Кто не спрятался я не виноват

«Познакомьтесь – эта кошечка теперь моя помощница!» По выходным Елизавета Ивановна собирала в своей гостиной-салоне «свет старого интеллигентного общества», где, как было заявлено, исполнялись романсы под гитару и фортепиано, читались стихи, танцевали. «Свет» этот состоял количеством от десяти, а порой и до двадцати пожилых человек в странных одеждах из старомодных нелепо подобранных кофт, широких юбок на дамах и не простиранных рубахах с мятыми и, почему-то, короткими брюками на мужчинах. Единственно нормально одетыми были только двое. Первый - высокий, видимо, бывший когда-то даже красивым, а теперь старый и глухой патологоанатом. Второй – армянин, бывший военный, с блестящей лысиной, коренастый, крепкий, возраста лет шестидесяти, но будучи среди тамошних гостей самым молодым. Хотя, нет. Захаживал туда со своей матушкой молодой человек непонятных лет, по облику двадцати пяти – тридцати, но бывший при матушке словно десятилетний мальчик. Он по большей части посиживал молча, шумно ел под надзором своей маменьки и смотрел на окружающих с видом получившего подзатыльник школьника. Его мать, невысокая полная бабёнка в цветастой юбке до пола, напротив, была чрезмерно резва, говорлива, при любом удобном случае пускалась в пляс, беспрестанно и громко смеясь и обнаруживая почти полное отсутствие зубов. Весь этот люд, считавшийся бывшими артистами, поэтами и музыкантами скрипуче и громко пел, не попадая в ноты, быстро ел принесённые с собой и разложенные кое-как по столу бутерброды с огурцами и читал стихи, кои даже иногда оказывались опубликованными в принесённых с собой книжицах. Хозяйка «модного салона», Елизавета Ивановна, однако, ловко управляла всем этим «цветом» искусства и, стоило ей поднять вверх тонкую руку в непременных чёрных перчатках, как разбушевавшийся люд тут же стихал и внемлил очередным стихам из уст очередного поэта. Иногда бывали и довольно интересные адекватные личности, заслуживающие внимания к своему творчеству, но забредшие сюда, по-видимому, случайно, за компанию с кем-то. В такие вечера там оказывалось интересно и даже полезно побывать.

Однажды эта разношёрстная публика стала вдруг выяснять между собой свою личную большую, либо других – меньшую причастность к жизни Елизаветы Ивановны. Все невероятно кричали, спорили и в качестве доказательств, тряся, протягивали руки через длинные столы в сторону своей Королевы. Некоторые брали друг друга за грудки и, в конце концов, так распалились, припомнив кто, кому и в каком количестве денег должен, что вся эта разборка стала грозить перерасти в настоящую драку. И только два человека оставались хладнокровны и невозмутимы – патологоанатом и сама Елизавета Ивановна. Первый, с выразительной осанкой возвышаясь над столом, и приложив большую сухую ладонь лодочкой к оттопыренному уху, словно локатор разворачивался то в одну, то в другую сторону, в зависимости от повышения уровня громкости звука, исходящего от «света интеллигентного общества». Елизавета Ивановна же знала, что никакой драки сегодня не случится, поскольку с минуту на минуту ожидалось прибытие армянина, и который, никогда не разбираясь в правых и виноватых, попросту прямым ударом атаковал самого ярого и громкого по уровню звука. Тот внезапно для всех падал, как подрубленное дерево, тут же все на секунду замирали неподвижно и затем, на удивление беззвучно, двигая старые тяжёлые стулья, рассаживались по местам.

Что же там делала я, спросите вы? Елизавета Ивановна была настолько интересной, глубокой и творческой личностью, настолько талантливой, смелой, и я не знаю, сколько эпитетов возможно подобрать, а попросту – целостной личностью, что находиться рядом с ней, было необыкновенным чудом. То, как она говорила, шутила, жестикулировала, как она двигалась, как танцевала, жила и дышала, всё в этой прекрасной и сильной женщине было редкостным блистательным даром и большим мужеством! Эта хрупкая женщина в шляпке с перьями и ажурных перчатках, певшая арии на театральных подмостках, будучи девушкой-подростком, водила грузовик под артобстрелом в годы войны, таскала на себе раненых и убитых, сражалась за нашу с вами землю! Быть рядом с ней, слышать её и видеть – роскошь, авансом дарованная мне судьбой.

