Собирались в дорогу шумно. Потревоженные кони били копытами, нетерпеливо ржали, предчувствуя дальний путь. Разбуженные затемно маленькие дети плакали, кто постарше - путались под ногами у взрослых. То здесь, то там слышался, то звонкий шлепок, то свист кнута...
Простились с хозяевами, оставшимися в деревне. Наконец все устроились в повозках. Раздался нудный скрип колёс и послышался тоскливый, звонкий запев, который превратился через некоторое время в хорошо слаженный хор.
Табор уходил всё дальше и дальше... И вот он уже за поворотом... Постепенно песня стихла. Деревня погрузилась вновь в глухую, вязкую как топь на болотах, тишину.
В это раннее утро в деревне стало на одну сироту меньше. Ничего её здесь не задерживало. Молодость и любовь помогли сделать свой выбор. Красавица Агрипина ушла за табором с цыганом.
Чёрные как смоль волосы прикрывали её хрупкие плечи. Чёрные глаза смотрели на цыгана Федьку, который нежно прижимал её к себе, влюблёно и доверчиво. Красота и молодость брали верх и заметно выделяли русскую красавицу среди цыганок. Её голос звенел, а сердце переполнялось счастьем и любовью.
Повозки упрямо тряслись на колдобинах. Табор старался добраться до города, пока не выглянуло солнце и не растопило последний лёд на дороге, превратив её в грязное, непроходимое месиво.
Шла весна 1932 года. Коллективизация, репрессии, лютый голод и болезни свирепствовали по России. Гордый, свободолюбивый, цыганский народ кочевал по стране в поисках лучшей доли. Всё дальше и дальше в необжитые края Сибири загоняла людей нужда.
Прошло два долгих года. Однажды к вечеру за околицей Кругловки показались две фигуры: одна большая, другая еле заметная. Они неторопливо приближались к деревне. В большой фигуре проглядывался силуэт статной женщины, за плечами у которой была большая котомка, да и руки оттягивала большая поклажа. В еле заметной фигурке постепенно угадывался ребёнок, скорее всего девочка. Перед входом в деревню у небольшого пруда, эта компания решила сделать свой последний привал. Они ещё тогда не знали, сколько таких привалов будет у них впереди, сколько путей-дорог придётся прошагать им рука об руку.
Устало, сбросив с себя на траву поклажу, женщина разделась и вошла в живительную прохладу, приглашая дитя следовать за ним. Долго ждать не пришлось. Рыжеволосое, кудрявое, маленькое чудо, с визгом и восторженными криками в предвкушении отдыха и конца дороги, бойко ринулось вслед за ней.
Они плескались в воде долго, играя друг с другом и омываясь прохладной водой. Мокрые пряди волос чёрными змеями спадали на упругую грудь молодой женщины и покрывали спину. Дитя, а это была девочка, беззаботно и восторженно принимала всё происходящее на данный момент. Затем, одевшись и перекусив чёрной, ржаной с отрубями лепёшкой, которую они выменяли в последней, как им казалось, на их пути деревне Садки, долго сидели, отгоняя надоедливую мошкару и комаров, глядя, как гаснет очередной день их жизни. Закат солнца был кроваво-огненный. Он предвещал на завтра сильный ветер. Ветер не только для погоды, но ветер перемен их жизни. Дымовуха ела глаза. В деревню решили войти, когда станет совсем темно…
Солнечный луч, пробившийся из-за занавески, потихоньку пытался подобраться к детскому личику, вот он уже на подушке, вот уже затронул конопатый, курносый носик… Звонкое «апчхи» потревожило тишину в горнице. Дверь приоткрылась, и в неё кто-то заглянул. Девчушка крепко зажмурила глаза.
Она лежала на мягкой перине, в прохладной горнице. Казалось, что все её страдания позади. Она обрела маму Груню, обрела дом и то многое, что может дать семья, о которой так много говорили ей, пятилетнему ребёнку в детском доме. Повернувшись на бок, глубоко вздохнув, она опять окунулась в свои детские сны…
Эх, и длинны же вечера и ночи зимой в деревне! Короток век лучин!
В очередной раз быстро закончилось и счастье Груни, и маленькой Кланьки. Стремительно таяли цветные шали, платки и юбки из котомок, с которыми двое тёмной, летней ночью появились в Кругловке. Закончилась и зима.
