Сквозь века хайям

Теперь я слышу снег и время
Они галдят наперебой
И ту пронзительную тему
Над этой темною волной

И тот проросший одуванчик
Сквозь всех потерь календари
Я слышу, как пускает мальчик
В саду цветные пузыри

Я слышу свет, и звук и пламя,
И века вздох и вздоха век...
Теперь я слышу: над волнами
Идет куда-то имярек...

Глаз скользит по стене,
Как амеба в первичном супе.
Так кефаль в тишине
Крадется сквозь устриц струпья.

Гондольер созерцает свою фемину
По видеосвязи.
Рядом закат рассыпает рубины
Арабской вязью.

Кости сепий преют в лагуне,
Белее балясин.
Горизонт, подразумевавшийся накануне,
Уже не ясен.

Тонет в дымке остров Сан Пьетро
С подгнивающей черепицей.
И моторка через пять метров
Окажется птицей.

Здесь ,в бездонной чаше колодца
Пыль веков растворилась гнилая...

Как будней бывают перила не прочны
И вверх восхожденья ступени бессонны,
Я меряю жизнь по столбам позвоночным
И путь мой подсвечен глазами спасённых!

Мне четверти века хватило с избытком
В такие спуститься ущелия боли,
Где всё зависало на тоненькой нитке
И плеть опускалась с усмешкой монгола.

К тебе обращался, Великий Вершитель:
« Позволь отвести кровожадные длани!»
И ты откликался – ценитель и критик,
Беда затихала в усталой гортани.

Мне четверти века хватило с достатком
С...

Он шёл сквозь вечер одинокий
В судьбы неведомую даль.
И взгляд прозрачно сероокий
Был устремлён в свою печаль.

Печаль изгоя, Арлекино,
На сцене кукольных миров.
Он гнулся, словно был из глины.
Пьянил всех едким пуншем слов.

К лицу приклеенная маска
Скрывала сетку из морщин.
Улыбка губ из алой краски.
Под колпаком блеск паутин.

Он так привык. Он слился с ролью.
Но иногда, отмыв весь грим,
Встречался с горечью и болью,
Забыв про лживых Каламбин.

И шёл сквозь вечер одинокий...

Я не стал умней — я стал сдержаней.
Я не стал сильней — терпеливей стал.
Отыскал в душе силы стержень я,
Этот стержень мне Род казачий дал.

Ведь я начался до рождения,
Вглубь веков ушла нить корней моих.
Буйный вольный дух, нет смирения,
Даже если жизнь, бьёт меня под дых.

Воздух выдохну и опять вдохну,
В душу, Рода я силу позову.
В жизни-омуте пусть пошёл ко дну,
Оттолкнусь от дна и опять всплыву.

В душе каждого, сила Рода есть.
Кто найдёт её — стержень обретёт.
Сбережёт он...

Задумка

«Делай ногу», Серёга, потом – разворот,
в тот момент «Мессер» «свечку» под крышу берёт,
не успеешь, уйдёт повтореньем «худой»,
и тогда начинаем по-новой с тобой.

Я боюсь, притворяясь, его проморгать,
клюнет он, когда стану перед ним блефовать,
если раньше – раскусит мгновенно меня,
если позже – подстрелит, не сдюжит броня.

Ты подсветку используешь, фактор земли,
на тебе не написано «кто ты», пошли,
может ты «молодой», немец любит лафу,
в драке немец живой, словно хорь...

Семейные фото в альбоме потёртом…
Видавшие виды листы в переплёте…
Семейные фото из прошлого века
Собрали с любовью в альбом мы навеки.

Про жизнь четырёх иль пяти поколений
Расскажет альбом, водрузясь на колени,
Волшебный альбом всё расскажет – спросите!
Листая страницы, вы не загрустите.

На пухлых страницах в подрамниках блеклых
Мальчишка – мой дед в бескозырке и гетрах…
Вот бабушка – модница, словно артистка,
Манто из лисы на плече серебрится…

Вот папа – моряк на большом...

Заслышав речь о воскресеньи,
Начальство храма подошло
И от людского потрясенья
В негодование пришло.

И мракобесы повелели
Тотчас Апостолов схватить,
Но те людей уже успели
Пять тысяч к Богу обратить.

Наутро всё священство в сборе,
С самим Кайафой во главе,
Петра спросило при разборе
Событья в храме: «Дай ответ,

Какою силою хромого
Вы раззадорили плясать,
И нет ли имени такого,
Чтоб всех людей могло спасать?»

И, Духа обретя Святого,
Пётр дал тогда такой ответ:
«Что...

Возлюблю тя, господи, крепосте моя

К тебе, мой бог великий, вечный,
Желанья все мои парят,
Сквозь тьму и бездну бесконечны,
Где миллионы звезд горят
И где, крутясь, миры в пучинах
Твое величество гласят:

Велик господь, велик и свят
Вещей в началах и кончинах!
Велик величества творец,
В бедах мне щит, в суде отец.

Болезни взор мой помрачали;
Земля разверзлась подо мной;
Как сонм стесненных туч печали
Носились над моей главой.
Переставало сердце биться,
Потек по жилам смерти...

Когда умру, меня не хороните
Вы на святой кладбищенской земле,
Но лишь костёр прощальный разложите
На чёрной отдыхающей скале.

И на огне пылающих столетий
В Ад не падёт, не устремится в Рай
Моя Душа — одна на белом свете, —
Оставшись созерцать печальный край.

И, по следам языческих традиций,
С костра в ночи на сорок долгих дней
Душа моя безмолвной чёрной птицей
Погонит чёрных над землёй коней.

Я Памятник себе нерукотворный
Воздвигнуть не стремился до весны, —
Но в день...