Собственность

Наш Мир так сложен! И так прост!
Судьбу испытывает Время.
На нивах колосится рожь…
И для кого-то день пригож…

Смеется летняя гроза….
И, где-то, в Мир приходит гений,
Рисует кто-то небеса,
И ищет кто-то откровений…

Вопрос так прост. Ответа нет!
Как же объять то НЕЗЕМНОЕ,
Что будоражит столько лет
Мое сознание земное.

Где грань реальности другой?
Играю собственной судьбой!
И нет покоя в этой жизни,
Не знаю, будет ли в Другой?

Афганистан – термометр души,
Плюс пятьдесят показывает стойко,
И оттого в классической глуши
Обоймы рифм я разряжаю бойко.(1)

Вы, авторы сценария войны,
Чего иного от афганца ждали?
Средь граждан разоряемой страны
Нас ПЕРВЫМИ ИЗ ВСЕХ оклеветали.

Нас обвиняя в собственной вине,
Вы грезили, что нас разоружили.
НО НЕ БЫВАЛО НИ В КАКОЙ ВОЙНЕ,
ЧТОБ РУССКИЕ ОРУЖИЕ СЛОЖИЛИ!

Кто испытает строк моих удар,
Тому нужды не будет уж в лекарстве.
Я вам припомню жаркий Кандагар
И реки крови...

Дрожит рука, но продолжает
Писать ему прощальное письмо,
О том что сердце умирает
И жизнь свою не видет без него!
"Я люблю тебя".
Как трудно же писать эти слова,
Когда любовь осталась без ответа.
И жить и знать, что для тебя,
В его сердце не осталось места.
И мысли о собственной смерти
Настигают тебя все быстрей,
И ты уже не веришь надежде.
И хочешь уйти из этого мира скорей.
Мечты разрушены
И впереди все пусто и темно,
Глаза твои закрыты
И ты не видишь больше...

Костер сооружен, и роковое
Готово вспыхнуть пламя; все молчит,-
Лишь слышен легкий треск, и в нижнем слое
Костра огонь предательски сквозит.

Дым побежал - народ столпился гуще;
Вот все они - весь этот темный мир:
Тут и гнетомый люд, и люд гнетущий,
Ложь и насилье, рыцарство и клир.

Тут вероломный кесарь, и князей
Имперских и духовных сонм верховный,
И сам он, римский иерарх, в своей
Непогрешимости греховной.

Тут и она - та старица простая,
Не позабытая с тех пор,
Что принесла...

«Как звонко за окном поёт капель,
Взахлёб, не веря собственной удаче…
Иль над собою уходящей плачет
Зима, в весеннем солнце оробев.»
zhar


«Зима, в весеннем солнце оробев»,
Дала, на откуп, солнцу снег на крышах.
Едва проснувшись, я сегодня слышу
Капели первой радостный напев.

Хозяева карнизов – воробьи,
Ему вразлад, чирикают задорно.
Я улыбаюсь: «Да, весна, бесспорно!»
И скоро побегут в наш мир ручьи,

Смывая на пути своём снега;
Земля задышит чернозёмным паром;
Взойдёт...

В добрых объятиях звездного света
маленький шарик лазурного цвета,
теплый, трепещущий, нежный, живой…
Мы нарекли его «Нашей Землей».

Хрупок, беспомощен он, как ребенок.
Слаб голосок его очень и тонок.
Нас заслонил он от бездны собой.
Мы нарекли его «Нашей Землей».

Мы его, в общем-то, не бережем:
бурим, взрываем, уродуем, жжем…
Нефтью торгуем, древесной золой.
Что же мы делаем с «Нашей Землей»?!

Что происходит? Ведь так не бывает!
Разве свой собственный дом разрушают?!..

Над книгой глотающие слезинки,-
Учитесь на Жизни реальной, люди!
Идите по собственной только тропинке!
Живите! Танцуйте! Любите! Будьте!

Ума лишённые общественно видны,
Но душ ущербных нелегко приметить, -
Они, воспитанные, внешностью скромны,
Умеют выглядеть прилично в разном свете!

Улыбки и приветствия звучат,
Слова поверхностно приятны и нехлёстки,
Но правильные тезисы строчат
Другие Силы, под другой "оплёткой"!

Ответственность - убавили у них...
Разрешено, за что гоняли раньше!
Под статусом потерянно-упавших
Эфирный существует их двойник!

Зато удобства телу выдают
За аромат Цветка Души охотно...

О, племя человечье, как же быть,
С твоей трагедией печального "пролёта"?
Как легковесно сможешь ты забыть
Всевышние Заветы и Заботы. ..
Священников создав и королей,
Ты, лицемерною толпою многолюдной
Из века в век лютуешь на Земле,
В любовь и в ненависть впадая безрассудно!
Всё норовишь везде главою стать,
Закон Вселенной выставив за двери,
И нахвалясь своим деяньем всласть,
В свой крест судьбы вбиваешь гвоздь безверья!
Ты в изощрённости не чуешь полумер,
О, мой народ, позор мой и...

Уронит ли ветер
в ладони сережку ольховую,
начнет ли кукушка
сквозь крик поездов куковать,
задумаюсь вновь,
и, как нанятый, жизнь истолковываю
и вновь прихожу
к невозможности истолковать.
Себя низвести
до пылиночки в звездной туманности,
конечно, старо,
но поддельных величий умней,
и нет униженья
в осознанной собственной малости -
величие жизни
печально осознанно в ней.
Сережка ольховая,
легкая, будто пуховая,
но сдунешь ее -
все окажется в мире не...