Раз за разом перечитываю я этот странный свой дневник. События последних полутора лет причудливо переплелись в нём и трудно теперь определить, что было наяву, а что всего лишь ночной кошмар. И чем больше я думаю над, тем, что же важнее, что же оказало на меня большее впечатление, тем сильнее овладевает мною мысль о странном единстве реальных событий и фантазий подсознания. Маленькими кирпичиками каждое событие укладывается в нечто, имеющее уже совершенно иной смысл. В нечто, для чего уже не имеют значения различия между реальностью и снами, ибо настолько оно велико, что вмещает в себя всё. И отлично от самих кирпичиков-событий его составляющих так же, как отличен готический собор от отдельного кирпича, из множества которых он сложен.
Бесконечность окружающего мира, его многомерность вмещает и нас, и наши фантазии. Существующие в нём взаимосвязи настолько богаты и всеохватны, что во много крат превосходят самое богатое воображение, и всякому вымыслу, даже самому абсурдному, можно найти соответствие где-то в глубинах реальности. Но главное ли в отделении реальности от вымысла? Важно ли, уличив кого-то в неправоте, наслаждаться ощущением собственной непогрешимости? Дело ли в наслаждении собственной уверенностью в две, три банальные истины?
Наивная библейская легенда о сотворении человека, и пускай проигрывает она глубоко научной эволюционной теории в правдоподобности деталей, но она лежит в основе морального учения, которое породило нашу цивилизацию. А вот способно ли глубоко научное эволюционное учение привить человеку стремление к добру и милосердию? Приведёт ли оно хотя бы одного человека к совершенству?
Путь к совершенству и поиск смысла жизни –– это уже философия… В прочем каждый человек – философ, уже потому, что всю жизнь ищет то, что по его мысли сделает его жизнь интересной, наполнит её смыслом и приведёт к счастью. В поиске счастья и заключается главная суть человека, его отличие от животного, которое слепо следует инстинкту, раз, за разом повторяя жизнь своих предков. Большинство людей мало задумываются над этой своей страстью, удовлетворяя её с помощью самых простейших средств – стремясь к богатству и связанному с ним комфорту. В этом видят они счастье?
А другие, повинуясь всё тому же непостижимому стремлению к счастью, вдруг открывают в себе новые способности – умение оживлять вещи, подчинять их своим желаниям! И тогда кусочки металла, побывав у них в руках, начинают пыхтеть и, поглощая нефтепродукты, уносят людей в поднебесье и космос! А миниатюрные кусочки кремния вдруг получают возможность производить сложнейшие вычисления и учатся даже мыслить.
И мы, как дети, всё более и более увлекаемся появившимися способностями –«оживляем» всё больше и больше материи, наделяем её всё более удивительными способностями и радуемся тому, что получается, гордимся сами собой, восторгаемся своими возможностями… И мысль об ответственности за содеянное пока ещё редко посещает нас. Неимоверный груз её ещё не обременяет наше сознание. Нет, у нас способности ощущать всю тяжесть последствий содеянного…
Увлекшись собственными способностями, мы не задумываемся над причинами их. Назвав свои способности интеллектом, мы почти весь его направляем на мёртвую материю – «одушевляем» её, наделяя частичкой собственной духовности.
Так же вели себя и Братья в таинственных моих, толи снах, толи мечтах. Сооружая странные свои установки, они играли с миром, но когда-то наступил этому предел…
Наш мир многоэтажный, и самый простой – первый этаж, мир вещей, второй этаж – это мир живого, третий – интеллектуальный, духовный мир, мир понимания. На каком из них мы должны искать смысл собственной жизни – таинственную чашу Грааля?
Когда, поддавшись странному чувству, я принялся записывать все эти фантазии, я не имел ни какого представления, что получится и для чего я это делаю. А сейчас, перечитывая их, я как будто заглядываю в калейдоскоп. Одни и те же истории складываются в совершенно различные комбинации перед моим внутренним зрением – один раз я вижу выбор в развитии личности человека, когда чётко выделены два полюса: с одной стороны духовное развитие, стремление к совершенству – это путь Братьев. На другом полюсе – путь Повелителя, стремление к абсолютной власти, достижение полного произвола...
Другой раз уже другие детали увлекают моё воображение, и смутные образы будущего начинают тёмными нитями тянуться за каждым предметом.
Иногда я начинаю злиться на собственное воображение, обременённое страстями и стереотипами, оно сковывает меня. Я имею дело с чем-то, что можно исследовать только им, моё мышление и воображение необходимо мне, как точный инструмент мастеру, но толи инструмент слишком груб и несовершенен, толи мастер ещё очень неопытен…
И может вся эта история – это всего лишь попытка усовершенствовать инструмент и мастерство? Может именно самые фантастические ситуации способны взламывать твёрдую оболочку стереотипов, сковывающих разум?
Мой путь к колодцу может показаться кому-то слишком причудливым, но я описал его в этом «путеводителе» в надежде, что может, облегчит он кому-то дорогу?
А ведь и у меня всё начиналось так обыденно…
«…человеческий мозг –
самое сложное творение
эволюции, богатство
его возможностей
непостижимо…»
(Учебник физиологии)
«Перед использованием
изделия обязательно
изучите инструкцию по
применению»
(Инструкция по
применению кофемолки)
ПУТЬ К КОЛОДЦУ.
Обычное утреннее совещание ещё не успело начаться, когда полковник, начальник управления, подозвал меня к себе:
– Евгений Денисович,– официальный стиль обращения насторожил меня,
полковник формалистом не был и обращался обычно запросто по имени, что ни кем у нас в Агентстве за фамильярность не воспринималось, а понималось как отличное течение всех дел и расположение начальства, а сейчас… Я поднялся из-за стола совещаний, где занимал место несколько не по праву, замещая отсутствующего начальника, и подошёл к окну, у которого остановился полковник, перебирая в руках лёгкие листочки папиросной бумаги, густо покрытые лиловой машинописью.
– Вы постоянно утверждали, – полковник вперил в меня насмешливый взгляд:
– Что ни один из городских научно-исследовательских центров не ведёт оборонных тем.– Он протянул мне бумаги: – Разберитесь, пожалуйста, с этими документами. Три дня назад на тамошне обнаружился лишний – он сделал едва заметную паузу, подчёркивая иронию своих слов – чемодан. Владельца, которого найти так и не удалось, но зато, после детального обследования, в подкладке этого чемодана удалось обнаружить эти документы. – в последнем слове его легко читалась таже ирония, ясно было, что он сам не придаёт большого внимания этим бумагам.
– Наверху этому придают слишком большое внимание, впрочем, наше дело
выполнить приказ. Пускай Анатолий Иванович отложит все дела и до выходных выяснит всё, что возможно.
Вздохнув, он подал мне и тощую папку, взяв её с подоконника.
И вот я сейчас раскладываю у себя на столе невесомые листы папиросной бумаги с отпечатанным на них расплывшимся текстом, я уже раз пять перечёл их незамысловатое содержание и, честное слово, если бы не приказ начальства, я бы решил, что это не более чем чья-то неудачная, или, наоборот, очень удачная шутка.
Встав, я подошёл к окну. Серое зимнее небо посыпало город лохматыми хлопьями снега, Это ещё не настоящий снег, укрывающий всё надолго своим пологом. За окном, в самых произвольных направлениях, носилось то, что называют «белыми мухами», подобно настоящим насекомым, снежинки бились в стекло, взлетали вверх, срывались в стороны и таяли, касаясь подоконника. Середина декабря…
И всё-таки, что произошло, откуда эти фантастические миниатюры на папиросной бумаге, трудно назвать их по-другому. Если это шифровка, то её можно было смело направлять заграницу по самым подозрительным адресам. Судя по протоколу из папки, где были подшиты материалы экспертиз, нашим криптологам так и не удалось обнаружить потаённого смысла в этих текстах.
Стоя у окна, я смотрю, как торопливые прохожие прячут лица в отворотах воротников, а на проезжей части в три ряда выстроились машины, подняв разноголосый рёв своими сигналами, видно опять на площади испортился светофор, красным светом перекрыв в этом направлении всё движение.
Серый декабрьский день только начинается, кутаясь в ночной сумрак, и меня, его такое начало не радует, конечно, в немалой степени виной тому было и это поручение, отношения к которому не скрывал и полковник, но это уже тема более сложная. Я возвращаюсь к столу и сажусь вновь перечитывать тексты:
«20 мая с.г. в 22-34 на 37 км. от Города по Шангарскому шоссе, был зарегистрирован туманный слабо светящийся объект, пересёкший шоссе в направлении юго-восток, со скоростью 30-40 километров в час на высоте 1,5-2 метра. Размеры объекта– (ориентировочно) сфера 2-3 метра диаметром (фотоснимки прилагаются)».
Снимков ни каких не было, судя по протоколу осмотр, проводился тщательно и квалифицированно, но обнаружить больше ни чего не удалось, ни микроплёнки, ни магнитной плёнки, ни чего …
Приблизительно такого же смысла текст был отпечатан и на остальных листах. Менялись даты, размеры объектов, его скорость… Было очевидно, что за этим отрезком шоссе велось систематическое наблюдение. Шоссе проходило среди лесной городской зоны, но, не смотря на близость Города, лес был слабо затронут цивилизацией, ведь рядом был один из крупнейших заповедников.
Забывшись, в своей попытке понять иррациональность смысла сообщений, изложенных лиловой машинописью на папиросной бумаге, я забарабанил пальцами по столу, выстукивая сигнал тревоги.
Полковник, конечно же, шутил, говоря о моём утверждении, будто ни один из городских исследовательских центров не ведёт секретных оборонных исследований, такие исследования, конечно, велись и ведутся в Городе и для него это секретом не является. В различных центрах ведётся большая работа и, насколько я знаю, довольно успешно. Но то, о чём сообщается здесь..?
