История первая

Он сидел первый раз, и бежал первый раз. Сейчас, когда выбора не было, его скорбно поджатые губы и затравленные черные глаза, сведенные вместе, выражали слепую покорность судьбе. Он стал обузой кодлы, маленький, невзрачный, двигаться вперед по тайге он уже не мог, цеплялся за все одеждой, лицо опухло от многочисленных царапин, а крысиный нос заострился еще сильнее.

Полная потеря воли, а это для бегунов самое ужасное. «На хвосте» сидели легавые, мешок облавы затягивался. Кодляк его бросил...

Пробираюсь по колее от колес тяжелой машины, вывернувшей черную лесную подстилку, словно плугом на блестящую траву лесной дороги, местами приходится обходить стороной непроходимую грязь, продираясь сквозь кусты. Дошел до отворота на свежеподавленные кусты к лагерю лесоустроителей.

Бичей завезли в тайгу по постановлению комиссии исполкома Владивостока, очищая город на летний период от тунеядцев и условно-освобожденных зеков. Пока трудоустраивался лагерь, с пасеки постоянно был слышен гул...

Андрей, пишу тебе с таежной пасеки в Шкотовском районе. А ты вернулся в Питер к своему востоковедению и оккультным наукам? Или бродишь по большому квадрату под большим кругом? Как твоя трудная работа в ожидании чуда, когда «все бытие станет Царством Божиим»?

Пробовал я пройти с сопок в деревню Центральное, но не удалось. Трое суток непрерывно лило – сильнейший тайфун изменил лицо долины. Где раньше шла дорога между полями кукурузы и перелесками, теперь глубокая протока с несущимся, взрывая...

Откуда частник получает с семьи в два раза больше меда, чем совхозный пчеловод, если его пасека стоит в той же долине и в 2 км от совхозной пасеки, а последняя не выполняет и половину плана на сезон? Мне скажут – труд, хорошие пчелосемьи и кочевки. Так ли это?

Начнем с весны, когда пчел выставляют. Где частник достает пчел? Договаривается с совхозным пчеловодом и после весенней ревизии приезжает, выбирает здоровые семьи, платит за каждую, грузит их в свои 6-и рамочные кочевые пакеты и увозит...

- Господи, боже мой! Я не могу поверить! Я чувствую себя на седьмом небе от счастья!

- Я тоже очень счастлив, родная, но…
- Подумать только! Я уже думала, что ты никогда не сделаешь мне предложение! Я так, так...

- Ну что ты! Я бы все равно сделал, ведь я так тебя люблю! Но…

- А я сейчас люблю и тебя и весь мир! Это так…
- Да я тебя очень люблю, но…
- Как это прекрасно, милый! Я так рада, так…
- Но подожди же! Ты не сказала согласна ты или нет, я понимаю, что скорее всего да, ну...

Как нам, живым, говорить с живыми? Какие слова могу сказать я тебе, кроме немой тишины и многократных вопросов, режущих как острия? То, что должно сказать, лежит неизреченное на берегу, словно пустая ракушка.

Что же, в сущности, нужно сказать? Какими красками обрисовать все это надо? Не нужно красок и сравнений. Ибо окостенелому не дано запечатлевать мнимое.

Ветер был беспомощен без волн, и без крон древесных, или хотя бы без птицы, бросаемой порывом к туче. В птице – спасение ветра. Кто...

- Все готово!
Он обернулся на голос. Рядом с Машиной Времени одиноко стоял человек.

- Все готово, Алан! - повторил мужчина.
- Я слышал.
У него все еще было несколько минут.
Взгляд скользнул по Машине, по окружавшей ее технике, задержался на кусочке темного, предвещавшего грозу неба, видневшегося в маленьком окошке под самым потолком, и остановился на стеклянной двери. За ней неподвижно стояло несколько человек.

Он послал им улыбку, но она не вернулась. Лица были серьезны, а в глазах...

«Вход воспрещен!» Клиффорд Смег улыбнулся: еще бы! Он прошел вдоль сетки и остановился у небольшой заросшей лопухами ямы. С дороги ее видно не было.

С той стороны забора был пустырь, также заросший. Туда редко наведывались люди, и Клиффорд молился всем богам, чтобы ему повезло и никому не пришло бы в голову навестить этот самый пустырь именно сейчас.

Холодало. Он пришел слишком рано. Смег взглянул на часы. Да, слишком рано, а этот кретин Эшли Град еще и опоздает.

Клиффорд стал...

Как же прекрасен этот мир окружающий меня! Теплое солнце, прохлада тени, освежающий ветер. Благодарю каждый миг моей жизни – просто за то, что она у меня есть. Наслаждаюсь ею.

- Привет, муравей! Ну что, на работу?
Вежливое шевеление усиками, утвердительный кивок и торопливое продолжение пути. Я не обижаюсь. Ведь всем известно, что муравьи ужасные трудяги и просто не могут оторватся от постоянной и кропотливой работы.

Нежусь в ласковом тепле солнышка и неподвижности воздуха.

- Эй...

— Подняли тут кипиш, на всю улицу орете! Вам бы в политику пойти,

хоть толк бы был!! — возмущенно сетовала пожилая женщина, словно на остановке кричали только мы.

Она вскоре оказалась приятно удивлена: наконец нужный автобус подъехал и я распрощался со своим приятелем. Лицо женщины сразу просияло, а мне осталось лишь улыбнуться, поклониться и бодро зашагать прочь. Какая упругость, сила в теле! День только начался, но для меня он уже приятно отложился в памяти.

В то время я был одинок...