Восток

Над горoдом коршун кружит.
Пылает кровавый закат.
Еврейская мама дрожит,
Кто ещё без вины виноват.

Не стоит большого труда
Найти виноватых у нас.
И, точно, не кинься куда —
Древнейший народ про запас.

За что же такая судьба?
Никто и не ставил вопрос.
За то что не дура губа,
За то что с горбинкою нос.

За то что семь пядей во лбу,
За лишний конец у звезды,
За все нам вполне воздадут
Оставят без капли воды.

За то что не смогут простить
Исходные корни Христа,
Что б им всем...

Точками глаз опущенных,
строчки шагов пропитаны;
дай же мне хлеба насущного,
слова, до боли избитого.
Звон суеты безнадёжный,
иней весенний на лицах;
ты приложи подорожник
к сердца иссохшей кринице.
Ты приложи безмолвье
кисломолочным туманом;
каплей весенней крови
сердце залижет раны.
Дай же сладости – смертность,
дай же мудрости – горечь;
там, где жизнь безответна –
слабость придёт на помощь.
Слабость смиренно впуская,
камень подточит вода;
смерть прошепчет, лаская –
жизнь...

Алый
Полыхает цветок
Пульсирует
В ритме сердца
В ритме света
Это танец
Это танец
Мазандерана
И уже
Розовеет восток
Распахнись
Солнце
Солнце!
Как золотой слон
Восходит в Иране

Объятия солнца теплого,
Большие весны медитации.
Скопления вдохновения полного,
Полета души демонстрация.

В улыбках огни настроения,
Сверкают поэмы лучами.
Великая власть воскрешения,
Любовь озаряет очами;

Лицом на восток, ладошками к свету,
Всплывает восход, стихия поэта.
Весенний сюрприз на заправке астральной,
Лови позитив преломлений спектральных.

Щебечущих птиц звенящие песни,
Ласкают наш слух веселые вести.
Тепло на душе, ладони нагрело,
Взлетела душа,- невесомое тело...

Гермина. Герника. Гранаты. Мандрагоры…
Смешалось все в истерзанном мозгу…
Я видел, как плывут пустыни в горы,
Как пламенеет сок граната на снегу,

Восток я видел, упрекавший Запад,
За то, что тот не знает красоты…
Цветок я видел, источавший запах
Чертога грез, обители мечты…

Еще я видел, как ты шла сквозь осень,
Тропой желаний, краем октября…
Себя я видел, жадно пьющим росы
С ладони утра… И цвела заря…

Гермина. Герника. И пламя на снегу.
Себя сжигаю. Но согреться не могу…

Воистину Иисус Христос воскрес!
Без каких на то чудес.
С небес глянул в этот праздник на природу...
Всё как вроде по закону.
Всё растет, благоухает...
В округе всё здесь расцветает.
Сады кругом опять цветут...
В степи цветы кругом растут.
Красота живёт земная!
Дары природы приумножая.
Бог об этом всегда мечтал...
Природу любил... оберегал.
Видать её он сохранил,
А вот народ он упустил.
Обратился Иисус к народу
И спросил он за свободу...
Простой люд... жаловался, ревел,
Что на...

А помнишь мы небо собирали в глаза?
А помнишь мои девичьи ты уста?
А помнишь ли тело у себя на спине?
Я помню летала, как-будто во сне.

А помнишь ли ветер, убегающий вдаль?
Его не поймали, нам было не жаль.
А помнишь у речки остановку свою?
Как было опасно в тот миг на краю.

А помнишь, как небо уходило в закат,
Оставив к десерту любви шоколад?
Как сердце от счастья разжигало тепло,
Как нас от любви в мир другой унесло.

Припев:
Север и юг, запад, восток,
День наш тогда совсем...

Мы жгли закат и расчищали ночь,
мы пили чай из лепестков суданской розы;
и сладкой струйкой опиум дышал
тебе на волосы, танцуя первым снегом.
Мы не уснём, чтоб утро приоткрыло
всю наготу и прелесть ожиданья,
чтоб нежный поцелуй, как первый луч,
скользнул на плечи розовым туманом…
А дальше, свет оставит на стекле
осколки-лепестки суданской розы;
взмахнув плащом, раскинет карты солнце,
и мы с тобой сыграем снова в прятки –
но я тебя, конечно, не найду...
Льёт синь восток, я преломляю...

Работают травматологи, работают хирурги...
Налаживая гипсы на ноги и руки.
Только не работают... видно пасуют...
В отчётности исправности только рисуют.
Авиационные наши российские службы...
Испытывая в обслуживании финансовые нужды.
Если АН-2 стали здесь падать...
Родственники по погибшим уморились плакать.
Хотя самолет самый простой...
Выпускать его стали в год сорок седьмой.
По союзу он много летал...
В надёжности он себя оправдал!

Сейчас в первой краевой больнице находятся два...

Мы разделили пополам
цвет ночи, и ночную верность,
июльский хлеб, июльский дождь,
дрожь фонарей, ожог дыханья,
прохладу стен, камин, постель,
и раскалённый добела
восток зари, где птичий шелест
с ладошки лета тянет крошки.
Мы разделили пополам
сон в дымке облачных рогож,
и пробуждения молитву,
луч рваный на гардине утра,
беспамятство остывшей плоти;
и полустанков мерный ритм
в волнах безвременья, где нимб
сухого солнца с вкусом дёгтя,
и битого стекла ранимость,
бросаются под...