Замерли звуки

Он гитару взял, голос зазвенел,
Замирал весь зал, когда песню пел.
Жил и не жалел сердце надрывал,
Широтой души всех он покорял.
Настоящим был русским мужиком
Честен и правдив был всегда во всём.
Многое в своей жизни не успел,
Замерла струна, песню не допел…

Окутал город вечер молчаливый.
Купает воздух сиротливый взгляд.
Ещё недавно светлый и счастливый,
Сегодня, словно скучный листопад.

Ты вспоминаешь прошлые свиданья,
Ты вспоминаешь серые глаза.
В коленях дрожь от страстного желанья,
А на щеке солёная слеза.

Ушёл он, молча, не сказав ни слова.
Закрылась дверь, и замерло в груди.
Не побежала, но была готова.
Кричала вслед: «Прости меня, прости».

И вот лежишь на мамином диване,
Пугая люстру каменным лицом.
Стучат часы, на кухне...

Истёрся в прах реальный мир.
Со мною лишь его высочество,
Мой антидруг, антикумир,
Безликий призрак – одиночество.

Под покрывалом пустоты,
Сменив фамилию и отчество,
Ищу в сети друзей, а ты,
На время скрылось, одиночество.

Но время замерло в сети,
Сравнялись старость и отрочество.
Их выгнал на одни пути
Состав с названьем ОДИНОЧЕСТВО.

Орел взмахнул крылом,
Поднялся выше снежных гор,
Он землю сверху оглядел, прикрыв глаза,
Там, как обычно, та же суета:

Вот, мчится заяц от куста к кусту,
Наверно ищет он еду,
Бельченок - с дерева скатился,
Два желудя поднял и тут же вверх, в дупло пустился,

Орел еще махнул крылом,
Взгляд мощной птицы, как изумруд искрился,
Путь долгий вдоль реки тянулся,
Парит уж два часа, не виден все еще кордон.

Дня два назад орлицу молодую видел там,
Как хороша она была,
Ее он должен...

Поцелуй меня нежно -
Пламенно…
Скользнули одежды
На пол…
Безвольные губы замерли
В ожидании…
Прикосновенье – укол…
Поцелуй меня трепетно –
Тихо так…
Все чувства раздеты…
Лихо ты!
И страсть на пороге…
Мгновение.
Моё сердце в шоке.
Терпение…
Терпение – раз…
Считаю.
Но в омуте глаз
Забываю
Я тут же.
Проверено. Глубже
Поставил ты цель.
Истязание…
Безумия хмель.
В наказание придумали день
Людям.
Но мы ждать не будем…
А тихо войдём в дверь
Сплетения наших тел,
Сплетения...

Наше время. Франкфурт-на-Майне.
Три часа. Ночь. Город спит.
Тишина. Вроде все спокойно.
Только душно. Жара стоит.

Это лето выдалось жарким.
Так уж не было двести лет.
И рассказ этот будет ярким,
Ибо полон он жизненных бед.

Сколько лет город жил спокойно?
Сколько лет он не знал войны…
Все тихо пока. И невольно
Мы уверены, что правы.


ЭПИЗОД 1

Две маленькие девочки лет десяти –
Сара и Майя, и их щенок Джек
Шли на заброшенную ферму и по пути
Смеялись и менялись обертками...

Как мне б хотелось ненавидеть,
Винить за всё и презирать
Тебя, но чтоб совсем не видеть,
Ни слова больше не сказать?!
Я не смогу...Вновь улыбаюсь,
Случайных встреч с тобой ищу.
Когда ты хмуришься - я каюсь,
Когда смеёшься - я грущу.
И страшно мне, души нить рвётся,
Все замерло, застыла кровь.
Там поселилась, жизнью бьется,
Мне ненавистная любовь.

Время встало и замерло... словно замёрзло
Его бремя не снять и нести невозможно
Пью безвкусною ночью холостую бесплодность
Заливая в себя всю её непригодность

И не знаю, с чего ей вдруг стал я обязан
В сикось-накось запутан и перевязан
Стрелок ход, обалдевшие мысли оглохли
Слушать вечности этой обезумевшей вопли

В очевидном - не видно, в безусловном – условно
Отбиваясь от бреда, строчки строго и ровно
Заполняют уставшую площадь блокнота
Отрекаючись сразу от творца идиота.

Тяжёлые тучи нависли над городом.
Наполнены снегом они иль водой?!
Средь них кое-где синь небес ярким колером.
В ней плавают месяц с Венерой - звездой.

А вот и заря ярко-розовой краскою
В окошечки брызнула. Ветер подул.
Он тучи погнал с неба мощною ласкою.
Они понеслись, будто кони в аллюр.

Заря разливается радостным заревом.
И птички поют - новый день настаёт.
В природе на миг всё как будто бы замерло.
И...вот он – торжественный, Солнца восход!

Панихида, псалмы, и кадило окутало дымом
восковое лицо, прилизали старухи его.
Ходит толстый священник, и руки священника стынут,
совершая в торжественный час ни к чему колдовство.

Спит Машук, над зубцом колыханье ночного тумана,
по низинам легло покрывало, тяжёлая стынь,
перевал ожидает от горного склона обвала,
вперемежку с малиною терпкая пахнет полынь.

Чу, споткнулся священник, Чудотворца качнулась икона,
во сердцах помянул он недобрым шутовской маскарад.
Из угла вышла тень...