Снежинка из морозного инея

Снег выпал его так много.
Зима, ты зимушка зима,
Метель метёт, позёмка,
Скрипит моя избушка.

Сковал мороз реки Катунь
И Коксу, и полынья открытая
Вода посеребрила инеем
Берёзку и морок, снежная

Погода. Заснула до весны
Природа, а на дворе, уж
Новый год, как встретим мы
Его забота?! Печали пусть

Возьмёт прошедший год,
Забудем неудачи и обиды,
Уйдёт пусть зло тревог,
Минуют несчастья, беды.

А в полдень, так тепло,
А с крыш закапало и потекло.
Сосульки, их прозрачное...

Зима, снег выпал по колено
Кругом белым бело, дороги замело,
Деревья в кружевах седого инея,
Притихший лес и не скрипят полозья.

Сорока пугает стрекотом скрипучим
И снега скрип, и нет следов, взгляд
Ловит первозданность, и пышность формы
Снега, и белизна просторов, и пределы

Бесконечны белые и сказочность, и праздник
На душе. А на горах тюль снежного тумана,
Река, незамерзающие родники, панбархат
Платья серебристого берёзы не скроет стана

И явит ненаглядную красу! И вида
Нет...

Уходит старый год,
Спешит навстречу Новый Год
И месяцев двенадцать черёд,
Несётся в пляске новогодний хоровод!

Стремителен бег времени, а тройку времени,
Не удержать, храпят горячие и суровые кони, лоснятся спины,
И белый иней на уздцах. Но! НО! Кричит в сердцах
Возница и погоняет хворостиной, и снег в лицо, и, ах!

Несётся тройка вороная и снег летит из под копыт, полозьев,
Морозцем ветер щёки обжигает, а в кошеве невестушка
Зима и белая развевается фата, накидка...

Звонких звёзд каблучки маркируют четырёхмерный
часовой механизм чёрного неба, чередуя, на глаз, заметки световых
лет – вековая тоска – на висках лежит снежная рожь, и завет атмосферного
ледяного огня, осколочно раздражая шагрень
обмороженной кожи. Тень тепла на двоих;
нервный тик тополей – это ветра северный ток; прорва
дрожащих тел на остановке, как дозировка незаконченных дел
с приставкой – пере – переждать, откосить ненадолго,
эдак, на год-другой, световой – а там, сединой зарастёт...

Растут,
Раскрываются белые листья
На стекле рисует мелом минус
Едет троллейбус, еле слышно
А в нем,
На стекле растет инея бахрома
Настоящая наступила зима
Все промерзает, уши, ноги и нос
Смотрю сквозь проталину на улицу
А с улицы на меня смотрит Мороз
Едет троллейбус поскрипывает
Еде слышно

А небо синее-пресинее!
След оставляет самолёт на нём.
Для гнева не хватает инея,
Я до сих пор в тебя влюблён!

Разлука наша неестественна.
Везде мелькают очертания
Твои. Ты, милая, божественна!
Зачем же эти испытания?

Вернись! - прошу тебя отчаянно.
Вернись! - прошу я перед господом.
То расставание случайное,
Молю, пускай исчезнет пропадом!
-
Сергей Прилуцкий, 31.12.2012, Алатырь

Ночь тебе к лицу. Долговязые тени проездов, короткие фразы
шагов, пустыня перспективы, танцующий взгляд на лезвии
инея – ночь к тебе тепла. Продувающий ветер, негласно,
скользнёт аритмией под спящее сердце и лестно

шепнёт – просыпайся, любовь моя, прошли годы, как мы
не кружились в ласковом чёрном холоде, в окнах январского
звездопада. Пресные краски спадут наготой, и огни
мостовой пожелают тебе, листопадом молчанья, и вязким

мерцанием – смирения – маленького суицида для мира,
где...

Сердце просит нежности и боли, там, где осень брезжит
лежбищем костров, там, где нежность вносят на подносе золотом
в храм печали у причала наслажденья. Нежной
песней чадит воздух, но на слух – от амброзии, лишь ком
в охрипшей глотке; ближе, только зимняя обглодка,
ближе, только инея затон.

Рваной раной дышит неба плоть – скрежет солнца вышит
поперёк простуженного горла. Вены парков ветром рвёт –
не жалко, заживёт, пока кто-то, ещё что-то пишет
на берёзовой коре душой живой, и...

Красуются деревья в серебристых шапках и рукавицах, сотканных из инея в узор, от ветра и мороза чуть трясутся, маня зазывно на последний разговор. Вот Ангел в небе появился, летит, касаясь крыльями поля в снегу. Парит от крыльев пух, а я его ловлю.

Дарю для Ангела свою улыбку и тихо говорю: "Дарю тебе свой благодарный взор. Так рада, что встречаешь ты того, кто улетает в неземной простор".

Я на прощанье ощущаю близость вьюги, любуюсь строгостью зимы - с ней были неразлучные подруги, ведь...

Пульс свечи отдаётся в висках обжигающе-дьявольской вьюгой,
зыбь алмазная точит промозглой сетчатки стекло,
я целую твои прохладные бледные губы
в пожелтевшем альбоме, что инеем сна занесло.

Этот сон неподвластен огням притяженья земного,
этот сон незнаком и пугающ под кровлей земного огня,
это боль тишины на задворках последнего слова;
и я жду возвращенья – к истокам, к себе, к сердцу небытия.

Ожидание встречи – больше, чем сама встреча,
ожиданье исхода – вся жизнь, но, а жизнь...