Пыль весны. Из записных книжек

Каждая законченная книга – это символическая смерть ее автора.


Мудрый давно уж не спорит, солнце и так высоко.

После детства нова, только смерть.

Великий страх cподвижник великих дел.

Я не знаю, куда я иду, и зачем я сдираю с кровью звезды с кожи ночного неба, захлебываясь полнолунием, изрыгаю полдневное южное солнце из легких, но я знаю, что только так, а не иначе, но Господи, если бы я знал, чего я хочу…


Повесился на знаке вопроса…каждый день – это ад, каждый год – это крест. Поэзия учит боли.


Полыхаю июльским садом,
Содрогаюсь январским инеем,
Мне от жизни многое ль надо…

Не в споре рождается истина; истина выше всяких споров.


Поэт, ты всегда вопреки…

Капая глубже, учитывай, что не у всех хорошее зрение.


Сладость смерти для усталой души, пьянящий сон тьмы, холодная любовь памяти.


Опьянение горячей плоти, падающее в бездну сжатого пространства, разрывающееся огнем дыхание и что-то большее за всем этим…


Черный узел ночи, не разрешенные воском времени ожидания, зуд возбужденного воображения – повод для бессонницы; но паучий свинец дождя сильнее.


Иногда хочется отменить самого себя.

Сырость и гниль весны кладовые раскрыли (нежная слизь круговорота жизни)


Когда идет бриллиантовый дождь, все взбунтовавшееся становится на свои места и даже Заратустра Ницше приобретает христианский отголосок.


Знаете ли вы, что такое жить загнанным в тиски непослушного тела, оправленного рамками больной психики? Сюрреализм бытия, гимны одиночества, вчувствование в природ, истинную природу одушевленного тьмой пространства.


Чтобы выйти за границы игры, нужно нарушить правила, сделать единственным желанием – отсутствие желаний, а потом искоренить и его.


Что может быть прекрасней полета птицы.

Абрикосовое солнце с раскаленной косточкой над Голубой мечетью. Призраки древних суфиев приносят дары матери-богине Мудрости. Телевизионные сны Востока на широте промышленных ледников.


Поэт работает всегда, поэт работает незримо.

…не я владею словом, а слово мной владеет.

Соленый привкус моря распахивает стесненное полотно души.


Я счастлив исключительно по-своему; я не люблю – но так не любят все.


Расставание способствует сближению; плачь – возбуждению; смерть – жизни; тьма – свету.


Когда два становятся одним, ночь сжимает черные ладони, холодом звезд обдает туман взгляда, то в токе ветра рождается поэзия тела.


Мы забываем себя.

Сколько времени изведено в холостую, пережевано, выплюнуто засвеченной кинопленкой на обочину, сколько перемолото ради призрачной будущности в жертвенном пепелище золотого мгновенья.


Для Ницше Бог умер, но не Ницше для Бога.

Без внутренней музыки природа души больна; природа больна.


Она неуловимо полна, близка, напряжением света между темных аллей озвучена, выхвачена из пространства измерением страха, страсти, любви, надежды разочарования, борьбы; она – моя тайна, укрытая тишиной.


Обыденность, воспрещающая думать о чем-либо инстинктом самосохранения, пресекается поэзией.


Мое изношенное тело дает мне право на свободу.

Наевшись пыльной асфальтовой бурей, иду спать в город призраков, среди мертвых камней и тощих лиан.


Голод мудр.

Просветление от безысходности.

Тайна женщины необозрима, как глубина вселенной и с тем же, проста для того, кто хоть раз в жизни смотрел раненным сердцем в зеркала небесных озер, в тропы ночных созвездий на качелях лета, кто хоть раз в жизни сумел открыть свежим взглядом дверь в невесомость океанических седин и пламень возвращающегося домой паруса; женщина – это природа, природа – это женщина.


Отправляясь в опрометчивый путь по коридорам пьянящей интуиции вселенной, разве знаешь, куда приведет тебя солнце.


Планы на будущее – дожить до завтра.

Претерпеть и принять во благо.

Делай свое дело.


Жизнь в другом измерении, в иной системе координат, в плоскости на бесконечной поверхности шара, в храме мудрости собственного безумия.


Она вливается в ночь, как весенняя птица, она падает на золотой шелк и отдает себя целиком целомудрию пылевидной страсти, ветви за окнами качаются в такт ее змеиному танцу, она полна изумрудного вина безмятежности, пока не растаял прощанием яичный рассвет майских оранжерей.


И все-таки дважды два – пять.

Ночь опускалась шелковой преисподней, скользила точащим нервом, забиралась иглами беспокойного сна под кожу. Это пекло, спуск для общения с бездной в самые темные края души, было для него возможностью жить дальше, не прибегая к помощи ядовитого свинца пули.


Он ждал с нестерпимой мукой, когда ее дыхание вновь обрушится на его уста, когда ее сладкая плоть обретет с ним единое целое, безраздельное естество вдохновения ночи, он ждал с содроганием и страхом потерять надежду на прощение, когда она плакала серебряной нежность в его руках.


Я видел небо, пьяное небо течения вечера, я видел воду, холодную воду диких источников, я видел тебя, тебя, усмиряющую огонь заката и прохладу реки.


Я забыл о времени, я забыл, кто я, я видел серое облако вдали и воздушный храм на его горбе, но я знал, что должен обрести новое дыхание ради ее дыхания, ее соленых глаз, ради ее чуткого солнца и вещей луны, и я встал и пошел на восток, откуда открываются свежим алмазом тропы к созерцанию любви, к музыке сердец, бьющихся рассветом…


Сумасшествие – либо болезнь, либо талант.

