Садится на ладони

Для сердца и души
Мои карандаши
Выводят и картиночки, и строчки.
Открыто, не тая,
Как на ладони я,
От каждой запятой до каждой точки.

Вот голубой, пока,
Рисую облака.
Они такие дальние, прозрачные.
Когда они плывут,
То беззаботно ткут,
Воздушные качалочки гамачные.

Вот алый свет – заря,
А синий цвет – моря,
Зеленый цвет – в лесах моя планета.
А в розовом – сады,
Но для людской беды
В карандашах еще хватает цвета.

У горя – черный цвет,
Его чернее нет.
Я не пишу и не...

Капли с неба медленно стекают,
Растворяясь в пасмурной дали.
Гуси,
Гуси,
Гуси улетают.
Следом потянулись журавли.
Все в движенье.
Тих перрон вокзала.
Побреду к обшарпанной скамье.
Звездочка ночная указала
Светом дальним направленье мне.
Прошумят прощально и устало
Яблони осенние в саду.
Вспомни обо мне до полустанка
На котором все-таки сойду.
Пропылю дорогой не мощеной,
Позабыв про славу и успех,
В те края, где древняя Мещера,
Стрелы-сосны выстрелила вверх.
Там по краю увядает...

Дыши,
дыши капель
источником горячим
сквозь вязь ручьёв,
сквозь слякоть пьяных скверов,
сквозь мокрый снег,
летящий мошкарой;
пиши свои апрельские стихи
в садах ночных,
затянутых безлуньем,
где засыпают, подражая смерти,
чугунные скамейки и ограды,
где клюквенный закат
скользит туманом
тусклым
в мгновение,
застывшее душой,
и тает на губах
пурпурный вечер,
и на ладонях гаснет
след тепла…

Снова солнце садится. Закат.
Снова в доме звенит тишина.
Открывая объятья Земле
Отражается в небе Луна.

Мягким светом пролился фонарь,
Серебром освещая шоссе.
Я один. Я один. Я нигде.
Растворился в пустой тишине.

Одиночества жалкую горсть,
Зачерпну из небесных глубин.
Подойду к фонарю и раскрою ладонь,
На руке паутинка морщин.

Я остался один на один,
С захмелевшей от горя тоской.
Только ветер поет мне печальный мотив,
Помогая забыть про..

Наколдовать бы горы счастья...
И каждый день брать по чуть-чуть.
Раскрасить Мир весь в ярких красках...
Найти средь звёзд свой млечный путь.

Наколдовать бы горы смеха...
И каждый день улыбку брать.
В судьбе... все залатать прорехи...
В ладонях... солнце подержать.

Наколдовать бы горы сказок...
Пусть каждый день как сказка станет.
Гулять в саду средь райских яблонь...
И плавать в ,,море-окиянe“.

Наколдовать чудес бы горы...
Рассыпать их по всей планете.
Чтоб каждый в счастье...

Помолюсь перед собственной жизнью:
«Ты прости прегрешения мне
Я стояла на грани пред тризной
А ты твёрдо сказала ей – Нет
Не пущу. Пусть ещё потанцует
Своё танго на гранях судьбы
И опять в саксофон кто-то дует
И опять я обязана быть».


Осенний лист мне согревает взгляд.
Его ловлю на тёплые ладони.
Мой друг, ты где? Я вспоминаю сад
И грусть струится из души бездонной.

Вдвоём с тобой. Звучал с пластинки джаз.
А за окном осенние картины.
Тебя любила в профиль и анфас.
А ты сидел...

(Не из марциала)))

Друга нет? провинции у моря, сбережения
и те распались дружно, только слово есть
и то натужно, в перехлёст, без меры и без
такта, ритма нет и нет святого акта, лишь ам-
биции никчёмности посылы, время деньги
вот и всё, и милы, размышления под солнц-
ем и в тени, лета жар, его ты и вини, что ост-
алось? только в пыль, в дорогу? (он по щико-
лотку, опускает ногу), и брести, по праху пре-
жних дней, подгоняя сам себя: «скорей»
(растолкли её машины, кони, люди...

Говорят, все листья падают в небо.
Говорят, вкус огня смертелен.
Говорят, все дороги ведут в храм,
Говорят, храм он как свет во тьме.
Но видимо я не молюсь их храмовым богам,
Потому что мои дороги ведут меня к тебе.


Фаталь, да успокоятся шаги,
Того что рок, того что тишина.
Вернутся к берегу все корабли,
Вернутся все пропавшие в дома.
И южный крест распустится цветком,
Звездой потусторонней тишины.
Да будет свет гореть во всех домах,
Да будут откровения просты!
И борозды...

Я впущу в комнату осенние листья -
Багряный берег мгновения между ударами сердца Вечности
И напишу по живому от третьего лица:
Он узнавал тьму по отсутствию в ней души,
А темноту по отсутствию огней.
У него было две женщины -
Она и поэзия, поэзия и она...
И он не видел в них различия.
Ее рука, протянутая для поцелуя, была рукой судьбы.
И черная ночь плыла тогда над ними одними.
Она была ему одна
В том переполненном людьми мире.
Он был не вечен,
Но она обещала ему иное...

Мы вышли к большой воде,
Мы молча облачились в бренное.
Мы все одинаково смертны
И в этом свое обаянье.
Мы равновелики и в этом своя суть.
Мы не заметили как осиротели,
Вода смягчила нам речь
И мы прошли сквозь кулисы.
Глотки становились остры,
Мы касались кожи,
Мы отряхивали песок с себя
И сходили со своих шагов,
Чувство утраты всегда приходило вместе с пробуждением.
И кто-то искренний подливал нам новой воды.
И было в ней чувство превосходства и лукавства.
Мы учились...