Это по сути дела испытания, а они проводятся довольно далеко отсюда, на полигонах, с которых так просто снимков не приложишь.
Конечно, весьма поверхностно, но я, по служебным обязанностям, был знаком со всеми ведущимися разработками и по этому мог заложить голову, – ни чего подобного этим «слабосветящимся объектам диаметром от двух до трёх метров» в работе не было.
Перелистав папку, я ознакомился с данными различных экспертиз: бумага обычная, напечатано на печатной машинке одного из самых распространенных типов, отпечатков пальцев не обнаружено, и дальше в том же духе о всём остальном. Я тоскливо взглянул на стоящую у меня на столе печатную машинку того же, распространённого типа. Обратиться в исследовательский центр, но в какой? Ни один из них летательными аппаратами не занимается, а эти объекты, скорее всего, похожи именно на летательные аппараты, судя по записям, эти объекты маневрировали между деревьями, взлетали вверх и проделывали множество различных эволюций.
Подумав, я всё-таки решился позвонить в лабораторию к доктору технических наук Челнову и прозондировать почву относительно этих объектов.
Прочитав ему один из текстов, не называя, разумеется, ни места, ни даты происшествия, услыхал я в ответ смех:
–Потешили, вот уж потешили, а ещё что-нибудь подобное у вас имеется?
– Да нет,– поморщился я недовольно, поводов для смеха я здесь не видал.
– Вообще меня давно интересовало, кто фиксирует такого рода происшествия, Я и сам увлекаюсь историями о летающих тарелках, надеюсь на приглашение, если удастся вам поймать этот объект.
Я вежливо выслушал его и поинтересовался, объяснив:
– Сидор Иванович, наша контора ни когда не интересовалась летающими тарелками, но кто-то усиленно распускает слух, будто одним из наших центров проводятся исследования в этом направлении. Вот мне и хотелось бы узнать, что могло бы хотя бы отдалённо напоминать подобный феномен, из того, что разрабатывается у нас?
Он задумчиво мугыкнул в трубку:
– О стране ни чего сказать не берусь, а вот о разработках наших Городских исследовательских центров могу сказать более определённо: ни чего подобного у нас не разрабатывается. Я ведь член ученого совета и все темы утверждались нами после детального ознакомления.
Я поблагодарил его и, извинившись за беспокойство и положив трубку, долго не мог оторвать взгляд от телефона, выясняя собственное отношение к этому заданию. И пускай это отдаёт мистикой, но для меня это первостепенно – собственное отношение, интуиция, это важнейший фактор, движущий расследование. Если интересно самому, то не будет и формализма в работе, работать будешь на совесть, а не для галочки в плане оперативных мероприятий и не будешь удовлетворяться половинчатым результатом.
И вот сейчас, анализируя собственное состояние, пришёл я к неутешительному выводу – кажется, мне вся эта история чьей-то глуповатой шуткой, и только приказ заставляет воспринимать это всерьез, но тема невольно интриговала.
Ну что же, я глянул на часы, скоро должен прийти Анатолий Иванович, начальник нашего подотдела Агентства, чьим непосредственным подчинённым и являюсь я, собственно этим личный состав нашего подотдела и ограничивается. Проблема в том, что мне придется докладывать ему о полученном задании, – думал я, озабоченно рассматривая рассыпанные по столу листы с лиловыми буковками, – и, при этом, желательно высказать какую-нибудь, но собственную версию. Но не нахожу я ни какой подходящей…Бумага и машинка..? Я опять, кисло скривившись, взглянул на стоящую на столе печатную машинку, там же лежала начатая пачка бумаги, идентичная бумаге донесений. Конечно, стоит иметь ввиду и эту версию, или начать с неё? Признавать свою полную беспомощность перед Анатолием Ивановичем я не собираюсь. Машинок такого типа, только в учреждениях Города тысяч около пяти, шести… Да в личном пользовании? А может надо искать в другом городе?
Уныло я рассматривал серое, под стать моему настроению небо за окном. Чем дольше я думал, тем больше чувствовал свою беспомощность. Мне уже казалось, – было бы легче изловить в помещении Агентства домового, по крайней мере, задание мало отличалось от такого предложения. Я невольно улыбнулся нелепости сравнения, но ведь этот «слабосветящийся объект» уж слишком смахивает на описание в различной литературе мистического направления, самых фантастических приведений. И смех, и грех…
Я задумался и поэтому приход Анатолия Ивановича, стремительно вошедшего в наш общий кабинет, оказался для меня неожиданным. Пока я, повернувшись к дверям, отвечал на такое же, как вход, стремительное приветствие, Анатолий Иванович уже стоял у вешалки, вешая на плечики влажное пальто.
Глава 1.
– Ну и погодка,– повернувшись ко мне, приглаживал он обеими руками волосы на висках: – Обо что голову ломаешь, добрый молодец? – ирония чуть скривила уголки его губ, когда взглянул он в сторону тощей папки на моём столе. Его насмешливый вопрос вдруг принёс мне облегчение, зарядив верой в скорую и успешную развязку всех этих запутанных проблем. Кто-кто, а Анатолий Иванович проблемы решать умеет.
Пожав мне руку, он уселся за свой стол у окна, вздохнул тяжко, с немалой долей шутливого притворства, взглянул на меня насмешливо:– Докладывай.
Он очень быстро переходил от шутки к серьёзному тону, в прочем и обратный переход у него получалось такой же быстрый.
Я коротко изложил суть задания и сделал предложение:– Предлагаю начать с поиска печатной машинки.
Пускай идея и не ахти, но главное, что положено начало, проведено осмысление… А расписываться в своей полной беспомощности?
Анатолий Иванович задумавшись, смотрел в сторону дверей, едва скривив губы, выстукивая одним пальцем бесшумную дробь по столу. Уже потом я понял, что для его в этом задании главным было совсем не то, что для меня. Значительно позднее я сообразил, что озабоченность его была вызвана поиском ответа на вопрос, – почему дано это задание именно ему, его отделу, кто может стоять за этим и какую цель преследовать.
– Машинку печатную разыскивать? – протянул он задумчиво, и вдруг резко перевёл взгляд на меня:
– А почему бы нам сначала самим не съездить на этот, пресловутый, тридцать седьмой километр Шангарского шоссе? А?
Наверное, именно такая простота и называется гениальной, я онемел, услыхав такое простое решение. Почему оно мне сразу не пришло в голову, – всего-то тридцать семь километров… Опрокинув стул, я кинулся к дверям.
– Куда?– засмеялся добродушно Анатолий Иванович: – Сейчас пока ещё только половина одиннадцатого.
Он кивнул на телефон:– Закажи машину в гараже на двадцать один час.
После того, как я, насилу сдерживая волнение, договорился о машине на вечер, Анатолий Иванович, доставая из встроенного в стену сейфа, папки с документами, сказал:
– А пока займись вот этими материалами и постарайся забыть о вечере. – И насмешливо подмигнув, добавил: – Не всегда утро вечера мудрее.
–––––––––––– **** –––––––––––––
Весь день мне не давала покоя предстоящая встреча с туманными объектами, как большого любителя фантастики она не могла оставить меня безучастным, и беспрерывно поглядывал я на часы, ловя на себе насмешливые взгляды Анатолия Ивановича. Весь день я трепетал в предвкушении необычного, чего-то невероятного, непостижимого и этим привлекающего. Я не представлял, как мог Анатолий Иванович воспринимать предстоящую встречу с таким снисходительным спокойствием.
И вот, наконец, закончился долгий этот день. Мы идём в гараж, получаем у дежурного ключ от машины и подходим к светлой малолитражке. Анатолий Иванович кивает мне на место за рулём, усаживаясь, я спрашиваю его:
– Анатолий Иванович, неужели вас совершенно не волнует это дело? Неужели оно вас совершенно не удивило?
Он хмыкнул, положил руку на руль:
– Женя, подожди не заводи. Прежде всего, давай, определим себе этот вопрос таким образом: – это самое обычное дело, и не стоит ждать от него ни чего неожиданного.
Убрав руку с руля, он кивнул мне и ворчливо добавил:
– За восемнадцать лет службы я привык к тому, что за самым неожиданным скрывается самое обычное, – и, криво усмехнувшись, продолжил : – А самым невероятным считаю выдачу у нас в Агентстве месячной премии. О каковых у нас даже не мечтают.
Я только улыбнулся его шутке, выводя машину из подземного гаража на улицу.
Улицы города в этот, не поздний ещё час, почему-то были непривычно пустыми, ни машин, ни прохожих. Впрочем, мудрить особенно не приходилось – осенне-зимняя непогода, смешав слякоть со снегом, мотает этот мерзкий коктейль порывистым ветром по улицам, заунывно посвистывая в облепленных местами снежной бородой проводах, нагоняя тоску и унынье. Снег тёмной, пропитанной влагой кашей укрывал улицы, брызгами разлетаясь из-под колёс редких автомобилей.
Сиротливо подмигивали жёлтым светом на перекрёстках светофоры, включенные уже на ночной режим, благодаря чему мы без особого труда и стояния в пробках, достигли окраины города у въезда на Шангарское шоссе. Здесь Анатолий Иванович, прервав молчание, определил замысел предстоящей операции:
– Сегодня произведём предварительную разведку –– «обломаемся» около двадцать двух часов в районе тридцать седьмого километра шоссе. И будем «ремонтироваться» часов до двадцати четырёх.
Я кивком подтвердил уяснение задачи. Действительно, во всех сообщениях время появления объектов было в пределах от 22 до 24 часов.
