Тополь золотой

А дождь идет по линиям разлук,
Губами швы и дни соединяя,
А дождь идет, стирая каждый звук,
На клавишах рояля

А дождь идет, ты слышишь?.. Дождь идет
Стирая с улиц дней тебя - в картине
И ночь, как кровь, по пальцам все течет,
Необратимо...

И мир плывет... мешает краски бог...
И пахнет тополями и забвеньем
И дождь уносит крик, и вздох, и слог,
И время удлиняет сны и тени...

Голубые, пушистые дали...
Я, конечно, вас видел во сне.
Вы, наверное, и не слыхали
О холодной, но милой весне.

Здесь луга, набухает черешня,
Розы нежатся в раннем тепле...
Но за холод весенний, конечно,
Променял бы я всё на земле.

Ведь когда-то спокойные мысли
Орошали бесцветные дни,
А теперь словно листья повисли
В том саду, где мелькали огни.

То колышутся, то засмеются,
То тоскуют по милым краям...
Мимо едет неспешно каруца
И скрипит колесом тополям.

Словно хочет...

Как всегда, я утром ранним
Прихожу, как на свиданье,
На сияющий исток,
Где-то слышится: «Норок!»*

Здесь всё тихо, будто тайну
Сохраняют тополя...
Я ищу пастушку Таню,
Дочку Вани-коваля.

Я спою ей и отвечу
На любой её вопрос,
А когда наступит вечер
Она вынесет поднос:

— Пей вино и кушай брынзу,
Нежный русский паренёк!
Завтра, только солнце брызнет,
Приходи на мой исток!

Шумит июнь своей листвой,
шумит без всякого значенья.
И облака над головой
спешат до точки назначенья.

И подражая облакам,
пух невесомый тополиный
вздымает взбалмошный канкан.
И день течёт беспечно-длинный.

Ах, как обманчиво всё тут,
где неизбежны перемены!
На тополь снега наметут
и не почувствует подмены.

Пушинки упорхнут гурьбой,
сорвутся яркие одежды,
И будет он стоять седой
под хмурым небом, без надежды.

Но он – не мы, к весне другой
вернётся свежесть первой пробы...

Здравствуй, старая подружка,
Не скрывай следы дождей…
Твоя глупая кукушка
Сколько отсчитала дней?

Дай тебя я поцелую
И поймаю смешной взгляд.
Пошли со мной напропалую,
Как – помнишь? – восемь лет назад?

И мы прокатимся с тобою,
Воспоминанья закрутив,
Ты только будь опять чудною,
Ведь я, как видишь, снова жив.

Ведь я не умер утром ранним,
Не спился в пьяные года…
Ты помнишь первое свиданье?
Поехали скорей туда!

Не надо плакать, глядя в воду,
Про ту любовь...

Кар-р-р, кар-р-р, кар-р-р, кар-р-р. Какой кошмар-р-р!
Живу вороной целый век,
Не изменился человек.
Он рушил гнёзда птиц всегда.
Теперь вот пилит тополя.
Нет гнёзд. Кар-р-р, кар-р-р. Беда. Кар-р-р, кар-р-р.

Чик-чик, чи-рик. О чём твой крик?
Я воробьём уж двести лет
Живу. В Китае есть мой след,
Когда объявлена была
Всем воробьям страны война.
Добрей он, чик. Теперь стал, рик.

Гуль, гуль, гуль, гуль. Ну, ты за-г-н-ул-ь.
Я голубь с самых тех времён,
Когда Иисус был сам рождён.
Я...

Ты что, заболела?
Твой нос так распух.
«Да, нет. Аллергия
На тополя пух.

Красиво, конечно.
Но щёкотно. Пчхи!»
Пожалуй, напишем
Об этом стихи.

Снежок тополиный
По ветру летит,
И взор мой с восторгом
За этим следит.

Повсюду сугробы
В июне лежат.
Под солнцем не тают,
В огне же горят.

На ощупь снег тёплый,
Как лебедя пух.
Вот только страдает
От этого нюх.

Ну, что же, потерпим.
Зато – красота.
Природы цветенье.
Богов лепота.

Все началось гораздо раньше,
Чем всякий думает сейчас.
Все началось с той самой фальши,
Что исказила Неба Глас.

Тогда гонимый по Египту
Народ нес тяжкое ярмо,
И жрец один по манускрипту
Был предназначен для него.

Он был достойным человеком
В храме близ древних пирамид,
И с детства мыслил о великом,
О том, что вечность охранит.

Им суждено было сойтися
С тем, чтоб людей расшевелить,
С тем, чтобы кровью обагрился
Наш свет, что нужно обновить.

Он был тогда довольно молод,
Но...

Когда пришли нерадостные ветры, и принесли вкус пепла на губах,
Я поднял меч, чтоб от меча погибнуть, и ощутить вкус крови на губах...
Когда пора настала громкой битвы, а вороньё затмило небо мглой,
Я на земле катался в лужах крови и целовался с этою землёй.
Я выл как волк, и дрался как нечистый , за мной поля, луга и всё моё!
А в высоте спускалось по спирали, пир ожидая, стаей вороньё..
Кто ты такой, о враг мой неуёмный? Зачем тебе простор моих полей?
Зачем тебе моря, луга и пашни...

Догорает моё счастье на заре,
искры сыпля по некошеным полям,
отсвистелось вместе с раком на горе
и макушки раздувает тополям.

То стекая по набухшей бересте,
то запрятавшись в задумчивый туман,
оставляет впечатленье на листе,
избегая мой искомканный карман.

Зачитает мне кукушка по слогам
приговор простой, да так хихикнет ель,
что забьётся по натруженным ногам
вислоухий и продрогший спаниель.

Не пугайся, друг, чего уже теперь!.. -
чёрно-белая сомкнулась полоса.
И облает он...