Свинцом

Останься на сегодня у меня,
На улице дождливо и прохладно,
Позволь взглянуть в зелёные глаза,
Поэту это, словно пища, надо.

Я встретил божество среди людей,
Иль ангела, бродившего как ветер,
Светило среди сумрачных теней...
Секунда, повлиявшая на время.

Улыбка осветила взор очей,
Движения рук, как танец двух пернатых,
Такого вы не встретите нигде -
Стоять напротив ангела на равных.

Спасибо за улыбку на устах,
Так хочется узреть тебя счастливой
В цветочных разноцветных...

Его на разноцветных картах нет.
Остался лишь в легендах этот остров,
В подшивках старых фронтовых газет –
А нынче отыскать его непросто.

Да, был он по размеру невелик:
Четыре сотни метров на семь сотен.
Но весь огромный мир тогда привык
К масштабу этажей и подворотен.

За каждый сталинградский клок земли
Враг дольше дрался, чем за всю Европу.
И дикторы дотошно счет вели
Любому закоулку и окопу.

А он и окружен был не водой –
Огнем, свинцом, клубами едкой пыли…
И сорок дней...

У монолога нет пролога,
И эхо зрителей зовёт.
Я ухожу, и у порога,
Никто мне больше не нальёт.

А так хотелось быть нетрезвым,
Чтоб не понять последних слов.
Как будто душу стеклорезом,
Всё ты, последняя любовь...

Понять бессмысленные вещи,
Уж не дано сегодня мне.
Вот день закончился зловеще,
И дальше путь мой при луне.

И пусть холодный сильный ветер,
С дождём осенним бьют свинцом,
Я знаю, что когда-то встретит,
Меня знакомое лицо.

05.11.2011

Посвящается защитникам и жителям Блокадного Ленинграда

На танках,в крестах чёрной смерти,
Сметая,что было,с пути.
В клубах огневой круговерти,
Ворвались в Отчизну враги.
Атаки в боях продолжались,
Порой,напролёт,ночь и день,
А сколько в руинах осталось,
Спалённых,лежать,деревень?

От привкуса гари и пепла,
От жутких пожарищ огня,
Округа немела и слепла,
Дымилась,в позёмке,земля.
Фашист уже был где-то рядом,
На Таллин бросая свой взор.
Но стойкий солдат Ленинграда,
Врагу дал...

Вновь меланхолия-сестра печали
Засела в голове моей свинцом.
Неужели вся жизнь лишь абсурдная сказка
С позабытым началом и банальным концом.

Скованных рек бирюза.
Неба серый гранит.
Полдень в стеклянных глазах
медленным снегом горит.

Строчки ложатся свинцом
в черновики января.
Холод целует лицо,
словно слепая заря.

Зимних пророчеств вода.
Мёртвый огонь вдалеке.
Я - лишь осколок льда,
тающий в тёплой руке.

Очередной итог «Реформ»...-
А как иначе, из сюжета? -
Не смерть ли, Либералам, корм,
под «негу» властного кастета ( ? ),
когда и жизнь, погаснув враз,
отнюдь не пылкое мгновение,
а проза дня, из мёртвых фраз,
едва узревшей поколение...,
чтоб распрощаться... В их года,
зря бытовую бесполезность,
что строит чуждая среда,
безумство возводя в помпезность,
когда не виден результат,
а горлопанство лишь, когорты!..
Зато, в округе, уймы хат,
как похоронные эскорты ( ! ),
ведущие, по сути...

Зима забыла, что такое снег,
На фоне голых веток бродит осень.
Ко мне просился ветер на ночлег,
И мелкий дождь назойливо моросит.

Вот неба синь окрасилась свинцом,
Пошли круги гулять по свежей луже.
Приснилось мне вчера твоё лицо,
Как жаль, что снам не выбраться наружу.

Но в этих красках сумрачного дня
Застыла сердцу милая картина,
Что ты так много значишь для меня,
И то, что с нами - всё неотвратимо.

30.12.2013

Не упасть ниже дна,
Пню не страшен топор.
Нам судьбой жизнь дана,
Бесполезен с ней спор.

Будь что будь впереди,
Всем своей карты масть.
И других не суди,
Может всякий упасть.

Ворон в небе кружил,
Ему ведом полёт.
Но от тех кто бескрыл,
Он его не спасёт.

Снизу выстрелят вверх,
Отомстят боли злом,
За полётов успех,
Собьют пули свинцом.

За спиной тень как вор,
Я на дне, вниз не пасть.
Пню не страшен топор,
И проклятия страсть...
Марковцев Ю.

Вот как странно бывает порой,
Наша сотня в атаку шла рысью.
А у леса, за лысой горой,
Пулемёт на тачанке взъярился.

С фланга били, срезая свинцом,
Казаков с лошадьми поливая.
Сотник наш изменился лицом,
Взять тачанку, приказ отдавая.

Нас урядник к тачанке повёл,
Сотня дальше ушла наступая.
Может быть, тогда Бог нас отвёл,
Удирала тачанка лихая.

Да, догнали, рубили, секли,
Может быть, так жестоко не надо.
Но по нам ведь стреляли они,
Будто мы и не люди, а стадо.

После боя...