Деревенские кумушки с первыми весенними лучами обсуждали на завалинках последние деревенские новости, в которых часто упоминались имена пришлых. Одни жалели, что Грунька загубила свою жизнь, взяв себе на воспитание чужого ребёнка. Другие судили: «Вот, своих родить не смогла». Ребятня, завидев Клаву, громко кричали: «Сирота!!!», и тыкали в её сторону грязными, в цыпках, ручонками.
С последним цыганским платком ушла и надежда, что здесь проживут они всю оставшуюся жизнь. Уходили в город всё той же дорогой, по которой пришли в Кругловку. Дальним родственникам они были не нужны. «Баба с возу - кобыле легче» - проворчала хмурая тётка в след.
Весеннее солнце потихоньку оттаивало стекляшки лужиц на дороге. Лес в это время года был ещё прозрачен, но на проталинах уже появились первые подснежники.
От Кругловки до деревни Садки было шесть километров, до Велижан тринадцать, до города Тюмени - пятьдесят восемь.
Груню и Клаву ждала дальняя дорога. Дорога длиною в жизнь.
В трудных условиях проходило развитие племенного коневодства в первые годы советской власти. Первая империалистическая война, революция, гражданская война и иностранная интервенция сделали своё дело. Они привели страну к разрухе и разорению. В стране произошел резкий упадок экономики промышленности, и экономики сельского хозяйства.
13 июля 1918 года В. И. Ленин подписал Декрет о племенном животноводстве. Он положил начало организации племенного дела в стране. Организацию племенных заводов возложили на Народный Комиссариат земледелия. При губернских и уездных управлениях были созданы отделы по животноводству.
В это время в Тюменской губернии уже шли военные действия, вначале с белочехами, потом с армией Колчака. В августе 1919 г. отступавшие колчаковцы увели с собой почти всех лучших лошадей из Тюмени и с Юргинского завода Кузнецова, за исключением молодняка и незначительного количества маток; оставили также больных и малоценных. Красноармейцам удалось отбить у колчаковской армии эшелон с племенными лошадьми. Они были отправлены в Петропавловск и Акмолинск, незначительная часть их попала в Ишимский округ.
В августе-сентябре 1919 г. был создан Тюменский губернский земельный отдел. Он приступил к учету оставшихся в губернии племенных лошадей наряду с другими работами.
Орловский рысак зарекомендовал себя в крестьянском хозяйстве как рабочая и выездная лошадь. Крестьяне признавали его самой лучшей породой, при этом внимание обращали не только на внешний вид.
Для Красной Армии требовались лошади обладающие резвостью бега и выносливостью. Этим качеством и обладали орловские рысаки
В годы 2 пятилетки (1933-1937гг) в Велижанском районе был создан государственный конезавод, поставлявший лошадей для Красной Армии.
Через четыре дня после отбытия табора в неизвестном направлении, весенней ночью, с конезавода, что совсем недавно был создан, исчезла пара Орловских рысаков. Розыск ни к чему не привёл, не смотря на то, что из Тюмени, меся грязь на дороге, приехал целый обоз комиссаров всякого рода.
Стук копыт по дороге не был слышен, так как они были обмотаны тряпьём и перевязаны верёвками. Иногда раздавался приглушённый редкий пересвист. Федька с Колькой торжествовали. Кони были что надо! Через два часа скачки они свернули с тракта на приметную только для них тропу и углубились в лесную чащу, растворившись в ней. Ночь была темна как их цыганская жизнь. Она укрыла своим покрывалом двух бесшабашных парней вместе с покражей. Неожиданный ливень замыл за ними едва заметные следы на дороге, по которой они совсем недавно проскакали. Радости этому сильному дождю не было предела, не смотря на то, что были мокры с головы до ног.
На рассвете выехали к лесному озеру, где их поджидали в шалаше двое цыган. Осмотрев коней, ощупав их со всех сторон, похвалив и коней и парней, они ушли известными только им тропами дальше, ведя коней в поводу. Колька с Федькой переоделись в припасённую специально для них, сухую одежду и блаженно растянулись на куче веток. Сон подступил мгновенно. Они не услышали, как выводили свои утренние рулады проснувшиеся на рассвете птицы. Они не увидели, как встаёт солнце на другом конце озера из-за макушек елей, как по воде пошли круги от проснувшейся рыбы, как стал подниматься туман, который поглотил и озеро, и близь лежащий лес, и шалаш из веток, и людей, которые крепко спали в шалаше.