Не успели скрыться окраины города, как шоссе со всех сторон обступил чёрной стеной лес. Выделялись в окружающем мраке тёмные ветви сосен густо укрытые шапками серого мокрого снега. Необычайно красив был молчаливый зимний лес в призрачном жёлтом свете фар, быстро мчащегося по пустынному шоссе автомобиля. Но я в эти минуту был неспособен, обращать внимание на такие мелочи, как лес, всё мои мысли поглощало предвкушение предстоящей встречи.
Вдруг Анатолий Иванович приоткрыл форточку, впуская в салон, струю холодного воздуха, напоённую влажными запахами зимнего леса.
– А ну останови-ка, – попросил неожиданно. Плавно притормозив, я съехал к обочине, примяв снег, проехал метров десять и остановился. Анатолий Иванович вышел из машины, хлопнув дверкой. Я вышел за ним, не понимая причины остановки. А он, задумавшись, прохаживался по обочине, топчась по щиколотки в снегу, засунув руки глубоко в карманы. Он сильно ссутулился, и на мгновение мне показалось, что у него не всё в порядке с сердцем.
– Что случилось?– с тревогой спросил я у него.
– А?– удивлённо взглянул он на меня, только сейчас меня заметив:– Да нет…Нет. Всё в порядке.
Анатолий Иванович, Щурясь против света фар, смотрел на меня, как будто пытался вспомнить что-то важное. Но так ни чего и не сказав, сел на своё место. Я невольно пожал плечами, и сам, усаживаясь в машину.
– Поехали.– Хмуро кивнул вперёд и откинулся на спинку сидения,
не вынимая рук из карманов. Резкая перемена его настроения озадачила меня. Я всё пытался понять, – что же случилось? Настороженно покосился на Анатолия Ивановича, он уже сидел наклонившись вперёд, поза была неудобной, но он, не замечая этого, казалось прислушивается к чему-то, слышимому только ему одному. Я не решился его побеспокоить вопросом о причине.
Вскоре, по километровым столбикам, я понял, что мы достигли цели, и, немного проехав за километровую отметку, я осторожно съехал на обочину, заглушив двигатель, повернулся к Анатолию Ивановичу.
– Приехали..?– полувопросительно протянул он, не меняя позы.
Снег прекратился, затих в лесу и ветер, и только редкие огромные хлопья снега медленно оседали, сразу темнея при соприкосновении с покрытием дороги.
После убаюкивающего урчания мотора и сумрачного уюта салона было несколько неуютно и зябко в покрывающей всё лесной тишине, и даже едва слышимый рёв далёкой авиационной турбины не нарушал её. Накатываясь волнами то, затихая то, усиливаясь, он своим звучанием только подчёркивал вязкую её глухоту, как звон в ушах.
Склонившись к мотору, я был весь внимание, вглядываясь в черноту стволов, начинающегося сразу у дороги леса, стараясь среди них уловить малейшие проблески света. Но сумрачно серели только пятна снега на далёких ветвях лесных великанов.
Минут через десять, изрядно продрогнув, я уселся в машину, закрыв капот, поднятый мною в порыве имитационного усердия. Анатолий Иванович сидел всё так же неподвижно, казалось, он полностью ушёл в себя,
Отключившись от внешнего мира, нет ему ни до чего дела. Так прошло полтора часа в вязкой неподвижности тишины, которую я не решился нарушить, как вдруг без видимого повода, Анатолий Иванович, не поворачиваясь ко мне, сказал:
– Давай домой.
Мне этот приказ пришёлся по душе, машина уже достаточно выстыла, что бы понять насколько снаружи холодно, и я почувствовал это уже достаточно хорошо, да и тоскливое это подвывание далёкой авиационной турбины в ночной тишине отнюдь не будило приятных воспоминаний.
На всякий случай я проехал несколько километров вперёд, но на пропитанной влагой каше снега, укрывающего дорогу, не было ни каких следов. Развернув машину, я покрепче прижал акселератор.
– Полегче. – равнодушно произнёс Анатолий Иванович, когда я с заносом проходил очередной поворот, при въезде в город.
– В Агентство.– устало приказал, заметив включенный мною на повороте к его дому, указатель поворотов. Но тут же взглянув на меня, добавил:
– А ну останови.
Я остановился, подрулив к тротуару, он утомлённо улыбнулся:
– Валяй домой, гонщик.
И, пересев за руль, плавно стронул машину, оставив меня в недоумении стоять на тротуаре, но не надолго, было уже около часа ночи, поэтому я быстро бросился к ближайшей станции метро, идти домой по такой слякоти мне не хотелось.
–––––––––––––––––– «» –––––––––––––––––––––––
Когда наследующий день, около половины десятого, я зашёл в наш кабинет, то сразу наткнулся на внимательный взгляд Анатолия Ивановича:
– И каковы ваши впечатления от вчерашней поездки, Евгений Денисович?
Хмуро рассматривая меня, задал он вопрос, после взаимных приветствий. Тон, которым это было сказано, не обещал ни чего хорошего, это меня насторожило, – что-то произошло, и, вероятно, по моей вине, решил почему-то я. Напрягая память, я начал припоминать, где и что я мог сделать не так.
– Я жду.
Это уже был приказ.
– По-моему, необходимо установить круглосуточное дежурство…–
потянул я вяло, пользуясь студенческим правилом, говорить всё что угодно, но не признаваться в собственной беспомощности, спешно припоминая при этом подробности поездки. Но Анатолий Иванович сразу же утратил ко мне интерес, мой ответ не произвёл на него впечатления, и он перевёл сразу ставшим безразличным взгляд в окно:
– Значить ты считаешь, – поездка не удалась?
Я пожал плечами, снимая у вешалки куртку:
– Мы ведь так ни чего и не увидели.
Он повернулся ко мне, с насмешкой рассматривая:
– А тебя ни что не поразило вчера в лесу?
На мгновенье я застыл, вытягивая руку из рукава, но всё-таки решился:
– По моему вам вчера было нехорошо? Возможно обострение..? –
нерешительно добавил, Анатолий Иванович хмыкнул иронично:
– Именно обострение!
Мне его усмешка не понравилась, смеялись, искривившись, только губы, а глаза были наполнены холодным вниманием:
– Значит ни чего кроме моего состояния, тебя не удивило? – это
был полу вопрос, полу утверждение: – А вы, Евгений Денисович, не поясните мне – кто это глубокой ночью гонял в заповедном лесу авиационную турбину? – голос его приобрёл неожиданную твёрдость:
– Не скажете ли, лейтенант, где у нас ближайший аэродром, и лётная ли вчера было погода?
Морозом дохнуло мне в спину, заставив невольно передёрнуть плечами. Я вдруг отчётливо вспомнил тот непрерывный, даже тогда показавшийся мне зловещим, рёв авиадвигателя, доносившийся из лесу. И опять мимо меня прошло самое главное! Всё огоньки высматривал… Анатолий Иванович поднялся и подошёл ко мне:
– Ладно, ладно…– похлопал он меня по плечу, не глядя:– По началу всякое бывает…
Видно я здорово огорчился, раз заслужил утешения, но легче мне от этого не стало:
– А что это ревело? – робко спросил я, он уже отошёл к окну и стоя
спиной ко мне, приложил ладони к стеклу:
– Этого я не знаю,– тихо произнёс он: – Это мы и попробуем выяснить сегодня.
И, повернувшись, он вернулся к своему столу и сел, охватив голову:
– Факты пока таковы: единственный городской аэродром находится, как ты знаешь, с другой стороны города, расстояние между этими пунктами, почти шестьдесят километров, по прямой. Погода вчера была нелётная, и не один самолёт ни над городом, ни вблизи его не был зарегистрирован станциями радарного слежения.
Напряжение в его голосе, в его взгляде, передалось мне, заражая тревогой. Жутью повеяло на меня после его слов, волнение перехватило дыхание, а он продолжал устало:
– Я всю ночь уточнял эти данные. Все источники единодушны, ни каких разногласий, ни ВВС, ни гражданский флот, а о случайных самолётах и речи не может быть…
Устало помассировал он висок:
– Вот так-то, лейтенант…
Взглянув на меня, едва скривил губы в вялой улыбке и жестом предложил садиться. Только сейчас я обратил внимание, что всё ещё держу куртку в руках, прижав её к груди:
– Вы уже доложили полковнику?– спросил я, почему-то шёпотом, он грустно улыбнулся:
– А что докладывать? Мол, что-то, где-то гудит, почти как нечистая сила в бабушкиных сказках?
А мои мысли метались не в силах зацепиться ни за какую подробность:
– А с лесником вы говорили?– спросил я, вновь забывая о собственной куртке. Анатолий Иванович вскинул на меня удивлённый взгляд:
– Это мысль.
Его рука потянулась к телефонной трубке, а я застыл, прижав куртку к груди, в напряжении ожидая результата.
– Куртку-то повесь.– метнул на меня насмешливый, как прежде взгляд: – На гимназистку в гостях похож.– говорил он, набирая номер лесничества. Но связаться с лесничеством так и не удалось, Анатолий Иванович досадливо морщился, вслушиваясь в короткие гудки, доносящиеся из трубки:
– Занято, занято…– ложа трубку, потёр подбородок: -Попробуем позднее.
Но его перебил тревожный зуммер селекторной связи, вызывал начальник Агентства.
– Слушаю.– склонился Анатолий Иванович к микрофону, нажимая клавишу ответа.
– Анатолий Иванович, зайдите ко мне.
Анатолий Иванович задумчиво взглянул на меня, сухость приглашения таила неопределенность, – происходило нечто сверхординарное. Уже в дверях он обернулся ко мне:
–А в лесничество ты все таки дозвонись. Спрашивай исключительно осторожно – на мгновенье он замолк, взглянув себе под ноги: – Намекни, мол, спутник там наделал делов, мы, мол, разбираемся… – он выразительно покрутил пальцами– Напусти туману по больше…
Глава 2.
