Акено

Страшной была не сама аббревиатура MXY7 , принадлежащая Императорскому Флоту, а заряд боеголовки, который составлял 1,2 тонны аммонала, что было достаточно для уверенного поражения морских целей, класса эсминец или меньше. В принципе MXY7 был не планером, а представлял собой ракетный снаряд и не имел взлётных двигателей и посадочных шасси. Сами пилоты в шутку, понятную только самим японцам, называли его «Baka» («дурак»). Вообще слово дурак не является для японцев чем-то оскорбительным и часто используется детьми. Возможно поэтому их характер, с рождения не чуждается чего-то острого, специфического, обладающего пониманием, обозначенного для начала простыми категориями, выражаемых с улыбкой в мягком, уважительном поклоне. До того, как Акено увидел быстро приближающиеся спереди пунктирные струйки искр палубной противовоздушной обороны, он пролетал над рисовыми полями, сверху похожими на красивое самобытное полотно, составленное из лоскутов разноцветной ткани, т.к. имперская Япония двадцатого по европейским подсчетам века, была традиционной, аграрной страной. Земледелие и морской промысел были основой существования всей жизни даже до психологической отметки «нулевого года». Гордые Даймё, нанимавшие себе в служение быть может еще более гордых самураев и искренне презиравшие крестьян, безо всякого презрения ели пойманную ими рыбу и собранный рис. До появления также презренного сословия ростовщиков, мерой платы, богатства являлась «коку». Исторически коку определялся как среднее количество риса, потребляемое одним взрослым человеком в течение года. Рассказать об Акено, не упоминая понятие мужества, значит рассказывать о ком-то другом и совсем другое. Мужество в мифологии этих необычных островитян значило немного больше чем просто быть мужчиной. Мужчина, являясь от природы таковым не обязательно мог быть мужественным человеком. Было всего три пути-первый, самый простой, заключался в бесстрашии на поле битвы, второй в верном служении господину, третий был прописан в Бусидо. Остальные пути были путями, ведущими к рабству. Чтобы содержать маленький отряд мужественных, обритых до затылка и одетых в недешевый китайский шелк под чешуйчатыми доспехами воинов, нужно было лишь владеть землей (изначально кем-то взятой или просто занятой, помеченной другими словами) и иметь на ней неких муравьев-крестьян, неохотно замечаемых лишь после того, как расходы Дома увеличиваются, а доходы падают. Ведь только продавая рис и рыбу, а возможно еще и имея глиняную мастерскую, возможен торг или обмен на серебро, идущее в Китай или служащее платой другим домам в политических целях. Нет, конечно же, даймё считали это делом бесчестным и поручали такие дела своим слугам, или обращаясь за помощью к ростовщикам. Так, например, убийство, совершенное по приказу воинами Дома, было уже не убийством, а геополитическим, почти военным превентивным маневром, имеющим ясный и четкий мотив-сохранение жизни Дома или чести самого даймё, не вынуждаемого, как вариант, другими, не знающих слово честь, домами к подписанию унизительного союза. Так издревле жили эти загадочные островитяне. Тянущийся своими смешными губами блестящий морской окунь, к упавшему в воду мотыльку не был ровней грязному, необразованному крестьянину, работавшему с утра до заката в поле и тратившему свою жизнь на шаткий баланс между просто быть и быть завоеванным другим Домом. Поэтому окунь, ива, мотылек воспеваются в хокку, а среднестатистический крестьянин теряется где-то между листьями ивы и местом тени в блеске окуня. Отчасти из-за этого, Акено выбрал, в конечном счете, место пилота в планере Йокосука MXY7 Ока, ведь смерть на поле боя в мифологии островитян считалась более почетной, чем жизнь на поле жизни. Пролетая над соединенными лоскутами в одно большое красивое, разноцветное полотно, он не подозревал, что они сшиты, а не разделены. В стране восходящего солнца, особенно здесь, на высоте птичьего полета он видел само солнце, оно приветствовало его, как приветствовало всех жителей этой страны, но не всех одинаково. Он летел над своей землей, изредка отвлекаясь на мягкий, но волнующий шорох ветра истории, в обшивке наспех сделанного молодой индустриальной империей, этого оружия возмездия. Летя над белыми, пушистыми облаками с просветами он видел, как лучи солнца рассыпаются, ударяясь о землю на совершенные осколки липкого желтоватого света, попадая на загнутые вверх, крыши деревенских домов, на сады, поля, луга и даже на по-детски радующуюся этому речную воду. Нельзя сказать что свет кончался или начинался, он отражался, формируя немыслимые узоры, картины, разбегаясь и снова отражаясь от того что он так любил бесконечное число раз. В кабине лежал свежевыплавленный молодой империей низкокачественный традиционный боевой меч. Неудобные, летные очки Акено снял за ненадобностью еще при взлете, который осуществлялся с помощью буксира на аэродроме в Осаке. Не успев, из-за волнения как следует рассмотреть этот меч при коротком инструктаже, ожидая старта в кабине напрочь лишенной приборной панели, за исключением пары датчиков и прибора положения в пространстве, Акено сдвинул ножны с меча как раз в тот момент, когда раздалась команда на взлет. Не посчитав нужным задвинуть меч обратно в ножны, теперь он обратил внимание на его открытую стальную поверхность. Солнце попадало и на нее. В какой-то момент все в кабине залилось липким желтоватым светом, отражавшимся от всевозможных поверхностей, углов, материалов. Он бесконечное число раз отскакивал от внутренней поверхности стеклянной перепончатой кабины, от стекла в датчиках, попадал на светлый летный костюм, на его пуговицы, освещал даже труднодоступное пространство под ногами. Произошло то, что должно было случится: одиноко летящий планер мгновенно вступил в цепную реакцию с окружающим пространством, условно ограниченного землёй и небом. Акено увидел непривычную, хоть и обостренную восприятием картину: в кабине неподвижно находилась взвешенная золотая песчаная аэродромная пыль. От нее во все стороны тоже бесконечное число раз отражался золотой солнечный свет. В этот момент безымянное чуткое человеческое естество летчика вдруг поняло, что лоскуты полей на земле сшиты, уловило, как морской окунь тесно связан с Императором и Империей, оно увидело, как шелк обволакивает уставшее тело крестьянина, как мужество воина оправдывает жестокость, как смерть является частью жизни, а не ее линейным финалом, оно ощутило весь фанатизм происходящего и только свет вносил ясность в этот сумрак, называемый жизнью. Одного этого импульса было достаточно чтобы войти в этот свет и вспыхнув стать им. Жизнь и смерть есть одно. Без жизни нет смерти. Без света нет ничего. Утром седьмого декабря 1941 года в 10.10 Йокосука MXY7 Ока упала в пятистах ярдах от линкора Pennsylvania(BB-38), самого удалённого из стоявших на якоре военных кораблей, около о. Оаху, не получив никаких повреждений в область Тихого океана, залитое волнами света восходящего солнца.

Официальная японская история нападения на тихоокеанский флот США говорит о том, что Акено Ёсико был мужественным солдатом, ибо без страха, не смотря ни на что, направлял свой MXY7 к американскому линкору Oklahoma (BB-37) и пробив три палубы под углом 50 градусов поджог главные цистерны с горючим, затянув едким черным дымом всю гавань на острове Оаху (Гавайи), уничтожив в пожаре 395 человек и выведя линкор из строя. Посмертно был удостоен "Ордена Золотого Сокола"