Журавлиный клин

Моя рідна мамо!
В цю осінню днину,
Я тобі дарую сонце золоте,
Я тобі дарую пісню журавлину
І спасибі вдячне, чисте і просте.
В цю прекрасну мить
Хай всміхнеться небо,
До твоїх привітних, лагідних очей,
Ти у нас найкраща, -
Інших нам не треба,
Бережи Господь тебе
від вітряних ночей.
Сьогодні в тебе День народження!
Прийми вітання від душі мої,
Прості рядки і скромні квіти
Найкращій мамі на землі.

За вікнами пізня осінь
І печаль обіймає мене,
Хтось літо залишитись просить,
А хтось каже «пройде», мине.
Ти тихо закриєщ двері…
Я вікна навстіж відчиню!
На землю опуститься вечір,
Впізнаю я постать твою.
Ми підемо взявшись за руки
Тихо, по мокрому листю,
Ми любимо осені звуки
І любим палітри барвисті.
У небі ключ журавлиний
Височіє так чисто-чисто,
Летить, ніби час швидкоплинний
Чи ненароком, чи може навмисно.
За вікнами осінь пізня
Дивує, чарує мене
Немов незбагненна пісня...

Бежит лесная тропинка
И круто спускается вниз.
Туда, где в заросшем овраге
Ручей тихонько журчит.

А на краю оврага,
Где лоси примяли траву,
Ива стоит молодая,
Бросая на воду листву.

Листья летят словно птицы,
Качаясь на слабом ветру.
И слышно крик журавлиный,
Тревожащий душу мою.

Вновь улетают птицы
На дальний и теплый юг.
Зеленые сосны и ели
О белых метелях поют.

Прощай, золотая осень,
Подруга грусти моей,
И светлых, и трезвых раздумий
О судьбах различных людей.

Ну что бродить по узким переулкам,
Вдыхая запах тесной суеты,
Душа на волю рвется,на прогулку
В лесные травы,к берегам реки.

Устала милая от стен высоких,
От каменно-бетонной немоты,
В просторы хочется,где синим оком
Взирает небо с высоты мечты.

Пойдем же,милая,лесной тропинкой,
Вливаясь в запахи салатовой листвы,
И сердце вторит трепетною скрипкой
Пичужкам малым--песенной братвы.

= = = = = =

Прошлым прожитым годам,
Словно стаям журавлинным,
Помашу им--пусть летят...

Пять - сорок пять. Расстояние, время, калибр?
Странная формула жестких мальчишеских игр.
Гипотенузой несется от сердца к прицелу
Друга спасенная жизнь, под истерзанным телом.

Пять - сорок пять. Не подходят к стрельбе по мишеням.
Послевоенным известно, увы, поколениям.
В цинковых жутких гробах ждут на аэродроме
Взлета, останки ребят, что мечтали о доме.

Пять - сорок пять. Это снайпер, засевший на крыше.
Три запасные обоймы, укрытые в нише.
В пять - сорок пять злой рассвет сухо...

Сгребает сумрак ком
Листвы шуршащей,
Мерцая фитилём
Зари чадящей.

По голым рощам дым
Разносит ветер,
Над берегом пустым
Взгрустнув о лете.

Последний луч рыхлит
Седые пашни,
Достигнуть норовит
Черты вчерашней.

Но день короче стал,
А ночь – длиннее.
Луны резной овал
В воде бледнеет…

Поутру у ворот
Роса сверкает,
В канавах тонкий лёд
Блестит, не тает.

В туманной синеве,
Над белой крышей,
В сплетении ветвей
Едва ли слышен,

На тополе сыром,
В выси манящей...

Дрозды склюют последнюю рябину.
Седой скворец прощальную споёт.
Подрезанное криком журавлиным,
на землю небо мягко упадёт.

Но облаком в предутреннем безмолвье
уйду в заворожённые поля —
хочу вобрать и навсегда запомнить
твой тихий свет, родимая земля.
/Август Ярковец/

«Я список кораблей
Прочёл до середины:
Сей длинный выводок,
Сей поезд журавлиный»,
И птичий Бог,
И человек юла,
Ловец птенцов,
И воля……………
Без конца,…………
Расслабиться нельзя,
На миг……………
Мигалки выставят,
На всех порах,
Расправив паруса,
На реях……………
Поймав, тот ветерок
С утра,………………
«Броздят» просторы
……………………
И торы не указ
И скоростной режим,
Подвластен птицам
И кометам,………….
Наметан путь,
Пунктиром на стекле,
А кто увидит,
Не забудет карты...

Нарежу веток, возведу шалаш, возьму
ведро, спущусь, к реке, на волю …..
воды набрав, наполню самовар, сварю
уху, нарежу хлеб и сыр, налью вина.
………………………………………….
Зальём глаза и посторонний мир, увидим,
в тех отраженьях, зазеркалья, …………..
и кальки возведём, построим мир свой
и будем жить в нём, бед, не зная и в
гости всех кто хочет, зазывая,............
нести свой крест, иль думать, что
несём…………………………………..
О чём ещё, забыть мы не успели? А музу
позовем, прейдет, иль нет, а всё...

Икона неба крестит облаками
новорожденную фантазию
увядших летних глаз.
Концовка августа светает
соломенной проказой
пещер осенних. Сердца пласт

нарезан листопадом в память,
в горчицу пляжных сот,
в тепло сквозное ночи.
Икона неба тает
дождливым пульсом, потом
пшеничных гобеленов. Прочерк,

я ставлю прочерк
на душе, а за душой –
поет фантазия тропою журавлиной,
теплом остывшим ночи
и росой
с серебряных волос любимой.