Прежде, чем воскреснуть - попробуй умереть.

Исследуя природу пограничных состояний, проникая во тьму, чтобы раздался свет, чтобы огонь больше не обжигал, а только грел больные сосуды сознания, кому объяснить саморазрушения во благо цельного, кто способен принять? (безмолвный клоун в глазах любопытствующих)


Боль – первая из муз.

Что написать, когда камнем падают сны в пропасть бессонницы, когда все слова сказаны, а руки дрожат напряжением ночи, когда все причалы забиты гнилью, а открытое море способно вместить, лишь пустую волну…но все неспроста (месторождения истины веры)


Жара нагнетает (майская соль по телу), духота разъедает (головокружение пыльной дороги), поэзия дает хрустальную влагу надежды с привкусом южного вина, скорая близость не разрешает пустить корни в ватное безразличие городского неба. Тень комнаты.


Глаза, горящие огнем, быстро исходят на пепел, пепел удобряет почву для огненных цветов.


Я слышал, что смерть – всего лишь возврат к себе, мне говорили, что память – вторая жизнь, но куда мне бежать, когда у порога северный ветер, кем мне быть, когда льдом покрываются губ рубины…


Обращаюсь в дым вечера, расстилаюсь постелью неба, нахожу вену весны, впрыскиваю сон экваториальных звезд…


Конвульсией утра расправляется небесная люлька, жерло середины мая обдает дорожной пылью с болотной палитры, музыка льется разламывающимся электро-нервом, мы остаемся, кем мы были, мы остаемся с тобой – поэзией исступленных полевых ковров, речных землистых скважин; мы остаемся близкой далью горизонта в протянутой руке.


Одиночество полдня прекрасно, как сон у истоков радуги. Собираясь из праха родниковой мозаикой, знаю, где-то думают обо мне дарами нерастраченной нежности.


И танцевали они, как огненный змей и лунная птица, и подобием солнца светились глаза их, и тела их полыхали свежестью лотоса, и руки их переплетались хвойными ветвями, и души их были одна в одну, и пути их были единым рукавом кубовой реки, и звались они именами сапфировых высот, и золото ночи падало с плеч их.


Уверовшая мгновенность принятия решений – залог помощи интуитивного прозрения к истине.


И мы собираем цветы полночных звезд и кладем их в корзины любви, быт и быть не одно и тоже, нужен ли повод, чтоб сбросить одежду душного дня и паутину сомнений в труде путешествия.


Живая вода памяти – горный ручей; дыши же, дыши мое слово, обращенное к смерти, к потери, к любви, разодранной в клочья инея; знаешь, я еще помню, слышишь, я еще грею, видишь, я еще здесь, но уже не с тобой, но тобою полон, как Арктический ветер.


Свобода – сестра скорби.


Сколько лишних движений.

Дворы, где мы наполнялись елеем, стали кривы; вера в будущность с каждым днем стремится к совершенству небытия; время – самый опасный хищник.


Когда закончатся слова,
Я вспомню твое Имя,
Когда последний глоток воздуха обожжет горло,
Я буду молиться за тебя,
Дышать твоей печалью,
Твоим золотом,
Созвездием твоей вечерней улыбки…

Свежий ветер Иранских нагорий и Палестинских пустынь, где пророки вещали о мире без сновидений. Мы слишком долго искали себя в других, находя, лишь тоску. Проснись…


Для кого-то наркотический сон – это реальность, для кого-то реальность – наркотический сон.


Слова – это реальность…

Ледяная луна тает в ладони, звезды капают обжигающим воском под ноги, мы идем в продолжение ночи, мы смотрим друг другу в глаза и видим сны о будущее, наполненным солнечным хороводом листвы сентября.


Распускающийся розой бутон солнца, роняет золотые лепестки на изумруды летнего луга. Конец игры – начало новой партии.
×

По теме Пыль весны. Из записных книжек

Весну хочу

-Весну хочу! Мама - хозяйка вздохнула, глядя на серые февральские покрывала за окном. Маленький щенок, родившийся в декабре, заинтересованно поднял мордашку к своей маме, и спросил...

Весна

Везде еще лежит снег, но так мягок и зернист, наступив на него, проваливаешься, и намокают ноги. Снег начал таять и везде показалась вода. Все больше и больше становятся грязные...

Весна пришла!

Наконец за окном потеплело. Соньке сделали все прививки и вывели во двор. ГУЛЯТЬ! Какое волшебное слово! Гулять – это новые встречи, чудесные лужи, море удивительных запахов. На...

Пыль

Устал я. Серым грязным асфальтом изможден. Застоявшимся грязным воздухом измучен. Кожа моя навеки изуродована, пылью каждая пора забита. Вечная пыль. Изнутри, снаружи. Немного воды...

Весна. И ветер

Весна. И ветер.Самое приятное заключается в том, что Вы, как автор, сами устанавливаете погоду в отдельно выбранном, Вами же придуманном мире. Я выбрал весну. То время, когда снег...

Весна наступила

Я спешу на остановку. Стоит мужчина с цветами, немного на веселе. С утра уже или с вечера, подумала я. Бывает. И только хотела пройти мимо как он говорит мне: весна наступила, с...

Опубликовать сон

Гадать онлайн

Пройти тесты