Табор, о котором я здесь веду речь, попал в Россию в конце двадцатых годов из Молдавии, где проживало немало цыган этой группы. Перебираясь от селения до селения, он быстро добрался до Перми. Здесь в таборе между братьями произошёл разлад из-за красавицы Марицы. Дело дошло до рукоприкладства. После длительных разборок, они решили на время разойтись. Думали на неделю, на месяц, может, на год, а получилось так, что разошлись на долгие годы. Гранчо остался с Марицей в Перми. Остальные двинулись дальше за Урал в Сибирь. Летом табор кочевал от города до города. На зимовку останавливались в деревне. Крестьяне охотно пускали цыган перезимовать, сдавая им часть избы или хозяйственные постройки. Это было не только желанием получить деньги за постой, но и тем, что навоз от лошадей постояльцев использовался хозяевами для удобрения своих полей. У цыган всегда были прекрасные отношения с деревней, где проходила их зимовка. В своих отношениях с крестьянами они не допускали никакого плутовства.
Так колеся по известным одному богу дорогам, через три года они и прибыли в Кругловку, деревню, находящуюся под Тюменью. Здесь и встретил свою любовь Фёдор, один из младших братьев этой большой семьи. Агрипина легко вошла в семью. Она ещё в родной деревне изучила цыганский язык и порядок. Длинными, зимними вечерами её научили гадать и ворожить. Только голос и красота были её основным богатством. Фёдор в Агрипине души не чаял. Приданое ей собирали всем табором. Здесь были и шали, и юбки, и многое другое, что требовалось молодой девушке в цыганском обиходе. Самым настоящим «мягким богатством» были две огромных размеров перины и шесть большущих подушек из настоящего пуха. В холодные ночи они им давали тепло и уют. Звонкое сверкающее монисто, являвшееся подарком от Федьки, украсило её молодую упругую грудь. Вырученных денег от продажи рысаков хватило на всё: и на новую повозку молодым, и на торжество, которое длилось целую неделю. День и ночь горели костры на берегу лесного озера. Днём мужчины отсыпались от обильного вечернего кутежа. То здесь, то там раздавался мужской храп. Женщины устраивали постирушки, готовили еду, готовились к вечернему застолью. Между ними крутилась ребятня. Жизнь шла своим чередом.
В конце лета в августе резко похолодало. Зачастили беспрестанные дожди. Наступала осень. Подули северные холодные ветры. Полетела жёлтая листва с деревьев. Взволнованные птицы стали сбиваться в стаи, готовясь к очередному перелёту. Решил и табор вернуться в родные, тёплые места обратной дорогой. Падающий первый снег превращался под копытами коней в чёрную кашу, когда они подъезжали к городу. В Перми брата с невесткой не застали. Зиму решили провести в Северном Крае.
Табор уходил всё дальше и дальше... И вот он уже за поворотом... Постепенно песня стихла. Деревня погрузилась вновь в глухую, вязкую как топь на болотах, тишину.
В это раннее утро в деревне стало на одну сироту меньше. Ничего её здесь не задерживало. Молодость и любовь помогли сделать свой выбор. Красавица Агрипина ушла за табором с цыганом.
Чёрные как смоль волосы прикрывали её хрупкие плечи. Чёрные глаза смотрели на цыгана Федьку, который нежно прижимал её к себе, влюблёно и доверчиво. Красота и молодость брали верх и заметно выделяли русскую красавицу среди цыганок. Её голос звенел, а сердце переполнялось счастьем и любовью.
Повозки упрямо тряслись на колдобинах. Табор старался добраться до города, пока не выглянуло солнце и не растопило последний лёд на дороге, превратив её в грязное, непроходимое месиво.
Шла весна 1932 года. Коллективизация, репрессии, лютый голод и болезни свирепствовали по России. Гордый, свободолюбивый, цыганский народ кочевал по стране в поисках лучшей доли. Всё дальше и дальше в необжитые края Сибири загоняла людей нужда.
Прошло два долгих года. Однажды к вечеру за околицей Кругловки показались две фигуры: одна большая, другая еле заметная. Они неторопливо приближались к деревне. В большой фигуре проглядывался силуэт статной женщины, за плечами у которой была большая котомка, да и руки оттягивала большая поклажа. В еле заметной фигурке постепенно угадывался ребёнок, скорее всего девочка. Перед входом в деревню у небольшого пруда, эта компания решила сделать свой последний привал. Они ещё тогда не знали, сколько таких привалов будет у них впереди, сколько путей-дорог придётся прошагать им рука об руку.
Устало, сбросив с себя на траву поклажу, женщина разделась и вошла в живительную прохладу, приглашая дитя следовать за ним. Долго ждать не пришлось. Рыжеволосое, кудрявое, маленькое чудо, с визгом и восторженными криками в предвкушении отдыха и конца дороги, бойко ринулось вслед за ней.
