Старик приходил сюда уже давно. Сколько? Он не пытался вспомнить... да и зачем? Это место напоминало ему о многом. Он стал приходить сюда с тех пор, как остался один. Сидел, может быть думал о чем-то – неизвестно. Просто ему тут было хорошо. Вокруг скамейки собирались голуби – это он приручил их. Они бегали у самых его ног и собирали крошки. Самые смелые иногда выхватывали корм прямо из рук. Молодые и пожилые женщины с колясками и маленькими ребятишками постоянно собирались на соседних скамейках. Ему доставляло удовольствие наблюдать за ними. Он любил их. Молодость, энергия, кипящая в них, были для него стимулом.
Его собственные молодые годы сами-собой вставали перед глазами. Тут, в этом парке, он встретил свою будущую жену. Да-да! Именно на этом месте стояла скамейка, где он решился, наконец-то, заговорить с ней. И она ответила. Он был счастлив. Да, этому парку не на много больше лет, чем ему. Он старше его, всего лет на пять. Старик ловил себя на мысли, что думает о парке, как о живом существе.
Для него и еще нескольких таких, как он, парк был неотъемлемой частью жизни, ее составляющей. Старик почти никого не знал здесь. Да и незачем ему все это. Все-равно, какую пользу он мог принести им, молодым, занятым своими вечными проблемами, на которые всегда не хватает времени. Его видели в парке многие, всегда сидящего на одном и том же месте. Но ни у кого не возникало мысли подойти и заговорить. Для чего? Старый человек, пенсионер. Всю жизнь трудился, пусть теперь отдохнет – пора.
И все же, он был счастлив. Всю первую половину дня он жил только мечтой о том, что сегодня вечером снова увидит парк. Правда, парком его особенно и не назовешь. Так, скверик из нескольких аллей, на окраине города, между новым домом и рекой. Но про себя Старик называл его только парком.
Он помнил, как вернулся в этот город с войны, пьяный от счастья. Гимнастерка подогнана, сапоги блестят. Эх, молодость! Тогда, после бомбежек, от парка осталась едва ли половина. Но его скамейка, как ни странно, сохранилась. Он проходил мимо, спеша домой, и не мог не кинуть взгляд в ее сторону. Украдкой подмигнул...
Стоишь, старина? Молодцом!
Быстро бежали годы. И чем дальше – тем быстрее. Они приходили сюда вдвоем, иногда усаживались на их скамейку. Вспоминали прошлое. Потом скамейку заменили. Теперь вместо нее стояла удобная, но чужая. Но место все-равно оставалось святым. Потом жены не стало. В тот день он просидел тут до утра. Только тогда понял, как сильно любил ее. И с годами любовь не угасла. С тех пор, он приходил сюда каждый день... один.
Солнце уже скрылось за домами. Городской закат. От реки потянуло сыростью. Матери стали зазывать детей домой, дети, как им и положено, не хотели. Он любовался ими. Темнело. Тяжело поднявшись, постукивая тростью по асфальту, Старик пошел домой.
Все эти мысли, эти воспоминания и чувства принадлежали ему одному. И никто в этом мире не имел об этом ни малейшего представления.
Утром Старик проснулся рано, как обычно. Попытался встать, но почувствовал, что болен. С трудом приподнялся, выпил лекарство и снова лег. Одиночество было ему не в тягость. Он привык по целым дням не произносить ни слова. Единственное, что мучило его и по-настоящему расстраивало – это разлука с парком. Как он там, без него?
Спустя некоторое время Старик услышал за окном, вдалеке, какой-то шум. То ли рев тракторов, то ли асфальт где-то ремонтировали. Шум не прекращался, и Старик перестал обращать на него внимание. Вечером он поднялся, собрался с силами и поняв, что не сможет обойтись без парка и дня, оделся потеплее и пошел к туда.
По мере того, как он приближался, шум усиливался. Осталось только пройти поворот. Нехорошее предчувствие появилось в груди. Старик попытался ускорить шаги.
