Забуранит в степи забуранит

Начинаются сенокосы у нас на Дону -
Так по жизни было у казаков в старину.
В старину скота держали помногу:
Коровы, быки и лошади - поехать в
дорогу.

В СССР поголовье держали тысячами,
Без работы в совхозах тогда не скучали.
Кормов заготавливать надо было много -
И не всегда в сенокос стояла погода.

Бывало: в степи, лугах - сенокосная пора,
А дожди на Дону польют как из ведра.
Ну, а коль дождь замочил валки сена -
Знать, считай, что скошенное сено сопрело.

Вот и сейчас дожди...

Промчался июнь по степям, как казак,
Сквозь грозы, сквозь цветущий размах.
Вчера он сражался в огне у границы,
А нынче к родному порогу стучится.

Так и пронёсся, сверкнувши красой,
Над нашей донскою степью большой.
Слышится песня, - то ветер живой
Шепчет про тех, кто уже неживой…

Хорошо, если мирно живут станицы,
Если над хатой,- лишь солнце да
птицы.
Если не рвутся снаряды нигде,
А дети смеются на мирной земле.

Фото автора.

Зазолотилась в полях пшеница –
Такая на Дону нашем землица!
Весной любое ты брось зерно,
Из него осенью вырастит золото.

Но, чтоб золото получить в полях,
Надо трудиться на земных кораблях.
Донской хлебороб в степях бывает,
Что сутками из кабины не вылезает!

Эх! Дон-батюшка, хлебный ты край –
Кто не трудился, тот не познает рай!
А над степью донской, рассвета огни,
Шумят колосья, как волны моря вдали…


Фото автора.

Мне будет тебя не хватать,
Недолго, но так постоянно:
Как ветру раздольных степей,
Как рыбе бескрайних морей...
Мне будет тебя не хватать,
Как мести герою экрана.
Как лету прохладных теней.
Как тигру добычи своей.
Мне будет тебя не хватать.
Как солнца цветам огородным,
Взошедшим по ранней весне,
Как бойни кровавой - войне!
Я буду сильнее скучать.
Чем Господу это угодно,
И знаю, что здесь, в тишине,
Прольются печали по мне.

Я думаю, что после женщин
по красоте своей, скорее, конь.
Душа от женщины трепещет,
и от коня в душе - огонь.

Стук копыт, по ветру грива.
Конь летит, как дьявол чёрный
Непокорный и игривый,
с холкой, выгнутой задорно.

Ястреб медленно кружится,
не прикладывая сил.
Стройный конь, как чёрт, резвится
без уздечки, без удил.

Мчится он в широком поле,
от копыт земля дрожит.
Конь свободен, конь на воле,
конь в галопе, конь храпит.

По степи ковыль лоснится.
Плещут волны серебра...

Ночная степь и бледная луна.
Кузнечики скрипят без перебоя.
Тревожная вибрирует струна
в душе, давно нуждавшейся в покое.

Она сейчас совсем оголена.
Капризна и слегка спесива.
Я удивился, как она нежна.
На вид здорова и, вполне, красива.

Но почему она так молода?
И понял я, что не стареют души.
Им наплевать на прошлые года.
Они от времени намного лучше.

Вздохнул с зарёю свежий ветерок.
Предупредил, что утро наступает.
Я душу снова спрятал под замок.
Раздетая она меня...

Ещё мальчишкой уходил я в поле.
Подальше уходил от хуторов.
Уже тогда любил степную волю
и тонкий аромат степных ветров.

Я ночевал в больших стогах соломы,
с которой обмолочено зерно.
В степи мне всё до одури знакомо,
но с новой силой тянет, всё равно.

Тобой, мой край, мне не напиться вдоволь.
Я предал и уехал впопыхах.
Тебя мне не хватает в жизни новой:
в холодных, тесных, нервных городах.

И ржавчиной изводит ностальгия,
и в окись превращается металл.
И не способна наша...

Небо тёмное, как дёготь,
как блестящий гуталин,
так и хочется потрогать
этот чёрный, в дырках блин!

Собирая звёзды в горсти,
разбросать их по степи,
оборвав все эти гроздья,
а к рассвету подмести!

во глубине степей канзасских
обкурен хмур и нелюдим
наследник всех сирот казанских
жил на отшибе чёрт один
звался не хитро джоном смитом
ни кузнецом ни палачём
а был он фермером забитым
и по округе слыл бичём

Беззубая глотает кости, и в горле встал комок. Переплетенных в муке злости заламывает руки гостье и жизнь висит на волоск. От безупречного безличья, вскипает кровь и гонится в степи. Глухой не слышит стона, слепой не видит злости. Обреченный в день предсмертный проживет лет сто. В зыбучих тихих гаванях летят песочные часы и разлетаются осколки жизни, превращаясь в ломкие мосты. Шагаем и глотаем воздух терпкий и ночь нас укрывает....