Второй раз мне приказ отдавать не потребовалось, я сразу же ухватился за телефонную трубку, присев на край стола.
Со второй или с третьей попытки мне удалось связаться с лесничеством, и начали меня футболять самым бессовестным образом по инстанциям. Если в начале службы меня это злило, то сейчас уже привык и воспринимал, как норму, – ни кто не хочет брать на себя ответственность, особенно когда узнаёт с какой службой имеет дело. Вот и начинается нудное пение на тему– Ни чего не знаю – моя хата с краю, ни чего не слышал, ни чего не видел…
В конечном итоге, после множества звонков, когда блокнотный листок, на котором я записывал предлагаемые «инстанциями» телефонные номера, почти весь покрылся множеством цифр, мне удалось связаться с человеком, у которого хватило совести не «отпасовывать» меня дальше, не исключалась правда возможность того, что ему просто не к кому было меня направлять, а может его в этот момент, к моему счастью, подвела фантазия, по крайней мере, на мой вопрос:
–Меня интересует, не сообщали ли вам о чём-то необычайном, пришедшем в лесу в течение этого года? – Я услыхал следующий ответ:
– За кого вы нас принимаете, вы думаете, раз это лесничество, так мы в лесу живём? – голос его наполнился весёлой иронией:
– Да половина из наших сотрудников, причём, прошу обратить внимание, может быть лучшая, бывает в лесу только в период отпусков, да может быть ещё в выходной.
Он не надолго замолк и продолжил уже серьёзнее:
– А насчёт необычного, но это совершенно неофициально, обратитесь на кордон сорок четыре, тридцать два. Обходчик тамошний о чём-то таком иной раз сигнализирует, что тут у некоторых возникает непреодолимое желание вызвать психиатра.
Я сразу насторожился, вырвав последние слова из потока шутовства:
– А вы не могли бы передать суть его сообщений, будете так добры.
Но трубка отозвалась почему-то настороженным смехом:
– Вы что же, хотите, что бы и меня направили к психиатру?– Он продолжил, неуловимо изменив тон разговора, – странное любопытство слышалось за его словами, он как будто проверял, что хочу я услыхать, что интересует меня:
– Честное слово, это такой бред, что ему и названия нет… – он примолк, по-видимому, что-то разыскивая:
– Да вот хотя бы…
Я оглянулся на звук открываемой двери, в кабинет вошёл, хмурясь, Анатолий Иванович, я рукой дал ему знать, что заканчиваю, и встал со стола.
– Как-то он сообщил нам,– продолжал по телефону мой собеседник из лесничества, – Что исчез замечательно живописный участок леса с небольшим озером. Представляете?
– Этот документ при вас? – сразу же спросил я, не отвлекая внимания на тон его последнего вопроса, хоть и зацепило меня в нём всё тоже настороженное любопытство.
– Да вы что, шутите? Конечно же, его, по-моему, уничтожили,– в голосе его появилось сомнение:– По крайней мере, хода не дали, это точно. Дали старику втык, что бы домашними настойками поменьше увлекался, да и бросили куда-то…
– Короче, – заторопился я, увидав, сдержанное нетерпение Анатолия Ивановича. Ожидая окончания моего разговора, он раскладывал на столе какие-то документы из принесенной папки: – Где мы сегодня можем встретиться? Вы не будете против, если часов в четырнадцать я к вам подъеду?
– Пожалуйста, я скажу на вахте и вас проводят.
– Спасибо, я не прощаюсь.– сказал я заканчивая разговор.
Анатолий Иванович поднял голову от бумаг, вскинул брови, ожидая доклада. Я коротко описал ему всё, что удалось узнать. Переписав часть данных себе в блокнот, он устало вздохнул, помассировав виски, бессонная ночь давала о себе знать:
– А теперь, Евгений, сообщу тебе и я кое-что – озабочено начал он, глядя сквозь меня: –По данным агентурной разведки…– он выразительно постучал пальцем по лежащей перед ним на столе папке с никогда невиданным мною грифом секретности на корешке.
– Это дело привлекло там,– он многозначительно глянул мне в глаза, подчёркивая важность сказанного: – Огромное внимание, и не только разведорганов. Достаточно сказать, что ими ни когда ещё не использовался столь высокий уровень секретности, как на сей раз.
Тон его слов был озабочен, похоже было, что он рассуждает в слух сам с собой, пытаясь осмыслить всю парадоксальность возникшей ситуации:
– Надеюсь, ты обратил внимание на самую раннюю дату, указанную в перехваченных донесениях? И на вчерашнюю, когда об этом стало известно нам. У них, по крайней мере, шестимесячное превосходство. Расходы по обеспечению столь высокого уровня секретности им удалось полностью оправдать.– Анатолий Иванович не пытался скрыть собственного расстройства:
– И что очень странно… Они уверены, что дорвались до наших секретов. Именно об этом говорят агентурные данные нашей разведки.
Он в вялом жесте развёл ладони, удивлённо улыбаясь:
– И всё бы нормально, да только мы об этих собственных «секретах» не имеем представления. По сути дела мы сами сейчас оказались в роли разведки и нуждаемся в информации о происходящих событиях. На сегодня мы не имеем и сотой доли того, что имеют они.
Поднявшись, он подошёл к окну и продолжил, вглядываясь наружу, но в голосе его не осталось и следа от сквозившей до этого растерянности:
– Не сегодня–завтра придет из Центра большая группа оперативников, во главе с генералом, мы, вероятно, будем приданы им. – Он повернулся ко мне и скривил губы в недовольной гримасе:
– Это, наверное, будет отличной практикой для тебя, но я буду настаивать на самостоятельном расследовании.
Я вскочил: – Прошу вас зачислить меня к вам в группу.
Анатолий Иванович улыбнулся: – Спасибо, Женя, учтём ваше пожелание. – и, взглянув на часы, добавил: – А сейчас, я думаю, тебе есть смысл сходить на встречу в лесничество. Хоть сейчас и начало двенадцатого, но что будет после обеда? Генерал – человек действия, шутить любит, но шутки его специфические.
––––––––––––– «»––––––––––––––––––
– Если вы к Ерёменко, то он ещё не вернулся с перерыва.– доброжелательно улыбнулась мне, взглянув поверх очков, старушка вахтёрша, оторвавшись от вязания. Мне осталось только поблагодарить её, что и сделал, устраиваясь в одно из кресел у стены, украшенной множеством красочных плакатов, пропагандирующих пользу охраны лесов.
У Ерёменко, конечно же, прежде всего о кордоне 44-32 и об обходчике, и об исчезновении вверенного ему участка леса и озера. Не смотря на серьёзность ситуации, я не мог удержаться от улыбки, представив заросшую буйной растительностью физиономию обходчика вдруг обнаружившего пропажу. Интересно, что же он там нашёл, на месте пропажи? Лужу, что ли?
Входные двери хлопали всё чаще и чаще, по мере того как стрелки часов приближались к часу дня, пропуская возвращающихся с обеденного перерыва сотрудников лесничества. И вот в вестибюль вошёл, улыбаясь, высокий парень в накинутом на плечи чёрном овчинном полушубке, придерживая дверь, он пропустил двух девушек, которые, смеясь, отряхивались от снега. Старушка вахтёрша окликнула его и указала в мою сторону. Что-то, тихо сказав девушкам, сразу прекратившим смех, он направился ко мне, а я поднялся ему на встречу.
– Ещё раз здравствуйте, – приветствовал он меня: – Ведь мы, насколько я помню, договаривались встретиться в четырнадцать, а сейчас? – Он улыбнулся, как бы извиняясь за своё невольное опоздание.
– Извините за столь ранний приход, к сожалению, время сейчас слишком дорого, особенно в рабочее время.
Он сдержано улыбнулся, оценив мой далеко не блестящий мой каламбур, и жестом пригласил за собой в глубь коридора.
В небольшом кабинете, куда он привёл меня, занимая всю его середину, стояли впритык друг к другу четыре письменных стола, почти не оставляя свободного места. А то место, что оставалось ещё вдоль стен, загромождали старинные книжные шкафы, заваленные под самый потолок пухлыми папками с выцветшими обложками. В промежутке между шкафами, на стене весела, раскрашенная в зелёное, карта-схема лесных угодьев области. Я, не сдержав любопытства, сразу же протиснулся между стульями и столами, к ней, надеясь отыскать этот странный кордон. А Ерёменко зашуршал бумагами у себя за столом:
– И так, вас и вашу фирму интересуют сообщения Клима Фомича, не скрою, после вашего звонка, я таки отыскал его сообщения. Клим Фомич – человек весьма серьёзный, сорок с лишком лет одинокой жизни в лесу кого хочь отучат от глупых шуток. Но в последнее время, по мнению наших доморощенных остряков, он здорово поднаторел в юморе.
Замолчав, он полез в тумбочку стола, я же отвернулся от схемы, поняв, что без его помощи кордона на ней не отыщу.
– Извините, найти не могу, перед обедом специально отложил один, весьма характерный документ. Ага… Вот.
Он достал тетрадный листок с неуклюже теснящимися на нём огромными буквами и, прежде чем начать читать, почему-то насторожённо взглянул на меня:
– Вот послушайте один из его «шедевров», направленных к нам – он повертел листок, разыскивая дату. А я вдруг понял, что мне в нем не нравится, скорее, настораживает,– игра, он явно переигрывал, стараясь показать своё более чем юмористическое отношение к этим сообщениям. Что-то здесь не так, и то, как ни кто в лесничестве не хотел со мной говорить, отпасовывая к другим, и непрерывное шутовство Ерёменко, которым он явно хочет, что-то прикрыть, но вот что?