Выйдя из-за поворота, он смог пройти лишь несколько шагов и остановился, задыхаясь. Ничего, более страшного для него придумать было нельзя. Парка больше небыло. Развороченная земля лежала кучами, газоны были изборождены гусеницами бульдозеров. Трактора стаскивали стволы в одну кучу. Рядом с ней уже стояли те, кто уже купил или только собирался купить этот лес. Двое рабочих с бензопилой, заканчивали валить оставшиеся деревья. Третий, одетый в спецовку, стоял перед двумя пожилыми женщинами, объясняя им:
Дом тут будет. Жилой. Людям жить-то надо, где-то. Вот и строим. А сквер мешал .... А теперь, вот, уже, понимаете, - не мешает.
Он разводил, при этом, руками, и женщины согласно кивали.
Старик стоял молча, не двигаясь. До него доносились слова рабочего.
Мешал, - с горечью думал старик, - Кому мешал? В войну – не мешал... Когда топить было нечем – не мешал... Не тронули. А теперь помешал... Родной, ты, мой...
Нет, на глазах старика небыло слез. Он давно уже забыл, что это такое. Страшная пустота повисла в груди.
Помешал! Да разве они имеют какое-то право на его парк? Пока все эти годы он сидел на своей скамейке, все проходили мимо, никто ни о чем не спрашивал его. Ничего не говорил. Не спросили и сейчас, не сказали ничего. Его просто не заметили. Есть он, или нет его - какая разница? За что?
Старик медленно наклонился, поднял ветку. Раньше на этом месте стояло дерево. Больше ждать нечего. Он повернулся и побрел домой. Он все так же ни о чем не думал. Ему не о чем было думать. Он шел домой, больше ему некуда было идти. Словно неведомая сила в одно мгновение лишила его всего, что он имел. Убили его парк, вырвали часть его души. Но, странно, он никого не винил. Кого? И за что? Он прото чувствовал себя чужим, в чужом мире.
Старик остановился у подъезда, постоял немного и огляделся вокруг. Сумерки все глубже проникали среди домов, окружающих старый двор. Город постепенно успокаивался. Только отдельные голоса доносились с улицы. Все было, как обычно. В мире ничего не изменилось. Старик понял, что в его жизни больше ничего не случится. И от этой мысли, как ни странно, ему стало легче.
Он вошел к себе в квартиру и лег.
Старик умер утром следующего дня. Засохшая ветка срубленного дерева лежала рядом с кроватью...
Его собственные молодые годы сами-собой вставали перед глазами. Тут, в этом парке, он встретил свою будущую жену. Да-да! Именно на этом месте стояла скамейка, где он решился, наконец-то, заговорить с ней. И она ответила. Он был счастлив. Да, этому парку не на много больше лет, чем ему. Он старше его, всего лет на пять. Старик ловил себя на мысли, что думает о парке, как о живом существе.
Для него и еще нескольких таких, как он, парк был неотъемлемой частью жизни, ее составляющей. Старик почти никого не знал здесь. Да и незачем ему все это. Все-равно, какую пользу он мог принести им, молодым, занятым своими вечными проблемами, на которые всегда не хватает времени. Его видели в парке многие, всегда сидящего на одном и том же месте. Но ни у кого не возникало мысли подойти и заговорить. Для чего? Старый человек, пенсионер. Всю жизнь трудился, пусть теперь отдохнет – пора.
И все же, он был счастлив. Всю первую половину дня он жил только мечтой о том, что сегодня вечером снова увидит парк. Правда, парком его особенно и не назовешь. Так, скверик из нескольких аллей, на окраине города, между новым домом и рекой. Но про себя Старик называл его только парком.
Он помнил, как вернулся в этот город с войны, пьяный от счастья. Гимнастерка подогнана, сапоги блестят. Эх, молодость! Тогда, после бомбежек, от парка осталась едва ли половина. Но его скамейка, как ни странно, сохранилась. Он проходил мимо, спеша домой, и не мог не кинуть взгляд в ее сторону. Украдкой подмигнул...
Стоишь, старина? Молодцом!