Они плескались в воде долго, играя друг с другом и омываясь прохладной водой. Мокрые пряди волос чёрными змеями спадали на упругую грудь молодой женщины и покрывали спину. Дитя, а это была девочка, беззаботно и восторженно принимала всё происходящее на данный момент. Затем, одевшись и перекусив чёрной, ржаной с отрубями лепёшкой, которую они выменяли в последней, как им казалось, на их пути деревне Садки, долго сидели, отгоняя надоедливую мошкару и комаров, глядя, как гаснет очередной день их жизни. Закат солнца был кроваво-огненный. Он предвещал на завтра сильный ветер. Ветер не только для погоды, но ветер перемен их жизни. Дымовуха ела глаза. В деревню решили войти, когда станет совсем темно…
Солнечный луч, пробившийся из-за занавески, потихоньку пытался подобраться к детскому личику, вот он уже на подушке, вот уже затронул конопатый, курносый носик… Звонкое «апчхи» потревожило тишину в горнице. Дверь приоткрылась, и в неё кто-то заглянул. Девчушка крепко зажмурила глаза.
Она лежала на мягкой перине, в прохладной горнице. Казалось, что все её страдания позади. Она обрела маму Груню, обрела дом и то многое, что может дать семья, о которой так много говорили ей, пятилетнему ребёнку в детском доме. Повернувшись на бок, глубоко вздохнув, она опять окунулась в свои детские сны…
Эх, и длинны же вечера и ночи зимой в деревне! Короток век лучин!
В очередной раз быстро закончилось и счастье Груни, и маленькой Кланьки. Стремительно таяли цветные шали, платки и юбки из котомок, с которыми двое тёмной, летней ночью появились в Кругловке. Закончилась и зима.
Деревенские кумушки с первыми весенними лучами обсуждали на завалинках последние деревенские новости, в которых часто упоминались имена пришлых. Одни жалели, что Грунька загубила свою жизнь, взяв себе на воспитание чужого ребёнка. Другие судили: «Вот, своих родить не смогла». Ребятня, завидев Клаву, громко кричали: «Сирота!!!», и тыкали в её сторону грязными, в цыпках, ручонками.
С последним цыганским платком ушла и надежда, что здесь проживут они всю оставшуюся жизнь. Уходили в город всё той же дорогой, по которой пришли в Кругловку. Дальним родственникам они были не нужны. «Баба с возу - кобыле легче» - проворчала хмурая тётка в след.
Весеннее солнце потихоньку оттаивало стекляшки лужиц на дороге. Лес в это время года был ещё прозрачен, но на проталинах уже появились первые подснежники.
От Кругловки до деревни Садки было шесть километров, до Велижан тринадцать, до города Тюмени - пятьдесят восемь.
Груню и Клаву ждала дальняя дорога. Дорога длиною в жизнь.
В трудных условиях проходило развитие племенного коневодства в первые годы советской власти. Первая империалистическая война, революция, гражданская война и иностранная интервенция сделали своё дело. Они привели страну к разрухе и разорению. В стране произошел резкий упадок экономики промышленности, и экономики сельского хозяйства.
13 июля 1918 года В. И. Ленин подписал Декрет о племенном животноводстве. Он положил начало организации племенного дела в стране. Организацию племенных заводов возложили на Народный Комиссариат земледелия. При губернских и уездных управлениях были созданы отделы по животноводству.
В это время в Тюменской губернии уже шли военные действия, вначале с белочехами, потом с армией Колчака. В августе 1919 г. отступавшие колчаковцы увели с собой почти всех лучших лошадей из Тюмени и с Юргинского завода Кузнецова, за исключением молодняка и незначительного количества маток; оставили также больных и малоценных. Красноармейцам удалось отбить у колчаковской армии эшелон с племенными лошадьми. Они были отправлены в Петропавловск и Акмолинск, незначительная часть их попала в Ишимский округ.
В августе-сентябре 1919 г. был создан Тюменский губернский земельный отдел. Он приступил к учету оставшихся в губернии племенных лошадей наряду с другими работами.
Орловский рысак зарекомендовал себя в крестьянском хозяйстве как рабочая и выездная лошадь. Крестьяне признавали его самой лучшей породой, при этом внимание обращали не только на внешний вид.
Для Красной Армии требовались лошади обладающие резвостью бега и выносливостью. Этим качеством и обладали орловские рысаки
В годы 2 пятилетки (1933-1937гг) в Велижанском районе был создан государственный конезавод, поставлявший лошадей для Красной Армии.