– Ага..– продолжил он :– Пятнадцатого июня сего года. И так, читаю…
Он многозначительно взглянул на меня: – «Заявление, с четырнадцатого мая, мною захвиксированы вбытки, щез распадок и озеро Изумрудное
Бесконечность окружающего мира, его многомерность вмещает и нас, и наши фантазии. Существующие в нём взаимосвязи настолько богаты и всеохватны, что во много крат превосходят самое богатое воображение, и всякому вымыслу, даже самому абсурдному, можно найти соответствие где-то в глубинах реальности. Но главное ли в отделении реальности от вымысла? Важно ли, уличив кого-то в неправоте, наслаждаться ощущением собственной непогрешимости? Дело ли в наслаждении собственной уверенностью в две, три банальные истины?
Наивная библейская легенда о сотворении человека, и пускай проигрывает она глубоко научной эволюционной теории в правдоподобности деталей, но она лежит в основе морального учения, которое породило нашу цивилизацию. А вот способно ли глубоко научное эволюционное учение привить человеку стремление к добру и милосердию? Приведёт ли оно хотя бы одного человека к совершенству?
Путь к совершенству и поиск смысла жизни –– это уже философия… В прочем каждый человек – философ, уже потому, что всю жизнь ищет то, что по его мысли сделает его жизнь интересной, наполнит её смыслом и приведёт к счастью. В поиске счастья и заключается главная суть человека, его отличие от животного, которое слепо следует инстинкту, раз, за разом повторяя жизнь своих предков. Большинство людей мало задумываются над этой своей страстью, удовлетворяя её с помощью самых простейших средств – стремясь к богатству и связанному с ним комфорту. В этом видят они счастье?
А другие, повинуясь всё тому же непостижимому стремлению к счастью, вдруг открывают в себе новые способности – умение оживлять вещи, подчинять их своим желаниям! И тогда кусочки металла, побывав у них в руках, начинают пыхтеть и, поглощая нефтепродукты, уносят людей в поднебесье и космос! А миниатюрные кусочки кремния вдруг получают возможность производить сложнейшие вычисления и учатся даже мыслить.
И мы, как дети, всё более и более увлекаемся появившимися способностями –«оживляем» всё больше и больше материи, наделяем её всё более удивительными способностями и радуемся тому, что получается, гордимся сами собой, восторгаемся своими возможностями… И мысль об ответственности за содеянное пока ещё редко посещает нас. Неимоверный груз её ещё не обременяет наше сознание. Нет, у нас способности ощущать всю тяжесть последствий содеянного…
Увлекшись собственными способностями, мы не задумываемся над причинами их. Назвав свои способности интеллектом, мы почти весь его направляем на мёртвую материю – «одушевляем» её, наделяя частичкой собственной духовности.
Так же вели себя и Братья в таинственных моих, толи снах, толи мечтах. Сооружая странные свои установки, они играли с миром, но когда-то наступил этому предел…
Наш мир многоэтажный, и самый простой – первый этаж, мир вещей, второй этаж – это мир живого, третий – интеллектуальный, духовный мир, мир понимания. На каком из них мы должны искать смысл собственной жизни – таинственную чашу Грааля?
Когда, поддавшись странному чувству, я принялся записывать все эти фантазии, я не имел ни какого представления, что получится и для чего я это делаю. А сейчас, перечитывая их, я как будто заглядываю в калейдоскоп. Одни и те же истории складываются в совершенно различные комбинации перед моим внутренним зрением – один раз я вижу выбор в развитии личности человека, когда чётко выделены два полюса: с одной стороны духовное развитие, стремление к совершенству – это путь Братьев. На другом полюсе – путь Повелителя, стремление к абсолютной власти, достижение полного произвола...
Другой раз уже другие детали увлекают моё воображение, и смутные образы будущего начинают тёмными нитями тянуться за каждым предметом.
Иногда я начинаю злиться на собственное воображение, обременённое страстями и стереотипами, оно сковывает меня. Я имею дело с чем-то, что можно исследовать только им, моё мышление и воображение необходимо мне, как точный инструмент мастеру, но толи инструмент слишком груб и несовершенен, толи мастер ещё очень неопытен…
И может вся эта история – это всего лишь попытка усовершенствовать инструмент и мастерство? Может именно самые фантастические ситуации способны взламывать твёрдую оболочку стереотипов, сковывающих разум?
Мой путь к колодцу может показаться кому-то слишком причудливым, но я описал его в этом «путеводителе» в надежде, что может, облегчит он кому-то дорогу?
А ведь и у меня всё начиналось так обыденно…
«…человеческий мозг –
самое сложное творение
эволюции, богатство
его возможностей
непостижимо…»
(Учебник физиологии)
«Перед использованием
изделия обязательно
изучите инструкцию по
применению»
(Инструкция по
применению кофемолки)
ПУТЬ К КОЛОДЦУ.
Обычное утреннее совещание ещё не успело начаться, когда полковник, начальник управления, подозвал меня к себе:
– Евгений Денисович,– официальный стиль обращения насторожил меня,
полковник формалистом не был и обращался обычно запросто по имени, что ни кем у нас в Агентстве за фамильярность не воспринималось, а понималось как отличное течение всех дел и расположение начальства, а сейчас… Я поднялся из-за стола совещаний, где занимал место несколько не по праву, замещая отсутствующего начальника, и подошёл к окну, у которого остановился полковник, перебирая в руках лёгкие листочки папиросной бумаги, густо покрытые лиловой машинописью.
– Вы постоянно утверждали, – полковник вперил в меня насмешливый взгляд:
– Что ни один из городских научно-исследовательских центров не ведёт оборонных тем.– Он протянул мне бумаги: – Разберитесь, пожалуйста, с этими документами. Три дня назад на тамошне обнаружился лишний – он сделал едва заметную паузу, подчёркивая иронию своих слов – чемодан. Владельца, которого найти так и не удалось, но зато, после детального обследования, в подкладке этого чемодана удалось обнаружить эти документы. – в последнем слове его легко читалась таже ирония, ясно было, что он сам не придаёт большого внимания этим бумагам.
– Наверху этому придают слишком большое внимание, впрочем, наше дело
выполнить приказ. Пускай Анатолий Иванович отложит все дела и до выходных выяснит всё, что возможно.
Вздохнув, он подал мне и тощую папку, взяв её с подоконника.
И вот я сейчас раскладываю у себя на столе невесомые листы папиросной бумаги с отпечатанным на них расплывшимся текстом, я уже раз пять перечёл их незамысловатое содержание и, честное слово, если бы не приказ начальства, я бы решил, что это не более чем чья-то неудачная, или, наоборот, очень удачная шутка.
Встав, я подошёл к окну. Серое зимнее небо посыпало город лохматыми хлопьями снега, Это ещё не настоящий снег, укрывающий всё надолго своим пологом. За окном, в самых произвольных направлениях, носилось то, что называют «белыми мухами», подобно настоящим насекомым, снежинки бились в стекло, взлетали вверх, срывались в стороны и таяли, касаясь подоконника. Середина декабря…
И всё-таки, что произошло, откуда эти фантастические миниатюры на папиросной бумаге, трудно назвать их по-другому. Если это шифровка, то её можно было смело направлять заграницу по самым подозрительным адресам. Судя по протоколу из папки, где были подшиты материалы экспертиз, нашим криптологам так и не удалось обнаружить потаённого смысла в этих текстах.
Стоя у окна, я смотрю, как торопливые прохожие прячут лица в отворотах воротников, а на проезжей части в три ряда выстроились машины, подняв разноголосый рёв своими сигналами, видно опять на площади испортился светофор, красным светом перекрыв в этом направлении всё движение.
Серый декабрьский день только начинается, кутаясь в ночной сумрак, и меня, его такое начало не радует, конечно, в немалой степени виной тому было и это поручение, отношения к которому не скрывал и полковник, но это уже тема более сложная. Я возвращаюсь к столу и сажусь вновь перечитывать тексты:
«20 мая с.г. в 22-34 на 37 км. от Города по Шангарскому шоссе, был зарегистрирован туманный слабо светящийся объект, пересёкший шоссе в направлении юго-восток, со скоростью 30-40 километров в час на высоте 1,5-2 метра. Размеры объекта– (ориентировочно) сфера 2-3 метра диаметром (фотоснимки прилагаются)».
Снимков ни каких не было, судя по протоколу осмотр, проводился тщательно и квалифицированно, но обнаружить больше ни чего не удалось, ни микроплёнки, ни магнитной плёнки, ни чего …
Приблизительно такого же смысла текст был отпечатан и на остальных листах. Менялись даты, размеры объектов, его скорость… Было очевидно, что за этим отрезком шоссе велось систематическое наблюдение. Шоссе проходило среди лесной городской зоны, но, не смотря на близость Города, лес был слабо затронут цивилизацией, ведь рядом был один из крупнейших заповедников.
Забывшись, в своей попытке понять иррациональность смысла сообщений, изложенных лиловой машинописью на папиросной бумаге, я забарабанил пальцами по столу, выстукивая сигнал тревоги.
Полковник, конечно же, шутил, говоря о моём утверждении, будто ни один из городских исследовательских центров не ведёт секретных оборонных исследований, такие исследования, конечно, велись и ведутся в Городе и для него это секретом не является. В различных центрах ведётся большая работа и, насколько я знаю, довольно успешно. Но то, о чём сообщается здесь..?
Это по сути дела испытания, а они проводятся довольно далеко отсюда, на полигонах, с которых так просто снимков не приложишь.
