Яйца

Квятковская Людмила
Была девчонкой «в теле».
А пацанва любила
Лишь тощеньких девчат.
На Люсю – ноль вниманья,
Все сквозь нее глядели...
Из будущего видно:
Не девочка, а клад.

Отзывчива, сердечна,
Умна и без заскоков.
Готова сделать в дружбе
Навстречу первый шаг.
А юность так беспечна...
Хоть кто-то у истоков
Формированья душ бы
Сказал бы:
-- Надо так... –

Была бы дружба с Люсей
Квятковской мне подарком.
Но я был не умнее
Всех прочих, а глупей...
Была б, наверно, лучшей...

У подножья крутой горы
вороной остановит бег,
плечи скал как мечи остры,
но не тает под Солнцем снег,
вороной побелел как мел,
в гору выедет белый конь,
только тем, кто как голубь бел
не грозит золотой огонь,
размыкаю я грозный круг
и летят надо мной, летят
белый голубь, мой добрый друг,
черный ворон, мой древний брат.

У обрыва с высоких скал
Белый конь остановит шаг,
стрелы света слетят в провал,
но не тает подземный мрак,
оттрубит золотистый горн,
путы тьмы разомкнуть...

Мой возлюбленный Киборг! Я хочу быть с тобой!
В электросатисфакции целовать твоё тело стальное
Мой возлюбленный киборг! Вижу в твоём теле огонь.
Как трансформатор сердце гудит - электронное и живое!

Электричество насквозь в организме расцветает,
Я дышу, как Смерть в тумане, превращаясь в чистый лист.
В небесах моей судьбы пеплом-снегом дух спадает
Искра Божья как звезда озаряет футуризм.

Снова зачат в электроне, тело Киборга живое
Окружает сталью дух, в сердце взрыв мотора стук...

Бабкин кот пришёл в курятник,
Курицу там увидал,
И запал на молодушку…
Был в курятнике скандал!

Сам петух ругался матом,
Шлёпал крыльями, орал,
Кот скорей ретировался,
К бабке в комнату сбежал.

Через целую неделю
Курица снесла яйцо,
Не куриное, не птичье,
Волосатое оно.

У цыплёнка мехового
Оказался серый хвост
Не подумайте плохого,
Гребешок, и клюв, как нос.

Бабка в обморок упала,
Долго волосы рвала,
Ваську бедного стыдила,
Куриц сватье отдала…

Кот - петух у ней...

Как искренность перед сокрытым чувством,
Перед игрой холодного ума,
Как клич пророка перед синема -
Земная жизнь бледна перед искусством.

«Вот это жизнь!» - воскликнули давно
На то, что человеком создано.
С тех пор цветок искусственный не вянет,
И так красив, что всех подправить тянет
Реальность жизни - Божее кино.

Актёрский сонм и горд, и говорлив:
Две трети разобижены на роли.
Рассержен осветитель как халиф:
«Включить второе солнышко им что ли?!»
Но Режиссёр блаженно терпелив...

Остается открытым вопрос -
Почему процветают невежды
И поруганной совести "SOS"
Не волнуют эфиры надежды.
И двуликость удачи - что зло,
Только дразнит лиловым затылком,
А в карманах знакомые дырки
И под ложечкой мышцу свело.
"Парадокс" - пропульсируют вены,
" Не логично" - причмокнут мозги,
" Где же Боженька?"- скрипнут колени,
" Безнадега все" - шеркнут шаги.
Остается закрытым вопрос -
Почему мудрецы отрекались
От богатства, от власти, от грез
И безчинства судьбы попирали...

Давай на «ТЫ». Ужасно ВЫкать,
В солонку яйцами не тыкать,
Глагольной рифмы опасаться,
И «вечных» тем не прикасаться…
Я встретил девушку из ЛИТа.
Везла диплом - стихи про клитор,
"Красивый маленький курганчик,
Своей мелодии органчик..."
Я ей: а может быть... "варганчик"?
Варганчик лучше чем органчик!
И не курганчик, а барханчик!
Приди ко мне же, мой тушканчик....

"Иисус взял Гай, предал заклятию,
С Гаваоном мир он заключил.
Ринулись глупцы в его объятия,
Отдали от города ключи" -

Думал Иерусалимский в ужасе
Царь (представлю - Адониседек),
Не скажу, чтоб отличался мужеством,
Но неглупый был он человек.

Для раздумий были основания:
«Гаваон - не жалкие Гаи.
Городков таких одно название
Много об их сути говорит

Мелкой до ничтожества, заносчивой,
Жадной до рублей и до погон,
Даже говорить о них не хочется,
Не в пример им будет Гаваон...

Судьи - это наше отражение,
И не мне блюстителей судить,
Потому с особым уважением
Буду о Самсоне говорить.

Человек, похожий на Скуратова*,
На Самсона (впрочем, я о чём?)
Мылся в бане, где неоднократно он
Был замечен, но не уличён.

С женским полом поведенья лёгкого
Своё время в термах проводил,
Наигравшись с этими плутовками,
Он честной народ потом судил,

К делу подходил с руками чистыми,
Нуждами живя простых людей.
Ритуалы банные с девицами...

Сижу, читаю альманах
- Приют поэта, альма матер,
Вокруг как облаком в штанах
Накрыло порт, залив и катер.

Но чу! Я слышу стук копыт
В туманном воздухе раздался.
Поэт восстал! Отбросил стыд,
Ныдыбал бабки и издался.

Тредиаковский наших мест,
Здесь нет тебя, Борис Лапузин.
Увы, не здесь тяжелый крест
Несешь ты свой, и сед и грузен.

Трибун, глашатай и главарь
Здесь рулит нынче Оле Глуя.
А мимо век ползет как тварь,
И катер правит мимо буя.

Пусть критик жадно альмагель...