Страстному пилигриму

В действительности миром правит скука,
И также лень. Родные две сестры.
От лени бегать люди взяли луки,
А лень жевать подвигла на костры.

Им было лень ходить, искать коренья,
И скучно ковыряние в земле,
А интересней накидать поленьев,
И мамонтовый бок обжечь в золе.

Ленясь каменья взгромождать на спину,
От скуки замедляя ход ноги,
Какой-нибудь малец Абу иль Синна,
Вдруг изобрёл колёсные круги.

И покатилась в гору, покатилась,
Ну а потом, как водится, с горы,
От лени, кем-то...

Дошёл ты в этой жизни до предела,
Гнить на чужбине - твой удел таков,
А умирать тебе, как всем, хотелось
Вблизи тебя взрастивших берегов.

Намерения лучшие благие
В жизнь воплотил ты вовсе не за тем,
Чтоб после попрошайку-ностальгию
Гнать от себя, не ведая проблем.

Назвал себя ты мира гражданином,
За прошлое не чувствуя вины,
Букетом возомнил себя жасмина,
Кому уже и корни не нужны.

Смывая с рук следы от перегноя,
Оправдывая выбранный свой путь,
Представился ты жертвенным...

Алый шёлк полощется:
Алый шёлк как кровь.
Меж холмами — рощица
Да огонь костров.

Мы с тобой не встретимся:
Между нами — Смерть.
Чёрные созвездия
Расплетают сеть.

След стрелы в предплечие
Да кровавый шрам:
Пилигримы Вечности
Покидают Храм.

К берегу паучьему
Полетит стрела:
Ты давно приучена
К перепутьям зла.

Нам щитом от нечисти —
Отблески огня:
На Вершинах Вечности
Ты найдёшь меня.

Ах, Париж, я в твоей запылённости не был.
Ах, Париж, мне твой дым ни приятен, ни сладок.
Мне приятно и сладко всё то, что нелепо, —
Да златые оковы иконных окладов.

Поле ржи мне милей Елисейского поля,
И приятнее Сены мне — сено и пашни.
Не заменит лесов изумрудных раздолья
Башня Эйфеля мне, неформалу без башни.

Ах, Париж, чем ты манишь своих пилигримов?
Неужели магнитом парфюмных магнатов?
Неужели роскошьем своих магазинов,
Рассыпающих блеск серебра и агатов?

Что ж, Париж, ты...

Белый снег будет падать на счастье и зло,
Мягкий ветер исчезнет в одно дуновенье,
И я вдруг осознаю, как мне повезло
От того, что судьба не имеет значенья.

И надену терпенье- мой кованый шлем,
Под плащем пилигрима везенье- кольчуга. . .
Если я, человек, ненадолго совсем,
То любая судьба моя- поиски чуда.

В этом мире всё, как прежде,
Как и много зон назад.
Тот же памятник надежде,
Затаённый веры взгляд.

Те же линии прибоя,
Те же игры на песке,
То же небо голубое,
То же солнце на лице.

И лпанетные стихии
Те же все, и человек
Всё такой же инстинктивный,
Хоть и прожил "энный" век.

То нанизывает бусы,
То рассыпет сгоряча,
Собирая вновь искусно
Старый жизненный причал.

Всё старо как мир, не ново
В инстинктивности людей.
И на брошенное слово--
Есть реакция идей,

Убеждений...

Досель одного не пойму,
Анализ свершив наблюдений:
Какая надежда тому,
Кто жаждет земных наслаждений?

На раны просыпана соль
В укор романтической неге:
Прелестная муза Ассоль
Не ждёт пилигрима на бреге.

И ЧЁРТ С НЕЙ! Упившись пивком,
Блюёт она в урну резонно.
Прогнав её мощным пинком,
Герой не потерпит урона.

Уменьшить бы только б на треть
Удар, чтоб смягчить перегрузки!
Трещит Люциферова сеть
Под натиском мужества Русских.

Наш дух никогда не понять
Трусливо не верящим в...

Над долиною Омо
синий вечер, густой и тяжелый.
Лишь у кромки небес
тлеет след отгоревшей грозы.
Всё предельно знакомо -
травы, кладбища, нищие сёла.
И космический лес
где небесные водятся псы.

Я ушел в Огаден,
сотню лет разменяв на мгновенья -
будто ветер летел
по воздушной тропе среди скал.
И, оставив свой плен,
я в оковах нашел избавление.
Замерзая, сгорел
и, сожженный, в огне замерзал.

Отстучали часы
над пустыней, где век коротаю.
Время льётся в песок...

"Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом.
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?"...

Понять несложно человека,
Прост обывателя ответ -
Известна истина от века,
Что хорошо там, где нас нет.

"Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит...
Увы! Он счастия не ищет
И не от счастия бежит!"

Родной земли беглец, изгнанник?
Бежать своих какой резон?..
Живущий в человеке странник
Зовёт его за горизонт.

"Под ним струя светлей...

Знакомый голос, пилигрима, жонглировал словами
лихо, подбрасывал и не ловил, по головам их рас-
пускал, на нитки, нанизал сознанья, а там, что вый-
дет, заклинанья, иль пустословие не знал, свою за-
дачу выполнял, себя он тешил, им тесал, а Вася
грудь свою чесал, плевался и ругался матом, глаго-
лел: «Слов я не пойму, зачем ненужное смешенье,
не опущу на это глаз» и выстрелил пииту в сердце,
не промахнулся, застрелил, опять, до завтра, будет
мил…