Конечно, весьма поверхностно, но я, по служебным обязанностям, был знаком со всеми ведущимися разработками и по этому мог заложить голову, – ни чего подобного этим «слабосветящимся объектам диаметром от двух до трёх метров» в работе не было.
Перелистав папку, я ознакомился с данными различных экспертиз: бумага обычная, напечатано на печатной машинке одного из самых распространенных типов, отпечатков пальцев не обнаружено, и дальше в том же духе о всём остальном. Я тоскливо взглянул на стоящую у меня на столе печатную машинку того же, распространённого типа. Обратиться в исследовательский центр, но в какой? Ни один из них летательными аппаратами не занимается, а эти объекты, скорее всего, похожи именно на летательные аппараты, судя по записям, эти объекты маневрировали между деревьями, взлетали вверх и проделывали множество различных эволюций.
Подумав, я всё-таки решился позвонить в лабораторию к доктору технических наук Челнову и прозондировать почву относительно этих объектов.
Прочитав ему один из текстов, не называя, разумеется, ни места, ни даты происшествия, услыхал я в ответ смех:
–Потешили, вот уж потешили, а ещё что-нибудь подобное у вас имеется?
– Да нет,– поморщился я недовольно, поводов для смеха я здесь не видал.
– Вообще меня давно интересовало, кто фиксирует такого рода происшествия, Я и сам увлекаюсь историями о летающих тарелках, надеюсь на приглашение, если удастся вам поймать этот объект.
Я вежливо выслушал его и поинтересовался, объяснив:
– Сидор Иванович, наша контора ни когда не интересовалась летающими тарелками, но кто-то усиленно распускает слух, будто одним из наших центров проводятся исследования в этом направлении. Вот мне и хотелось бы узнать, что могло бы хотя бы отдалённо напоминать подобный феномен, из того, что разрабатывается у нас?
Он задумчиво мугыкнул в трубку:
– О стране ни чего сказать не берусь, а вот о разработках наших Городских исследовательских центров могу сказать более определённо: ни чего подобного у нас не разрабатывается. Я ведь член ученого совета и все темы утверждались нами после детального ознакомления.
Я поблагодарил его и, извинившись за беспокойство и положив трубку, долго не мог оторвать взгляд от телефона, выясняя собственное отношение к этому заданию. И пускай это отдаёт мистикой, но для меня это первостепенно – собственное отношение, интуиция, это важнейший фактор, движущий расследование. Если интересно самому, то не будет и формализма в работе, работать будешь на совесть, а не для галочки в плане оперативных мероприятий и не будешь удовлетворяться половинчатым результатом.
И вот сейчас, анализируя собственное состояние, пришёл я к неутешительному выводу – кажется, мне вся эта история чьей-то глуповатой шуткой, и только приказ заставляет воспринимать это всерьез, но тема невольно интриговала.
Ну что же, я глянул на часы, скоро должен прийти Анатолий Иванович, начальник нашего подотдела Агентства, чьим непосредственным подчинённым и являюсь я, собственно этим личный состав нашего подотдела и ограничивается. Проблема в том, что мне придется докладывать ему о полученном задании, – думал я, озабоченно рассматривая рассыпанные по столу листы с лиловыми буковками, – и, при этом, желательно высказать какую-нибудь, но собственную версию. Но не нахожу я ни какой подходящей…Бумага и машинка..? Я опять, кисло скривившись, взглянул на стоящую на столе печатную машинку, там же лежала начатая пачка бумаги, идентичная бумаге донесений. Конечно, стоит иметь ввиду и эту версию, или начать с неё? Признавать свою полную беспомощность перед Анатолием Ивановичем я не собираюсь. Машинок такого типа, только в учреждениях Города тысяч около пяти, шести… Да в личном пользовании? А может надо искать в другом городе?
Уныло я рассматривал серое, под стать моему настроению небо за окном. Чем дольше я думал, тем больше чувствовал свою беспомощность. Мне уже казалось, – было бы легче изловить в помещении Агентства домового, по крайней мере, задание мало отличалось от такого предложения. Я невольно улыбнулся нелепости сравнения, но ведь этот «слабосветящийся объект» уж слишком смахивает на описание в различной литературе мистического направления, самых фантастических приведений. И смех, и грех…
Я задумался и поэтому приход Анатолия Ивановича, стремительно вошедшего в наш общий кабинет, оказался для меня неожиданным. Пока я, повернувшись к дверям, отвечал на такое же, как вход, стремительное приветствие, Анатолий Иванович уже стоял у вешалки, вешая на плечики влажное пальто.
Глава 1.
– Ну и погодка,– повернувшись ко мне, приглаживал он обеими руками волосы на висках: – Обо что голову ломаешь, добрый молодец? – ирония чуть скривила уголки его губ, когда взглянул он в сторону тощей папки на моём столе. Его насмешливый вопрос вдруг принёс мне облегчение, зарядив верой в скорую и успешную развязку всех этих запутанных проблем. Кто-кто, а Анатолий Иванович проблемы решать умеет.
Пожав мне руку, он уселся за свой стол у окна, вздохнул тяжко, с немалой долей шутливого притворства, взглянул на меня насмешливо:– Докладывай.
Он очень быстро переходил от шутки к серьёзному тону, в прочем и обратный переход у него получалось такой же быстрый.
Я коротко изложил суть задания и сделал предложение:– Предлагаю начать с поиска печатной машинки.
Пускай идея и не ахти, но главное, что положено начало, проведено осмысление… А расписываться в своей полной беспомощности?
Анатолий Иванович задумавшись, смотрел в сторону дверей, едва скривив губы, выстукивая одним пальцем бесшумную дробь по столу. Уже потом я понял, что для его в этом задании главным было совсем не то, что для меня. Значительно позднее я сообразил, что озабоченность его была вызвана поиском ответа на вопрос, – почему дано это задание именно ему, его отделу, кто может стоять за этим и какую цель преследовать.
– Машинку печатную разыскивать? – протянул он задумчиво, и вдруг резко перевёл взгляд на меня:
– А почему бы нам сначала самим не съездить на этот, пресловутый, тридцать седьмой километр Шангарского шоссе? А?
Наверное, именно такая простота и называется гениальной, я онемел, услыхав такое простое решение. Почему оно мне сразу не пришло в голову, – всего-то тридцать семь километров… Опрокинув стул, я кинулся к дверям.
– Куда?– засмеялся добродушно Анатолий Иванович: – Сейчас пока ещё только половина одиннадцатого.
Он кивнул на телефон:– Закажи машину в гараже на двадцать один час.
После того, как я, насилу сдерживая волнение, договорился о машине на вечер, Анатолий Иванович, доставая из встроенного в стену сейфа, папки с документами, сказал:
– А пока займись вот этими материалами и постарайся забыть о вечере. – И насмешливо подмигнув, добавил: – Не всегда утро вечера мудрее.
–––––––––––– **** –––––––––––––
Весь день мне не давала покоя предстоящая встреча с туманными объектами, как большого любителя фантастики она не могла оставить меня безучастным, и беспрерывно поглядывал я на часы, ловя на себе насмешливые взгляды Анатолия Ивановича. Весь день я трепетал в предвкушении необычного, чего-то невероятного, непостижимого и этим привлекающего. Я не представлял, как мог Анатолий Иванович воспринимать предстоящую встречу с таким снисходительным спокойствием.
И вот, наконец, закончился долгий этот день. Мы идём в гараж, получаем у дежурного ключ от машины и подходим к светлой малолитражке. Анатолий Иванович кивает мне на место за рулём, усаживаясь, я спрашиваю его:
– Анатолий Иванович, неужели вас совершенно не волнует это дело? Неужели оно вас совершенно не удивило?
Он хмыкнул, положил руку на руль:
– Женя, подожди не заводи. Прежде всего, давай, определим себе этот вопрос таким образом: – это самое обычное дело, и не стоит ждать от него ни чего неожиданного.
Убрав руку с руля, он кивнул мне и ворчливо добавил:
– За восемнадцать лет службы я привык к тому, что за самым неожиданным скрывается самое обычное, – и, криво усмехнувшись, продолжил : – А самым невероятным считаю выдачу у нас в Агентстве месячной премии. О каковых у нас даже не мечтают.
Я только улыбнулся его шутке, выводя машину из подземного гаража на улицу.
Улицы города в этот, не поздний ещё час, почему-то были непривычно пустыми, ни машин, ни прохожих. Впрочем, мудрить особенно не приходилось – осенне-зимняя непогода, смешав слякоть со снегом, мотает этот мерзкий коктейль порывистым ветром по улицам, заунывно посвистывая в облепленных местами снежной бородой проводах, нагоняя тоску и унынье. Снег тёмной, пропитанной влагой кашей укрывал улицы, брызгами разлетаясь из-под колёс редких автомобилей.
Сиротливо подмигивали жёлтым светом на перекрёстках светофоры, включенные уже на ночной режим, благодаря чему мы без особого труда и стояния в пробках, достигли окраины города у въезда на Шангарское шоссе. Здесь Анатолий Иванович, прервав молчание, определил замысел предстоящей операции:
– Сегодня произведём предварительную разведку –– «обломаемся» около двадцать двух часов в районе тридцать седьмого километра шоссе. И будем «ремонтироваться» часов до двадцати четырёх.
Я кивком подтвердил уяснение задачи. Действительно, во всех сообщениях время появления объектов было в пределах от 22 до 24 часов.
Не успели скрыться окраины города, как шоссе со всех сторон обступил чёрной стеной лес. Выделялись в окружающем мраке тёмные ветви сосен густо укрытые шапками серого мокрого снега. Необычайно красив был молчаливый зимний лес в призрачном жёлтом свете фар, быстро мчащегося по пустынному шоссе автомобиля. Но я в эти минуту был неспособен, обращать внимание на такие мелочи, как лес, всё мои мысли поглощало предвкушение предстоящей встречи.