Через четыре дня после отбытия табора в неизвестном направлении, весенней ночью, с конезавода, что совсем недавно был создан, исчезла пара Орловских рысаков. Розыск ни к чему не привёл, не смотря на то, что из Тюмени, меся грязь на дороге, приехал целый обоз комиссаров всякого рода.
Стук копыт по дороге не был слышен, так как они были обмотаны тряпьём и перевязаны верёвками. Иногда раздавался приглушённый редкий пересвист. Федька с Колькой торжествовали. Кони были что надо! Через два часа скачки они свернули с тракта на приметную только для них тропу и углубились в лесную чащу, растворившись в ней. Ночь была темна как их цыганская жизнь. Она укрыла своим покрывалом двух бесшабашных парней вместе с покражей. Неожиданный ливень замыл за ними едва заметные следы на дороге, по которой они совсем недавно проскакали. Радости этому сильному дождю не было предела, не смотря на то, что были мокры с головы до ног.
На рассвете выехали к лесному озеру, где их поджидали в шалаше двое цыган. Осмотрев коней, ощупав их со всех сторон, похвалив и коней и парней, они ушли известными только им тропами дальше, ведя коней в поводу. Колька с Федькой переоделись в припасённую специально для них, сухую одежду и блаженно растянулись на куче веток. Сон подступил мгновенно. Они не услышали, как выводили свои утренние рулады проснувшиеся на рассвете птицы. Они не увидели, как встаёт солнце на другом конце озера из-за макушек елей, как по воде пошли круги от проснувшейся рыбы, как стал подниматься туман, который поглотил и озеро, и близь лежащий лес, и шалаш из веток, и людей, которые крепко спали в шалаше.
Табор, о котором я здесь веду речь, попал в Россию в конце двадцатых годов из Молдавии, где проживало немало цыган этой группы. Перебираясь от селения до селения, он быстро добрался до Перми. Здесь в таборе между братьями произошёл разлад из-за красавицы Марицы. Дело дошло до рукоприкладства. После длительных разборок, они решили на время разойтись. Думали на неделю, на месяц, может, на год, а получилось так, что разошлись на долгие годы. Гранчо остался с Марицей в Перми. Остальные двинулись дальше за Урал в Сибирь. Летом табор кочевал от города до города. На зимовку останавливались в деревне. Крестьяне охотно пускали цыган перезимовать, сдавая им часть избы или хозяйственные постройки. Это было не только желанием получить деньги за постой, но и тем, что навоз от лошадей постояльцев использовался хозяевами для удобрения своих полей. У цыган всегда были прекрасные отношения с деревней, где проходила их зимовка. В своих отношениях с крестьянами они не допускали никакого плутовства.
Так колеся по известным одному богу дорогам, через три года они и прибыли в Кругловку, деревню, находящуюся под Тюменью. Здесь и встретил свою любовь Фёдор, один из младших братьев этой большой семьи. Агрипина легко вошла в семью. Она ещё в родной деревне изучила цыганский язык и порядок. Длинными, зимними вечерами её научили гадать и ворожить. Только голос и красота были её основным богатством. Фёдор в Агрипине души не чаял. Приданое ей собирали всем табором. Здесь были и шали, и юбки, и многое другое, что требовалось молодой девушке в цыганском обиходе. Самым настоящим «мягким богатством» были две огромных размеров перины и шесть большущих подушек из настоящего пуха. В холодные ночи они им давали тепло и уют. Звонкое сверкающее монисто, являвшееся подарком от Федьки, украсило её молодую упругую грудь. Вырученных денег от продажи рысаков хватило на всё: и на новую повозку молодым, и на торжество, которое длилось целую неделю. День и ночь горели костры на берегу лесного озера. Днём мужчины отсыпались от обильного вечернего кутежа. То здесь, то там раздавался мужской храп. Женщины устраивали постирушки, готовили еду, готовились к вечернему застолью. Между ними крутилась ребятня. Жизнь шла своим чередом.
В конце лета в августе резко похолодало. Зачастили беспрестанные дожди. Наступала осень. Подули северные холодные ветры. Полетела жёлтая листва с деревьев. Взволнованные птицы стали сбиваться в стаи, готовясь к очередному перелёту. Решил и табор вернуться в родные, тёплые места обратной дорогой. Падающий первый снег превращался под копытами коней в чёрную кашу, когда они подъезжали к городу. В Перми брата с невесткой не застали. Зиму решили провести в Северном Крае.
Обсуждения Дорога длиною в жизнь