В один из дней я в очередной раз отправилась в гости к Елизавете Ивановне. Рейсовый автобус не доходил до нужного дома и совершал остановку достаточно далеко, но я любила такой маршрут именно за это. Дальнейший путь пролегал сквозь удивительно красивый старый сквер, распростёртый по берегу реки, закованной в отшлифованные временем и водами каменные берега. Было ветрено. Яркие лучи начинающего заходить солнца скользили по макушкам шумящих деревьев.

Неожиданно меня оглушил сильнейший грохот и скрежет, словно огромные листы покорёженного металла со всех сторон волоком тащили по асфальту. От дикого нескончаемого громового звука пришла мысль о начавшихся каких-либо боевых или военных действиях, в панике я огляделась по сторонам и с удивлением обнаружила, что все прохожие привычно продолжали свой путь, нисколько не обеспокоенные странными звуками. Я остановилась и стала крутиться по сторонам, надеясь найти хоть какое-либо объяснение происходящему. Люди с равнодушными лицами обходили меня слева и справа, автомобили, останавливаясь на светофоре, снова продолжали движение, и в синем высоком небе по-прежнему виднелось заходящее солнце. Сойдя на дорожку в сквер, где ветер был несколько сильнее из-за открытого берега реки, в ту же минуту я пришла в настоящий ужас! Листья, сорванные ветром с деревьев и гонимые по дорожкам сквера, издавали тот самый металлический грохот! Зелёные листы с торчащими веточками у основания черенка оглушающее скребли по асфальту, а буйная зелень на раскидистых ветвях гудела, словно громадный тяжёлый колокол. Как в кошмарном сне, я охватила виски руками и, машинально опустившись на скамью, тут же услышала громкий шелест и треск под корой деревьев. «Жуки и муравьи» - немного привыкнув, осознала я. Кое-как справившись с волнением, я смотрела вдаль, вглубь сквера, силясь привести в порядок разум и продумать свои дальнейшие действия. Вдали яркая сочная зелень озарялась белёсо-голубым призрачным светом, каждый листок, каждая веточка имели сияющую окантовку и, колышась, создавали необычайно красивую лучистую контурную линию. Это привело меня в полный восторг! Как раз это явление было для меня уже знакомым. В апреле я так же странным образом начала видеть световые прозрачные линии, пронизывающие воздух, а так же людей, идущих по улицам в светящихся и колышущихся коконах. Тогда, в первые моменты, я подумала, что начала слепнуть или что-то другое случилось с моими глазами, и все же мне удалось понять, что это ауры сияют над людьми, а я просто по непонятным причинам стала их видеть. Однако потребовалось дня три или четыре, что бы научиться «переключать» зрение, и продолжать жить обычной жизнью. Такое, кстати сказать, может видеть любой из вас.

Как раз к этому времени вернулась из длительных зарубежных гастролей Людмила со своим мужем, Дениусом. Заехав ко мне в гости, она первым делом наполнила холодильник продуктами, достала кучу привезённых подарков и выслушала все мои «причитания» и по поводу недоразумений с Мартином, и по поводу видения аур. Заинтересовавшись, она спросила, как я это делаю - переключаю обычное зрение на видение. Минут через десть, она сама уже наблюдала свечение вокруг моей головы, и, хотя, контур ускользал от её взгляда уже через несколько секунд, она пришла в неописуемый восторг, и мы отправились на улицы «смотреть ауры». Часами мы бродили, сидели на скамейках и пялились на прохожих, наблюдая интереснейшие явления! Белые, голубые и зеленоватые призрачные «блюдца» висели над головами «наблюдаемых объектов», а однажды нам удалось увидеть необыкновенной красоты довольно яркое свечение за затылком мужчины с длинными волосами, убранными в «хвостик». Это свечение было золотым! Мы настолько были потрясены увиденным, что потеряв осторожность привлекли к себе внимание этого мужчины. Он несколько раз тревожно оглянулся, заподозрив неладное, и сделал попытку скрыться в толпе. Мы решили подойти и объяснить своё неадекватное поведение, предупредив тем самым его возможные беспокойства. И, конечно, мы спросили, кто же он такой, раз имеет над головой такую прекрасную ауру. Между прочим, мужчина нисколько не удивился нашему вопросу, а сообщил нам, что он обыкновенный маляр и ничего особенного в нём нет. Думаю – соврал. Но сейчас я не об этом.

