Туманный вечер

Тихий и тёплый, мягкий и ласковый,
Вечер апрельский сердце согрел.
Прошелестел на ночь детскую сказку мне,
А, может быть, юности песню он спел.

Вечер апрельский, чистый и звёздный,
Ты не щеми, не кусай мою грудь.
Ты хоть и ранний, а всё-таки поздний, -
Вечер, чтоб вспомнить и тихо вздохнуть.

Тёплый и добрый, хороший-хороший,
Душу уставшую не тормоши.
Ты сыновьям моим, быстро подросшим,
Головы хмелем не слишком кружи.

Вечер апрельский. Цветут абрикосы,
И алыча, и смородин кусты...

Неумолимо время течет рекой куда-то,
Его винить не буду, оно не виновато,
Не повторятся детство, признания и встречи,
Не повторится вечер, наш первый звездный вечер.

Там, далеко отсюда, живет воспоминанье
Робкого поцелуя и первого свиданья,
Об этом знают только твое и мое сердце,
Та ночь и луны долька, и мира поднебесье.

И иногда на море об этом шепчут волны,
И лунная дорожка тот вечер мне напомнит,
Величественные чайки и важные медузы –
Свидетели начала духовного союза.

Мчатся дивные кони, тихо тают в тумане,
Возвращается страсть, и любовь меня манит.
Нас опять окружают дивных викингов песни,
Это старые мифы в поднебесье воскресли.

И князья удалые будут к нам благосклонны,
И проносятся кони, и глядят удивленно.
Там волхвы молодые, нет пленительней магов,
И еще остается, и любовь и отвага.

- Что ты снова за саги, нам бы надо про чувства,
Но опять побеждает, и любовь и искусство.
И прекрасные девы нас во мраке встречают,
И родные напевы снова нас...

Под наркозом туманного месяца
Холод свесился,
Голод бесится,
Волчий голод.
Ночью крестится
Путь охотника,
Тень свободная,
Воля вольная,
Хмель да солод
Снежных искр.
Свежий след,
Как чистый лист
Для поэмы
Тяги девственной
В туманной вестнице.
Вой да свист
Ветров северных.
Волчий бриз.

Ночь, зима.... и пронизает холод
Так пуста постель, в которой нет тебя
Так смешон давно забытый голод
Голод страсти... тот, что жег до тла

Далеко ушли твои объятья
Не догнать остывшие уста
Я не та... и на мне нету платья
Я уйду... быть может...навсегда...

Мир не вечен, как друзья и счастье
Все, увы забыто в тишине
Ведь давно уже в чужой я власти
И давно мечтаю о весне

Расскажи, что хочешь, я готова
Дай понять, что все давно ушло
Ведь смогу пройти все это снова
И я верь: это...

В королевство несбыточных снов,
Птица глупой мечты улетела.
И там в пламени жарких костров,
Громких слов и желаний сгорела.

В королевстве обмана и скуки,
В барабан стучит сердце моё.
В узком, тёмном, кривом переулке,
Видел счастье в лохмотьях своё.

В королевстве богатства блестящем,
Живут люди с пустыми глазами.
Деньги там называются счастьем,
Там добром не поделятся с вами.

В королевстве тщеславия ярком,
Зависть, злоба, коварство и лесть,
Служат людям друг другу подарком...

Ватным туманом кадит над заливом,
Солнце ползет в синеве.
Голуби мирные в небе сонливом
Млеют в своем торжестве.

Ранний туман белопенной волною
Вьется над майской водой,
Сопки попрятались за пеленою.
Воздух пропитан весной.

Вдаль улетит одинокая птица,
С небом прощаясь навек,
С чувством, что ей уже не возвратиться
В край исцеляющих рек.

Если и я побреду вслед за нею —
Тоже вовек не вернусь.
В странах чужих я тоской заболею...
Дождь окропит мою грусть.

За ветрами и за туманами,
За обидами и за обманами,
За морями и за чужими странами,
За лесами и за полянами
Я искала себя и нашла.

Долго шла я к себе туманами
И ветрами шла, и обманами,
И печалями шла и невзгодами,
И сражениями шла и непогодами.
Смотрю на себя – это я?

И глаза мои затуманены,
И лицо мое обветрено,
И походка моя неуверенна,
И осанка уже не та,
И от родины далеко зашла.

Но, я нашла себя. Я – воительница.
Я нашла себя. Я – победительница.
И глаза мои...

Я ныряю в свой вечер, где гудки поездов
Сквозь опущенный мрак мне доносятся тихо.
Растворясь в полустанках они мчатся туда
Где рождается утро в океане великом.
Я ныряю в свой вечер. Я здесь, я один
Среди старых вещей. Марки, книги, картины.
А где-то в альбоме лежит тридцать лет
Фотография девочки, юнной, красивой.
Я ныряю в свой вечер, где гул голосов
С тротуаров больших подымается снизу.
Едкий дым сигареты больно режет глаза
И уносится прочь, огибая карнизы
Я ныряю в свой вечер, и я...

На исходе осени, в туманном далеке,
иссечённый ветром и дождями,
я пришёл к Спасителю с грехами в рюкзаке,
нет теперь преграды между нами.

Был я бит, и шрамы покрывают плоть мою,
никогда не жаловался маме,
а теперь о Господе стихами я пою,
радуясь небесной панораме.