Сладка рябина

Персики цветут.
Какое блаженство!
Сладкое сакэ.*

* Сладкое сакэ - сладкий безалкогольный напиток, которым угощают детей на Празднике девочек в Японии.

Картина ясная – рябина красная
В рубине сочности со снегирём
Зимою злачная к весне прекрасная
Слеза коньячная – под мужичком…

27. 03. 15

Молчит высокая трава,
Ласкает стебли лёгкий ветер,
И тишина стоит на свете,
И лес растёт на месте рва.

Здесь лейтенант в последний час
Смотрел на венчик земляники,
Играли солнечные блики
В полуулыбке серых глаз…

Потом - «Ура!», атаки гул,
И странно покачнулось поле,
И не почувствовал он боли,
Лишь в небо вечное взглянул.

И миг, в который был рождён,
Достиг мгновения ухода…
А матери приснился сон:
Стоит чудесная погода,

Цветёт рябина под окном,
В её цветах роятся пчёлы...

Птицей отбросит
тень на балкон
засыпающий сад.
Качнутся свинцом
изломы созвездий,
будто в жару набухшие вены.
Сумрак вечера
высветит скуку
в усталых глазах,
и это тоже счастье,
как быть с собой
до конца откровенным.

Солнце свалится
в глухую канаву
заката.
Выдохнет призрак луны,
будто весточка
с того света.
На бронзовых струнах ветра
вздрогнет рябина,
как сердце матери,
рядом
фонарной рябью
осядет пыль
городского лета.

Челюсти окон сомкнулись,
Кариес к ночи прилип,
Гули исчезли из улиц,
Шелест приятный от лип.

Звёздочек сырные дырки,
В центре луны пармезан.
Тихо, как будто улитки,
Группа ползет партизан.

Пухлые губы балконов
Не возбуждают дворы.
Тополь с рябиной и клёном
Рост прекратили листвы.

Кто-то вписался в объятья
Стоном волнуя покой.
Есть и у ночи понятья
Пусть и со скрытой судьбой.

Мир студнем лени измазан,
Выдавлен с тюбика сон,
Если готов ты к показам -
Жми на покоя клаксон...

Кому-то просто, кому-то сложно,
Кому-то горько, кому-то сладко.
Кому-то нужно, кому-то можно,
Умам без знаний, врёт их догадка.

Но и без знаний, из уст младенца,
В наивной речи, нет ложных истин.
Не врут словами, те в ком их сердце,
Не зная хитрость, осталось чистым.

Нам опыт горький, дав осторожность,
Мешает верить в простых открытость.
Сравнив с прожитым, в простом мы сложность,
Найдём и судим, людей наивность.

То часто нужно, что невозможно,
Когда мечтают о жизни сладкой...

I

Когда у ночи вкус
бессонницы и ветра,
когда сквозь шапки сосен
льётся влага звёзд,
и в памяти ладоней –
теплота песка,
а на крыльце –
ленивый хор цикад,
я прикасаюсь,
словно к девственной прохладе,
к полночной тишине,
набросив тень на сердце,
и нахожу в луне –
печать Джоконды,
и жду рассвет,
боясь пошелохнуться,
чтоб не спугнуть туман
седой реки.

II

Вечер
разбросал сто дорог.
Солнце качнулось на ветке.
Саван рубиновой пыли
лёг закатом на берег.
Птицы, лесные...

Уж… солнца луч – вставать пора!..
Гляжу я на неё с утра…

Припухши веки… на глазах,
Едва-едва, блестит слеза,
Что зимним утром иней…
Кудрявою рябиной –
Нечёсаны её власа…

Но будят птичьи голоса,
По-прежнему… Богиню!

За окошком снегири греют куст рябиновый.
Наливные ягоды рдеют на снегу.
Я сегодня ночевал с женщиной резиновой,
без которой дальше жить просто не могу.

Я уверен, где-то есть и другие женщины,
но себя не обмануть с ней наедине.
С этой женщиною мы до сих пор не венчаны,
впрочем, мы и без того счастливы вполне.

Я смотрю в её глаза, словно небо синие.
Золотистая коса, девичий живот.
И обклеен по краям мягкою резиною,
удивлённо приоткрыт толстогубый рот…

Я люблю её весь...

Ветер в осеннем платье,
окон размытые фрески,
ночь шагнула в объятья,
тень пробежала по сердцу.

Ветви, пропахшие ливнем,
ливень, схлестнувшийся с ночью,
листья ложатся инеем,
сталью вмерзая в обочину.

Кровель неровный почерк,
неба размытая глина,
бриз фонарей, блюз ночи
в порванных струнах рябины.