Сидя в сквере на скамье и любуясь красотой сияния деревьев, я, наконец, поняла, что могу переключать слышимые звуки с объекта на объект. Это зависело от переадресации внимания. Стоило перенести своё внимание, например, на деревья, как тут же исчезала общая какофония, и я слышала весёлый звонкий гомон! Высокими колокольчиками звенели юные листья и ветви, тревожно и низко пели большие и взрослые. Я слышала густые мужские и высокие женские голоса! Я слышала детский смех молодых деревьев! Они говорили! Они общались с прилетевшими к ним птицами, говорили с травой и кустами! Они общались и понимали друг друга! Жуки же не слышали их и вели свои монологи у корней, пыхтя и царапая лапками кору.

На дорожку сквера неспешно свернули двое мужчин средних лет. Глядя на того, что помоложе, почему-то подумалось: «Спина болит».

- Помоги ему! – начался внутренний диалог.
- Как же я ему помогу? Разве я лекарь?
- Ты знаешь, что можешь помочь. Помоги.
- И как же я подойду к ним? «Здрасьте, я ваша тётя!»? «У вас болит спина, дайте, я помогу». А он скажет – «Ты чокнутая? Не болит никакая спина».

- Спина болит. Ты знаешь. Помоги.

Тем временем, мужчины поравнялись со мной и сели на скамью напротив. А тот, что моложе, лёг и, перекинувшись через скамью спиной, стал осторожно отталкиваться ногами о землю и покачиваться вдоль позвоночника.

Меня охватил жуткий стыд за трусость, но страх оказался сильнее, я вскочила и быстро пошла к автобусной остановке.

- Я просто женщина. – успокаивалась я. - Я просто сидела на скамейке. Я не должна никому помогать. Тем более, незнакомым мужчинам. Все прошли мимо, у всех свои дела. И я - просто встала и пошла. По своим делам.

- Ты виновата. И ты это знаешь!

В следующую минуту я уже села в автобус и, отвернувшись, стала смотреть в окно. «Что они все так кричат!? Ненормальный автобус какой-то! Орут и вопят все до истерики». Я обвела взглядом пассажиров, что сидели рядом, впереди, стояли в проходе, молча держась за поручни. Да. Все молчали. И только покачивались в такт движению автобуса. Мне стало не по себе. Я точно слышала, как они, мужчины и женщины, стонали и кричали! У них болели спины, болели ноги, они злились на жён, соседей и мужей, они ворчали и плакали, стонали и охали. И им было очень тяжело! Я слышала это и жалела их. Но я ничего не могла поделать. Души их кричали истошно. И у женщин, и у мужчин.

От остановки до дома пришлось бежать, настолько нестерпимы стали звуки вокруг. Войдя в квартиру, я первым делом плотней закрыла форточки, окна и задёрнула все шторы. Три дня пришлось пролежать с подушками, приложенными к ушам от невыносимого крика этого старого дома, скрипа дверей, шарканья тапочек, «топота» по столу, невесть откуда взявшейся мухи, и даже скрежета жучков под корой рябины, что росла возле моего окна. К тому же, к вечеру первого дня сильно заболела спина.

- Так будет всегда, если ты не поможешь нуждающемуся в твоей помощи! Получай.

Пережить это наедине с собой было страшной мукой. Я встретилась с Людмилой и Дениусом. Они предположили, что тот период, когда мой организм подвергся испытанию голодом, вероятно, дал толчок к резкому обострению всех органов чувств. Что с этим делать – никто не знал. Кроме того, они были заняты репетициями и сборами на очередные гастроли.

Ближе к ночи я позвонила Мартину по скайпу. Он выслушал, но думаю, что воспринял эти новости как женскую игру для освежения чувств.

- Ася! Я всегда говорил, что ты – волшебница! Вот… я не ошибся. Ты – прекрасна!- говорил он с придыханием.

