Сбили стрелой сокола

Вечер, луна, теплый бриз и покой.
Запах дурманящий, томный, морской.
Небо дрожит мириадами звезд…
Птицы встревожились в тысячах гнезд.
Яркой зарницы мятущийся след,
Сердце застыло в предчувствии бед.
Нервные звуки сирены слышны.
Черная туча коснулась луны.
Резко исчез нежно-ласковый бриз,
Звезды срываются, падают вниз.
Море безмолвно и тихо пока.
Сонные волны толкая в бока,
Хищно заныли, завыли ветра.
Туча — дождем, проливным, из ведра.
Молнии алчные — рой диких пчел —
Стрелы...

Чёрным да по белому
Мазать ох легко,
Острыми да стрелами
Целить в молоко.
А попробуй в яблочко
Чёрное попасть,
Как зрачёк у демона -
В пиковую масть!

Их взгляды встретились, блеснули
Они смотрели два врага,
А их жестокие глаза
Лишь смерти жаждали от пули

Подняли руки, сжав наганы,
Но медлили пока стрелять,
Хотя желали покарать -
Тем самым, сделав шов на раны.

Дул ветер, тишина глухая,
Вдруг выстрел, оборвался крик.
Поэт челом своим поник,
В объятиях друга, умирая.

Сраженные стрелой Амура,
собрали как – то мужики собор.
Судили да рядили долго,
кричали, спорили, но все же порешили что:
«С сего моменту скажем женщинам адье.
Не станем ласки их искать и поцелуев.
И колотые раны сердца залечив,
не станем больше, как бараны,
за каждой юбкой гнаться!»
Так зареклися свиньи дерьма
не жрать и в грязи не валяться.

Сентябрь в гости постучался,
День знаний наступил.
Открыла школа детям двери,
А террорист закрыл.

Спортзал увешанный взрывчаткой,
Обвалы крыши, взрывы, дым...
И этот день пожаром ярким
Мы - люди в памяти храним.

Оборвались ребячьи жизни
И жизни их учителей
О, люди! Вы должны служить отчизне,
А не губить ее детей!

Зачем стрелять ребенку в спину?
Ведь он еще не начал жить...
Вот мать оплакивает сына -
Мальчишка взрывом был убит.

Ах, сколько жизней оборвали
Невинных...

Пусть чашу твою наполнит мате и ветер с востока нашепчет слова,
Указав тебе путь, что тобой ожидаем...
Засверкает звезда и знанье увидев, пройдешь по нему, открывая глаза,
Как было когда-то и так нехватает.

Пробудив наконец свое спящее сердце увидев красоту восходящего солнца,
Найдешь себя и гармонию духа.
Трепещущую, дрожащую мысль легко уязвимую и с трудом удержимую
Отныне направишь, как лучник стрелу...

Глаза твои кровью во злобе уже не нальются, и руки твои, до того одержимые...

Я тысячи лет в ожиданьи,
Я – древний мистический зверь
Так что ж ты теперь с содроганьем
Глядишь на открытую дверь?

И что ж ты не веришь победам,
Что разум над телом берёт?
Как руки твои ослабели –
Их ранит расколотый лёд!

И шелест крыла невозможен
В заброшенном доме твоём!
Бывает огонь осторожен,
Ещё оставаясь огнём

Бывает он страшен и жалок
И так нереален на вид,
Когда меж обугленных балок
Душа, разрываясь, хрипит

Но здесь разрисованы стёкла
Холодным осенним...

От разговоров о футболе
Мячом катится голова
А где-то, где-то там, на воле
Под снегом проросла трава

Там где-то лёд ломая, реки
Не в силах нас перекричать
Скажи, в каком, ты помнишь, веке
Хрустела под рукой печать,

Освобождая из-под груза
Всю эту цепь напрасных мук?
Разгадка снова как медуза
Уходит из остывших рук

А руки держит паутина
Всех наших мыслей, песен, тел.
Когда тебе стреляют в спину –
Твоя любовь глядит в прицел

И разжимая руки боли
Тебя подхватит в темноте...

За долгой осени дождями
Исчезнет на твоём стекле
Последнее упоминанье
О птицы сломанном крыле

О долгих паузах. О точках,
Что ставились в конце главы,
О стуке сердца среди ночи
И шелесте сухой травы...

Ключи в руках почти истлели,
Осыпав ржавчиной паркет
Стрела летела мимо цели
И поняла, что цели нет

Теперь я закрываю книгу
И усыпляю ураган.
Судьбы последняя интрига
Бессильно падает к ногам...

Над головою – тёмная вода
Здесь медленное, верное удушье.
Проснуться бы, но не придёт сюда
Тот, кто идёт, спасая наши души.

За тусклым светом не увидит глаз
Любимых рук парящие движенья
Такого не бывает: каждый час
Торжественное лунное затменье.

Но только выстрел окликает нас.
За каждой пулей – тонны, глыбы страха.
Здесь нет дороги. Под ногами грязь,
Под ливнем рвётся в полосы рубаха.

Истлели письма. Вечен жёлтый цвет.
Он дымом расползается на клочья.
Повсюду двери – но...