Быстро бежали годы. И чем дальше – тем быстрее. Они приходили сюда вдвоем, иногда усаживались на их скамейку. Вспоминали прошлое. Потом скамейку заменили. Теперь вместо нее стояла удобная, но чужая. Но место все-равно оставалось святым. Потом жены не стало. В тот день он просидел тут до утра. Только тогда понял, как сильно любил ее. И с годами любовь не угасла. С тех пор, он приходил сюда каждый день... один.
Солнце уже скрылось за домами. Городской закат. От реки потянуло сыростью. Матери стали зазывать детей домой, дети, как им и положено, не хотели. Он любовался ими. Темнело. Тяжело поднявшись, постукивая тростью по асфальту, Старик пошел домой.
Все эти мысли, эти воспоминания и чувства принадлежали ему одному. И никто в этом мире не имел об этом ни малейшего представления.
Утром Старик проснулся рано, как обычно. Попытался встать, но почувствовал, что болен. С трудом приподнялся, выпил лекарство и снова лег. Одиночество было ему не в тягость. Он привык по целым дням не произносить ни слова. Единственное, что мучило его и по-настоящему расстраивало – это разлука с парком. Как он там, без него?
Спустя некоторое время Старик услышал за окном, вдалеке, какой-то шум. То ли рев тракторов, то ли асфальт где-то ремонтировали. Шум не прекращался, и Старик перестал обращать на него внимание. Вечером он поднялся, собрался с силами и поняв, что не сможет обойтись без парка и дня, оделся потеплее и пошел к туда.
По мере того, как он приближался, шум усиливался. Осталось только пройти поворот. Нехорошее предчувствие появилось в груди. Старик попытался ускорить шаги.
Выйдя из-за поворота, он смог пройти лишь несколько шагов и остановился, задыхаясь. Ничего, более страшного для него придумать было нельзя. Парка больше небыло. Развороченная земля лежала кучами, газоны были изборождены гусеницами бульдозеров. Трактора стаскивали стволы в одну кучу. Рядом с ней уже стояли те, кто уже купил или только собирался купить этот лес. Двое рабочих с бензопилой, заканчивали валить оставшиеся деревья. Третий, одетый в спецовку, стоял перед двумя пожилыми женщинами, объясняя им:
Дом тут будет. Жилой. Людям жить-то надо, где-то. Вот и строим. А сквер мешал .... А теперь, вот, уже, понимаете, - не мешает.
Он разводил, при этом, руками, и женщины согласно кивали.
Старик стоял молча, не двигаясь. До него доносились слова рабочего.
Мешал, - с горечью думал старик, - Кому мешал? В войну – не мешал... Когда топить было нечем – не мешал... Не тронули. А теперь помешал... Родной, ты, мой...
Нет, на глазах старика небыло слез. Он давно уже забыл, что это такое. Страшная пустота повисла в груди.
Помешал! Да разве они имеют какое-то право на его парк? Пока все эти годы он сидел на своей скамейке, все проходили мимо, никто ни о чем не спрашивал его. Ничего не говорил. Не спросили и сейчас, не сказали ничего. Его просто не заметили. Есть он, или нет его - какая разница? За что?
Старик медленно наклонился, поднял ветку. Раньше на этом месте стояло дерево. Больше ждать нечего. Он повернулся и побрел домой. Он все так же ни о чем не думал. Ему не о чем было думать. Он шел домой, больше ему некуда было идти. Словно неведомая сила в одно мгновение лишила его всего, что он имел. Убили его парк, вырвали часть его души. Но, странно, он никого не винил. Кого? И за что? Он прото чувствовал себя чужим, в чужом мире.
Старик остановился у подъезда, постоял немного и огляделся вокруг. Сумерки все глубже проникали среди домов, окружающих старый двор. Город постепенно успокаивался. Только отдельные голоса доносились с улицы. Все было, как обычно. В мире ничего не изменилось. Старик понял, что в его жизни больше ничего не случится. И от этой мысли, как ни странно, ему стало легче.
Он вошел к себе в квартиру и лег.
Старик умер утром следующего дня. Засохшая ветка срубленного дерева лежала рядом с кроватью...
Обсуждения Парк