- Мартин! Я боюсь! Я не знаю, что всё это такое! Я не знаю, как жить со всем этим. Мне страшно. И за мной следят. Постоянно видела слежку на улице. Уже научилась их вычислять. Дважды, кто-то входил в квартиру в моё отсутствие. Последний раз вторая входная дверь оказалась открытой, она сложно закрывается и надо знать, что сделать, что бы ключ в замке повернулся. Были чужие. Утром, уходя, я оставила на клавиатуре записку для себя с напоминанием. Я положила этот листок на клавиатуру компьютера. Положила! Понимаешь?! Вернулась к вечеру домой – дверь открыта, всё в квартире на местах и только листок стоит, вертикально воткнутый между клавишами.

- Ты сама и воткнула. Просто забыла. Успокойся.
- Ничего я не забыла, Мартин! Я живу здесь одна. И я знаю свои привычки. Надо постараться, что бы листок стоял вертикально и не падал! А я спешу вечно, записку написала на бегу и положила на видное место, ещё, уходя, отметила, что надо стикеры купить с клеящимся краем.

- Ася. Не бойся. Ты справишься. И я скоро приеду к тебе, у меня отпуск недели через две будет.

И тут мандраж, извините, хватил и самого Мартина!
Ночь. Мы сидели каждый в своём доме, совершенно одни, отчётливо видя лица друг друга через веб камеру. В следующий момент между нами на мониторе появился третий. Он сел на стул, находящийся неведомо где, в каком-то пятом измерении, протянул руку к тому месту на экране, где обычно крепится веб камера, выключил её и исчез из нашего поля зрения. Он протянул руку к нашим экранам, как если бы использовал именно эти экраны для просмотра изображения, используя с обратной стороны дополнительную веб камеру, которую и отключил. При этом его протянутая рука и наклонённый корпус увеличился в размерах так, как обычно бывает при близком приближении к объективу. Продолжалось это зрелище с полминуты. Мы молчали.

- Мартин! Ты видел это? Или только я видела? – мои губы едва шевелились.

- Видел, Ася. – Мартин сидел как вкопанный, словно на краю пропасти.

- Что ты скажешь?
- Я не знаю, Ася. Я взрослый мужик. Но мне стало не просто не по себе, мне стало страшно. Похоже, что ты права, Ася. Что-то происходит. Будь очень внимательна! И поговори с кем-нибудь из своих знакомых там, на месте.

Из-за нешуточного страха мы договорились с Мартином, что не будем отключаться до тех пор, пока не ляжем спать. Будем пить чай, стелить постель, Мартин подождёт, пока я схожу в душ, и выключим компьютер только перед самым сном.

На следующий день я пришла к своему давнему другу, знающему толк во всяких там религиях и эзотериках, но он лишь подбавил масла в огонь. Он сказал, что я всегда была такой, сколько он меня знает, и дальше будет больше. Он сказал, что вокруг меня всегда как-то странно изменялось пространство, и терялось время.

- Я сумасшедшая? Да? Я – дура? Можешь честно ответить. Я готова.

- Нет, Ася. – он улыбнулся. – Дуры не открывают салоны и не ставят показами мод на уши весь город. В тебе сила присутствует. И это может представлять интерес для кого-то. Чую, что заходили к тебе двое, третий оставался в машине, фургончик такой, белый, без окон. В этом фургончике аппаратуры - тьма. Там один паренёк, типа программиста, худой и кривой какой-то. Он, похоже, вообще, не в теме. А те двое, что заходили, один – постарше, зрелого возраста, русый, со шрамом на лице. Он против тебя настроен. Ну, или не против, но не по-доброму. Второй – белобрысый и моложе. Ты ему симпатична. Он, и поставил, уходя, твою записку вертикально. Типа, что бы ты в курсе была. Вот так я вижу, Ася.

Вспомнилось, как пожилая соседка, спросила у меня мимоходом: «А Вы не знаете, чей фургончик стоит почти напротив нашей парадной? Мы тут думали-думали, спрашивали. Уже месяц, как стоит. Снег сошёл, а под фургончиком не подметено».

- Ты, Ася, с одной стороны должна быть внимательна и относиться к этому серьёзно. А с другой – относись ко всему легко, как к игре.

- Ага. – мне было не до шуток, - «Кто не спрятался – я не виноват» называется».

Мой эзотерик порекомендовал пообщаться с одним своим знакомым, доктором философских и исторических наук, изучающим ведическую культуру. Этот философ знавался с шаманами севера и изучал много такого, от чего у нас голова пошла бы кругом. Для удобства, здесь я буду называть его «шаманом». Он позвонил мне, и мы договорились о встрече.

Продолжение следует...