царство прозрачных...

- Как горько ошибаться, - думал старик, ковыляя и подымая пыль с грунтовой дорожки своими старыми усталыми ногами.

- Как страшно… остаться одному в толпе окружающих тебя - чужих людей. Как больно видеть смерть того, что должно жить и цвести на радость окружающим…

Он шёл вдоль старого покосившегося забора, окрашенного в неприятный, грязный зелёный цвет. Краска в некоторых местах отстала от старого дерева и завернулась как волны неспокойного моря…

- Мне тяжело видеть радость… - словил...

И вот мы остались одни. Всю ночь мела метель. А к утру затихло всё. Глянула на градусник – «Да-а». Второпях укутываю малышку, остаётся лишь узенькая щёлочка с парой любопытных глаз. Хватаю сумки, пакеты. Лифт, как всегда, не работает. На улице редкие первые прохожие с трудом пробивают себе дорогу в бывших вчера тропинках.

«Ставь ножку прямо в мамин след», - малышка послушно старается, но, то и дело, теряя равновесие, падает в снег.

Одинокая ворона, нахохлившись, сидит на суку берёзы и...

Сизый свет люминесцентных ламп свивался узкими колечками и, пачкаясь о грязные стены, осыпался на линолеум мертвой шелухой. «В некоторых местах концентрация боли настолько высока, - думала Яна, - что воздух кажется жалящим и злым, точно рой голодных пчел.»

Девочку положили в больницу насильно. Как Яна ни умоляла, как ни плакала... от ее слез отгораживались осторожным «все будет хорошо» и спокойно готовились совершить над ней еще большее надругательство, чем то, которому она подверглась...

Горячая точка. Закат. Сообщение о захваченном в доме, в котором старики и дети. И те, кто меньше всего думал о стариках и детях, у них были какие-то свои высшие соображения о мести, справедливости, власти, собственной персоне, обо всем, что позволяло им расправляться со стариками, детьми и всеми, кто стоял на пути.

Парни шагнули к этому дому, но отодвинув их, майор пошел туда первым.

Он всегда и везде был первым, да и как могло быть по-другому?

Тогда и раздались выстрелы, град пуль...

И Ольвик начала рассказ:
-Я застала Кавказ ещё счастливым…. Это не означает, что тогда всё уж так хорошо там было. Были, конечно же, и тогда там свои беды. Но далеко не того масштаба, какие случились позже. А для меня, так и вовсе, этот край был мирным, красивым, радушным и безопасным.

И вовсе не потому, что для меня, как для любого туриста, заранее были гарантированы безопасность и постоянство праздников. Нет. Случалось всякое. Однако, в основном, это были красивые истории. Другими словами...