Вдруг Анатолий Иванович приоткрыл форточку, впуская в салон, струю холодного воздуха, напоённую влажными запахами зимнего леса.
– А ну останови-ка, – попросил неожиданно. Плавно притормозив, я съехал к обочине, примяв снег, проехал метров десять и остановился. Анатолий Иванович вышел из машины, хлопнув дверкой. Я вышел за ним, не понимая причины остановки. А он, задумавшись, прохаживался по обочине, топчась по щиколотки в снегу, засунув руки глубоко в карманы. Он сильно ссутулился, и на мгновение мне показалось, что у него не всё в порядке с сердцем.
– Что случилось?– с тревогой спросил я у него.
– А?– удивлённо взглянул он на меня, только сейчас меня заметив:– Да нет…Нет. Всё в порядке.
Анатолий Иванович, Щурясь против света фар, смотрел на меня, как будто пытался вспомнить что-то важное. Но так ни чего и не сказав, сел на своё место. Я невольно пожал плечами, и сам, усаживаясь в машину.
– Поехали.– Хмуро кивнул вперёд и откинулся на спинку сидения,
не вынимая рук из карманов. Резкая перемена его настроения озадачила меня. Я всё пытался понять, – что же случилось? Настороженно покосился на Анатолия Ивановича, он уже сидел наклонившись вперёд, поза была неудобной, но он, не замечая этого, казалось прислушивается к чему-то, слышимому только ему одному. Я не решился его побеспокоить вопросом о причине.
Вскоре, по километровым столбикам, я понял, что мы достигли цели, и, немного проехав за километровую отметку, я осторожно съехал на обочину, заглушив двигатель, повернулся к Анатолию Ивановичу.
– Приехали..?– полувопросительно протянул он, не меняя позы.
Снег прекратился, затих в лесу и ветер, и только редкие огромные хлопья снега медленно оседали, сразу темнея при соприкосновении с покрытием дороги.
После убаюкивающего урчания мотора и сумрачного уюта салона было несколько неуютно и зябко в покрывающей всё лесной тишине, и даже едва слышимый рёв далёкой авиационной турбины не нарушал её. Накатываясь волнами то, затихая то, усиливаясь, он своим звучанием только подчёркивал вязкую её глухоту, как звон в ушах.
Склонившись к мотору, я был весь внимание, вглядываясь в черноту стволов, начинающегося сразу у дороги леса, стараясь среди них уловить малейшие проблески света. Но сумрачно серели только пятна снега на далёких ветвях лесных великанов.
Минут через десять, изрядно продрогнув, я уселся в машину, закрыв капот, поднятый мною в порыве имитационного усердия. Анатолий Иванович сидел всё так же неподвижно, казалось, он полностью ушёл в себя,
Отключившись от внешнего мира, нет ему ни до чего дела. Так прошло полтора часа в вязкой неподвижности тишины, которую я не решился нарушить, как вдруг без видимого повода, Анатолий Иванович, не поворачиваясь ко мне, сказал:
– Давай домой.
Мне этот приказ пришёлся по душе, машина уже достаточно выстыла, что бы понять насколько снаружи холодно, и я почувствовал это уже достаточно хорошо, да и тоскливое это подвывание далёкой авиационной турбины в ночной тишине отнюдь не будило приятных воспоминаний.
На всякий случай я проехал несколько километров вперёд, но на пропитанной влагой каше снега, укрывающего дорогу, не было ни каких следов. Развернув машину, я покрепче прижал акселератор.
– Полегче. – равнодушно произнёс Анатолий Иванович, когда я с заносом проходил очередной поворот, при въезде в город.
– В Агентство.– устало приказал, заметив включенный мною на повороте к его дому, указатель поворотов. Но тут же взглянув на меня, добавил:
– А ну останови.
Я остановился, подрулив к тротуару, он утомлённо улыбнулся:
– Валяй домой, гонщик.
И, пересев за руль, плавно стронул машину, оставив меня в недоумении стоять на тротуаре, но не надолго, было уже около часа ночи, поэтому я быстро бросился к ближайшей станции метро, идти домой по такой слякоти мне не хотелось.
–––––––––––––––––– «» –––––––––––––––––––––––
Когда наследующий день, около половины десятого, я зашёл в наш кабинет, то сразу наткнулся на внимательный взгляд Анатолия Ивановича:
– И каковы ваши впечатления от вчерашней поездки, Евгений Денисович?
Хмуро рассматривая меня, задал он вопрос, после взаимных приветствий. Тон, которым это было сказано, не обещал ни чего хорошего, это меня насторожило, – что-то произошло, и, вероятно, по моей вине, решил почему-то я. Напрягая память, я начал припоминать, где и что я мог сделать не так.
– Я жду.
Это уже был приказ.
– По-моему, необходимо установить круглосуточное дежурство…–
потянул я вяло, пользуясь студенческим правилом, говорить всё что угодно, но не признаваться в собственной беспомощности, спешно припоминая при этом подробности поездки. Но Анатолий Иванович сразу же утратил ко мне интерес, мой ответ не произвёл на него впечатления, и он перевёл сразу ставшим безразличным взгляд в окно:
– Значить ты считаешь, – поездка не удалась?
Я пожал плечами, снимая у вешалки куртку:
– Мы ведь так ни чего и не увидели.
Он повернулся ко мне, с насмешкой рассматривая:
– А тебя ни что не поразило вчера в лесу?
На мгновенье я застыл, вытягивая руку из рукава, но всё-таки решился:
– По моему вам вчера было нехорошо? Возможно обострение..? –
нерешительно добавил, Анатолий Иванович хмыкнул иронично:
– Именно обострение!
Мне его усмешка не понравилась, смеялись, искривившись, только губы, а глаза были наполнены холодным вниманием:
– Значит ни чего кроме моего состояния, тебя не удивило? – это
был полу вопрос, полу утверждение: – А вы, Евгений Денисович, не поясните мне – кто это глубокой ночью гонял в заповедном лесу авиационную турбину? – голос его приобрёл неожиданную твёрдость:
– Не скажете ли, лейтенант, где у нас ближайший аэродром, и лётная ли вчера было погода?
Морозом дохнуло мне в спину, заставив невольно передёрнуть плечами. Я вдруг отчётливо вспомнил тот непрерывный, даже тогда показавшийся мне зловещим, рёв авиадвигателя, доносившийся из лесу. И опять мимо меня прошло самое главное! Всё огоньки высматривал… Анатолий Иванович поднялся и подошёл ко мне:
– Ладно, ладно…– похлопал он меня по плечу, не глядя:– По началу всякое бывает…
Видно я здорово огорчился, раз заслужил утешения, но легче мне от этого не стало:
– А что это ревело? – робко спросил я, он уже отошёл к окну и стоя
спиной ко мне, приложил ладони к стеклу:
– Этого я не знаю,– тихо произнёс он: – Это мы и попробуем выяснить сегодня.
И, повернувшись, он вернулся к своему столу и сел, охватив голову:
– Факты пока таковы: единственный городской аэродром находится, как ты знаешь, с другой стороны города, расстояние между этими пунктами, почти шестьдесят километров, по прямой. Погода вчера была нелётная, и не один самолёт ни над городом, ни вблизи его не был зарегистрирован станциями радарного слежения.
Напряжение в его голосе, в его взгляде, передалось мне, заражая тревогой. Жутью повеяло на меня после его слов, волнение перехватило дыхание, а он продолжал устало:
– Я всю ночь уточнял эти данные. Все источники единодушны, ни каких разногласий, ни ВВС, ни гражданский флот, а о случайных самолётах и речи не может быть…
Устало помассировал он висок:
– Вот так-то, лейтенант…
Взглянув на меня, едва скривил губы в вялой улыбке и жестом предложил садиться. Только сейчас я обратил внимание, что всё ещё держу куртку в руках, прижав её к груди:
– Вы уже доложили полковнику?– спросил я, почему-то шёпотом, он грустно улыбнулся:
– А что докладывать? Мол, что-то, где-то гудит, почти как нечистая сила в бабушкиных сказках?
А мои мысли метались не в силах зацепиться ни за какую подробность:
– А с лесником вы говорили?– спросил я, вновь забывая о собственной куртке. Анатолий Иванович вскинул на меня удивлённый взгляд:
– Это мысль.
Его рука потянулась к телефонной трубке, а я застыл, прижав куртку к груди, в напряжении ожидая результата.
– Куртку-то повесь.– метнул на меня насмешливый, как прежде взгляд: – На гимназистку в гостях похож.– говорил он, набирая номер лесничества. Но связаться с лесничеством так и не удалось, Анатолий Иванович досадливо морщился, вслушиваясь в короткие гудки, доносящиеся из трубки:
– Занято, занято…– ложа трубку, потёр подбородок: -Попробуем позднее.
Но его перебил тревожный зуммер селекторной связи, вызывал начальник Агентства.
– Слушаю.– склонился Анатолий Иванович к микрофону, нажимая клавишу ответа.
– Анатолий Иванович, зайдите ко мне.
Анатолий Иванович задумчиво взглянул на меня, сухость приглашения таила неопределенность, – происходило нечто сверхординарное. Уже в дверях он обернулся ко мне:
–А в лесничество ты все таки дозвонись. Спрашивай исключительно осторожно – на мгновенье он замолк, взглянув себе под ноги: – Намекни, мол, спутник там наделал делов, мы, мол, разбираемся… – он выразительно покрутил пальцами– Напусти туману по больше…
Глава 2.
Второй раз мне приказ отдавать не потребовалось, я сразу же ухватился за телефонную трубку, присев на край стола.
