Жесты

Я не умею рисовать
Тебя я напишу стихами
Глубокий омут милых глаз
Раскрашу неба васильками

Как пламя тысячи свечей
Тебя огнем зажгла природа
Люблю я голоса ручей
И губы, пахнущие медом

К твоим ногам я положу
Цветущих ландышей букеты
И для тебя одной найду
В глубоком космосе комету

Одной тебе позволю пить
Туман холодного рассвета
И лишь тебе я принесу
В ладонях солнечного света

Я прогоню печали прочь
И небо радугой накрою
И в эту сказочную ночь
Твой сон я облаком укрою...

Три составляющих, ключа -
Трилока и Трикветра -
Ум, Совесть и еще Душа -
Вот признак человека.
И мы гордимся: мы - Цари,
Величие Природы
(Что б не шептали бунтари
О странностях породы).
А у меня щенок был - Гном.
Забавный пес, болонка.
И ум в его глазах костром
Пылал, что твоя топка.
Он понимал все, что скажу,
Сочувственно вздыхал,
А после, лапою своей,
Мне руку пожимал.
Смеяться он со мною мог,
Задорно подмигнуть,
И он, презрительно, хвостом
Мог дураку махнуть.
Хотя, что...

Есть в августе, дождливом и нежарком,
Покинутых любовниц скрытый плач –
Попытка спрятать за скупой ремаркой
Утраты боль и бремя неудач.

Как в поцелуе спешном – на прощанье!
Как в жесте неприличном – всем на зло!
Неистребимым менторским ворчаньем
Мы констатируем: «Не повезло!»

И обречённо, в брызгах от паденья
В болото повседневной суеты,
Зовём на помощь, утопив в смиреньи,
Свои невоплощённые мечты.

Опять война
Наверно так угодно небесам,
Чтоб с диких гор сходили реки кровью.
Не придирайтесь, я прошу, к словам,
Они, как сердце, захлебнулись болью.

Мне нравится грузинское вино,
Я пью и «Хванчкару» и «Цинандали».
Но не идёт сегодня мне оно,
Когда сгустились тучи над Цхинвали.

Очнись Кавказ. Ты ран не залечил,
Ещё гниют осколки в слабом теле,
И гордый твой народ ещё не жил,
Чуть приподнявшись, как больной с постели.

Зачем же, братья, умирать нам так…
Мы для войны лишь...

Твоё очарование преступно.
В твоём очарованье западня.
Ты кажешься чужой и недоступной,
Но этим только радуешь меня.
В копилке жизни нежные прогулки.
Твой жгучий взгляд надежды не даёт.
Живая память в каждом закоулке
Хранит очарование твоё.


2002 г.

***

Измученное сердце боль хранит,
Отчаянье и страх терзают дружно,
Но если нас Господь не примирит,
То станет жизнь напрасной и ненужной,
Бессмысленной, нелепой и пустой,
Разбитой и утратившей значенье.
Ведь можно было...

Мы повторяемся: в движениях и снах,
В своём стремлении добраться до истоков,
В способности средь дня бродить впотьмах
И верить в новоявленных пророков.

Мы повторяемся: в любви к своим мечтам,
В красивых жестах и скупых ремарках.
Однообразие крадётся по пятам –
Нас, отражая в праздничных подарках.

Привычка, проникая льдом в стакан –
Снижает градус, ослабляя пламя,
(На лёгкий бриз снисходит ураган)
И белое выбрасывает знамя.

В кабаке сидел я рядом
С человеком пожилым.
Под его пытливым взглядом
Я вдыхал табачный дым.

Было мне всего лишь двадцать,
А ему за пятьдесят.
И никак не разобраться,
Что глаза его хотят.

Заиграли на гитаре,
Только мне не до того:
Может я в хмельном угаре
Чем-то оскорбил его?

Оскорбил и не заметил,
Словом, жестом, как дурак.
Нету худшего на свете,
Чем обидеть просто так.

И, не выдержавши взгляда,
Так сказал ему: «Отец!
Не сердись, ну-ну, не надо,-
Я обидеть не хотел...

Прости мою печаль и ностальгию:
Я жду тебя и не могу не ждать.
Деревья облетают и нагие
Семи ветрам готовятся предстать.

Пожухли травы, моросит все чаще,
А ты всё та же в памяти моей!
Вокзал – железный, гулкий, долгий ящик,
Хранит прощальный жест руки твоей.

Отходит поезд. Память-побирушка
Ревниво вяжет в узелок слова,
Чтоб доставать их, милую игрушку,
Бессонными ночами. Как сова

Она садится на карниз гремящий,
Мигает желтизной огромных глаз
И держит в клюве сундучок...

Тонкое лицо императрицы,
золотая роза на груди,
брови как встревоженные птицы
крыльями взмахнули впереди,
и мелькают то леса, то скалы,
и встают из полуночной тьмы
Соловки, лубянские подвалы,
ледяные склепы Колымы,
бьются кони, плачут чьи-то дети,
тени, тени рвутся наяву,
офицеров, сваленных в подклети,
девушек, распластанных во рву,
рвется прах с заброшенных погостов,
комом к горлу подступает прах,
ледяная лапа холокоста
на Ее заснеженных полях,

но летит!
летит по белу свету...

Я так задумчиво смотрел в ее глаза,
Сквозь призму бликов что мелькают на экране.
Она сжигала сущность веры в жизнь до тла,
Надежду только веры в красоту оставив.

Приятен жест, приятен этот взор,
Который как гипнозом убивает разум.
И проникая в сердце словно вор
Берет свое и драгоценное все сразу.

Пора уйти, забыть, сказать прощай,
Развеять мысли, быть чуть-чуть скромнее
Но только достигая безразличья край
Оприходит страх утраты все сильнее...