Со стороны всегда виднее

На ладонях видно счастье,
След любовного экстаза.
Разбивается ненастье
Будто дорогая ваза.

На её ладонях ласка,
Упоительная нежность.
Удивительная сказка
Улетает в безмятежность.

И сияет, и лучит
Весь безумный этот мир.
Женских рук волшебный чип
Код любви несёт в эфир.

Тело не плывёт - парит.
Машет крылышками в рай.
Вверх возносит как магнит.
Стал дворцом простой сарай.

Ты меня околдовала,
Увлекла дорожкой страсти.
Стало, дорогая, мало
Лишь одних твоих запястий...

Мы вычеркнули друг друга
Из нашего ожидания,
Обрезали обруч круга,
Начав меж собой восстание.

Мы стали совсем сторонними,
Мы стали чужими ставнями,
Мы стали потусторонними
С несвязанными заданьями.

Всё бывшее как-то минуло,
Мы были, а вроде небыли,
И время всю память вынуло.
Сходиться вот всё же надо ли.

Подвержены настроениям
С тобою до провокации.
Но кончится лишь терпение
Опять убежим до станции.

Какие-то махинации
Нас сводят опять ко времени.
И снова от информации...

Премьер Медведев видать понял…
Ещё никто без своей экономики,
страну не поднял.
Если в стране экономику не развивать…
Стараться из-за границы все закупать.
Знать загибнет Матушка Русь!
За русский народ здесь и боюсь…
Отучить от работы ума не надо,
А приучить к работе… вот где награда.
Премьер за экономику страны сказал…
Кое-кто в стране его поддержал.
«Чтоб экономику в России поднять,
Надо несколько лет подождать».
Больше тридцати лет её валили…
Обстановку экономики сильно сгубили...

Медицина в глубинке Руси не меняется…
Простой народ от беспредела загибается!
Как-то Медведев с хлеборобами встречался…
Уборкой в России сильно интересовался.
Комбайнёр при встрече часто улыбался,
Аж Дмитрий, глядя на улыбку его, - рассмеялся!
У комбайнера зубы были все стольные…
Из черного Русского метала, - вековые.
Посля смеха, - вдруг Дмитрий удивился
И немного даже от увиденного прослезился…
В правительстве зубы у каждого керамические,
У трудяги комбайнёра, - они доисторические...

Когда-нибудь, когда меня не станет, –
а будет март… а, может быть, апрель, –
и грязный снег почти уже растает,
и дверь, стеснённая оковами петель,
рванётся вдруг за пролетевшей стаей –
то, так по-книжному, возникнет силуэт
той женщины, которая всё знает,
которая хранит мой тёплый плед,
и на плечо чужое, может статься,
слегка облокотилась у ольхи
(плевать, – она умеет улыбаться
и помнит наизусть мои стихи).
И вот, капелью редкою упившись,
весна столкнёт овалы бледных лиц…
Исчезну...

Вновь птицы певчие поют по вечерам
И голос их, от боли неземной,
Становится евангелием цветов,
Становится омоновеньем ран,
Стоящих насмерть на восторге слова
Такого звучного, что глохнет тишина!
Чей герб - покой, луна и седина...
Чьи тени у разрушенной колонны
Слагаются под вечер в имена.
И вновь слова темны, а сны прохладны,
И вновь пространство не имеет глаз.
И вновь приходят, отовсюду - стихи,
Которые из бренности ты спас.
Рассаживаются, в литеры смотря,
И пеленают в лист свои...

Обучи мое тело, жертвенный нож.
На равнине войны я любви присягал обнаженным.
Мы там выжили с ней.
Мир причислил нас к прокаженным,
Когда трепет души обнимал этот жертвенный нож.
Мы там выжили с ней
В стороне от безумного мира...
В тех касаниях, что неподвластны даже перу.
В нас звучал алый бог
И акафист, прикрывший нам спины,
Белым воинством лёг дорогою поутру.
Так возьми черный мёд,
Зачеркни и пиши за пределы
Этим белым, целующим
Стигматы листа.
Светлой болью пиши,
И сжимай...

Была жена, была подруга...
Была любовь, как в первый раз...
Теряем в суете друг друга...
В последний раз, в последний раз.

Как знать, напрасно или кстати...
В борьбе красноречивых фраз...
По обе стороны кровати...
В последний раз, в последний раз.

Я поцелую тебя на той стороне огня.


Вновь в поэтическом чистилище апрель,
Сезон, когда строку пьют лунные миноры,
В чернёных клювах золотые розы
В порезах строф у белых фонарей.
Ребро и глина, глиною в руках,
Где строчку Феб вновь выдержит сквозную,
Там, где завернут черный свиток в красный лист,
И музыка распята поцелуем.
О, ты, мой целовальный стих,
Слёз списанных исписаны пробелы,
Чтоб знать любовь, мир нужно полюбить,
От простоты до опустевшей скверны.
Где бритвой по...

В Мельняковском хуторе давно дворов нет,
А коровы появились, знать в районе рассвет!
Жаль, что гурт здесь пасётся подсосный,
А не как в советские времена молочный.
Дойных гуртов в районе давно нет!
Подсосный гурт, для района не авторитет…
Детям натурального молока негде купить,
Химией их приходится в районе кормить.
Да и говядины натуральной им не отведать…
В детсадах и школьных столовых ни пообедать!
Увозят эту говядину в столицу Москву…
К высокопоставленному большому столу.
Этой...