Со второй или с третьей попытки мне удалось связаться с лесничеством, и начали меня футболять самым бессовестным образом по инстанциям. Если в начале службы меня это злило, то сейчас уже привык и воспринимал, как норму, – ни кто не хочет брать на себя ответственность, особенно когда узнаёт с какой службой имеет дело. Вот и начинается нудное пение на тему– Ни чего не знаю – моя хата с краю, ни чего не слышал, ни чего не видел…
В конечном итоге, после множества звонков, когда блокнотный листок, на котором я записывал предлагаемые «инстанциями» телефонные номера, почти весь покрылся множеством цифр, мне удалось связаться с человеком, у которого хватило совести не «отпасовывать» меня дальше, не исключалась правда возможность того, что ему просто не к кому было меня направлять, а может его в этот момент, к моему счастью, подвела фантазия, по крайней мере, на мой вопрос:
–Меня интересует, не сообщали ли вам о чём-то необычайном, пришедшем в лесу в течение этого года? – Я услыхал следующий ответ:
– За кого вы нас принимаете, вы думаете, раз это лесничество, так мы в лесу живём? – голос его наполнился весёлой иронией:
– Да половина из наших сотрудников, причём, прошу обратить внимание, может быть лучшая, бывает в лесу только в период отпусков, да может быть ещё в выходной.
Он не надолго замолк и продолжил уже серьёзнее:
– А насчёт необычного, но это совершенно неофициально, обратитесь на кордон сорок четыре, тридцать два. Обходчик тамошний о чём-то таком иной раз сигнализирует, что тут у некоторых возникает непреодолимое желание вызвать психиатра.
Я сразу насторожился, вырвав последние слова из потока шутовства:
– А вы не могли бы передать суть его сообщений, будете так добры.
Но трубка отозвалась почему-то настороженным смехом:
– Вы что же, хотите, что бы и меня направили к психиатру?– Он продолжил, неуловимо изменив тон разговора, – странное любопытство слышалось за его словами, он как будто проверял, что хочу я услыхать, что интересует меня:
– Честное слово, это такой бред, что ему и названия нет… – он примолк, по-видимому, что-то разыскивая:
– Да вот хотя бы…
Я оглянулся на звук открываемой двери, в кабинет вошёл, хмурясь, Анатолий Иванович, я рукой дал ему знать, что заканчиваю, и встал со стола.
– Как-то он сообщил нам,– продолжал по телефону мой собеседник из лесничества, – Что исчез замечательно живописный участок леса с небольшим озером. Представляете?
– Этот документ при вас? – сразу же спросил я, не отвлекая внимания на тон его последнего вопроса, хоть и зацепило меня в нём всё тоже настороженное любопытство.
– Да вы что, шутите? Конечно же, его, по-моему, уничтожили,– в голосе его появилось сомнение:– По крайней мере, хода не дали, это точно. Дали старику втык, что бы домашними настойками поменьше увлекался, да и бросили куда-то…
– Короче, – заторопился я, увидав, сдержанное нетерпение Анатолия Ивановича. Ожидая окончания моего разговора, он раскладывал на столе какие-то документы из принесенной папки: – Где мы сегодня можем встретиться? Вы не будете против, если часов в четырнадцать я к вам подъеду?
– Пожалуйста, я скажу на вахте и вас проводят.
– Спасибо, я не прощаюсь.– сказал я заканчивая разговор.
Анатолий Иванович поднял голову от бумаг, вскинул брови, ожидая доклада. Я коротко описал ему всё, что удалось узнать. Переписав часть данных себе в блокнот, он устало вздохнул, помассировав виски, бессонная ночь давала о себе знать:
– А теперь, Евгений, сообщу тебе и я кое-что – озабочено начал он, глядя сквозь меня: –По данным агентурной разведки…– он выразительно постучал пальцем по лежащей перед ним на столе папке с никогда невиданным мною грифом секретности на корешке.
– Это дело привлекло там,– он многозначительно глянул мне в глаза, подчёркивая важность сказанного: – Огромное внимание, и не только разведорганов. Достаточно сказать, что ими ни когда ещё не использовался столь высокий уровень секретности, как на сей раз.
Тон его слов был озабочен, похоже было, что он рассуждает в слух сам с собой, пытаясь осмыслить всю парадоксальность возникшей ситуации:
– Надеюсь, ты обратил внимание на самую раннюю дату, указанную в перехваченных донесениях? И на вчерашнюю, когда об этом стало известно нам. У них, по крайней мере, шестимесячное превосходство. Расходы по обеспечению столь высокого уровня секретности им удалось полностью оправдать.– Анатолий Иванович не пытался скрыть собственного расстройства:
– И что очень странно… Они уверены, что дорвались до наших секретов. Именно об этом говорят агентурные данные нашей разведки.
Он в вялом жесте развёл ладони, удивлённо улыбаясь:
– И всё бы нормально, да только мы об этих собственных «секретах» не имеем представления. По сути дела мы сами сейчас оказались в роли разведки и нуждаемся в информации о происходящих событиях. На сегодня мы не имеем и сотой доли того, что имеют они.
Поднявшись, он подошёл к окну и продолжил, вглядываясь наружу, но в голосе его не осталось и следа от сквозившей до этого растерянности:
– Не сегодня–завтра придет из Центра большая группа оперативников, во главе с генералом, мы, вероятно, будем приданы им. – Он повернулся ко мне и скривил губы в недовольной гримасе:
– Это, наверное, будет отличной практикой для тебя, но я буду настаивать на самостоятельном расследовании.
Я вскочил: – Прошу вас зачислить меня к вам в группу.
Анатолий Иванович улыбнулся: – Спасибо, Женя, учтём ваше пожелание. – и, взглянув на часы, добавил: – А сейчас, я думаю, тебе есть смысл сходить на встречу в лесничество. Хоть сейчас и начало двенадцатого, но что будет после обеда? Генерал – человек действия, шутить любит, но шутки его специфические.
––––––––––––– «»––––––––––––––––––
– Если вы к Ерёменко, то он ещё не вернулся с перерыва.– доброжелательно улыбнулась мне, взглянув поверх очков, старушка вахтёрша, оторвавшись от вязания. Мне осталось только поблагодарить её, что и сделал, устраиваясь в одно из кресел у стены, украшенной множеством красочных плакатов, пропагандирующих пользу охраны лесов.
У Ерёменко, конечно же, прежде всего о кордоне 44-32 и об обходчике, и об исчезновении вверенного ему участка леса и озера. Не смотря на серьёзность ситуации, я не мог удержаться от улыбки, представив заросшую буйной растительностью физиономию обходчика вдруг обнаружившего пропажу. Интересно, что же он там нашёл, на месте пропажи? Лужу, что ли?
Входные двери хлопали всё чаще и чаще, по мере того как стрелки часов приближались к часу дня, пропуская возвращающихся с обеденного перерыва сотрудников лесничества. И вот в вестибюль вошёл, улыбаясь, высокий парень в накинутом на плечи чёрном овчинном полушубке, придерживая дверь, он пропустил двух девушек, которые, смеясь, отряхивались от снега. Старушка вахтёрша окликнула его и указала в мою сторону. Что-то, тихо сказав девушкам, сразу прекратившим смех, он направился ко мне, а я поднялся ему на встречу.
– Ещё раз здравствуйте, – приветствовал он меня: – Ведь мы, насколько я помню, договаривались встретиться в четырнадцать, а сейчас? – Он улыбнулся, как бы извиняясь за своё невольное опоздание.
– Извините за столь ранний приход, к сожалению, время сейчас слишком дорого, особенно в рабочее время.
Он сдержано улыбнулся, оценив мой далеко не блестящий мой каламбур, и жестом пригласил за собой в глубь коридора.
В небольшом кабинете, куда он привёл меня, занимая всю его середину, стояли впритык друг к другу четыре письменных стола, почти не оставляя свободного места. А то место, что оставалось ещё вдоль стен, загромождали старинные книжные шкафы, заваленные под самый потолок пухлыми папками с выцветшими обложками. В промежутке между шкафами, на стене весела, раскрашенная в зелёное, карта-схема лесных угодьев области. Я, не сдержав любопытства, сразу же протиснулся между стульями и столами, к ней, надеясь отыскать этот странный кордон. А Ерёменко зашуршал бумагами у себя за столом:
– И так, вас и вашу фирму интересуют сообщения Клима Фомича, не скрою, после вашего звонка, я таки отыскал его сообщения. Клим Фомич – человек весьма серьёзный, сорок с лишком лет одинокой жизни в лесу кого хочь отучат от глупых шуток. Но в последнее время, по мнению наших доморощенных остряков, он здорово поднаторел в юморе.
Замолчав, он полез в тумбочку стола, я же отвернулся от схемы, поняв, что без его помощи кордона на ней не отыщу.
– Извините, найти не могу, перед обедом специально отложил один, весьма характерный документ. Ага… Вот.
Он достал тетрадный листок с неуклюже теснящимися на нём огромными буквами и, прежде чем начать читать, почему-то насторожённо взглянул на меня:
– Вот послушайте один из его «шедевров», направленных к нам – он повертел листок, разыскивая дату. А я вдруг понял, что мне в нем не нравится, скорее, настораживает,– игра, он явно переигрывал, стараясь показать своё более чем юмористическое отношение к этим сообщениям. Что-то здесь не так, и то, как ни кто в лесничестве не хотел со мной говорить, отпасовывая к другим, и непрерывное шутовство Ерёменко, которым он явно хочет, что-то прикрыть, но вот что?
– Ага..– продолжил он :– Пятнадцатого июня сего года. И так, читаю…
Он многозначительно взглянул на меня: – «Заявление, с четырнадцатого мая, мною захвиксированы вбытки, щез распадок и озеро Изумрудное
Обсуждения Путь к колодцу