Руина

Нас пугают, но мы не боимся!
Нам внушают - мы не поддадимся!
Пусть трубят во всю мощь - не услышим!
Приближение беды не увидим!

Кто решил, что он правит Вселенной?
Кто в науках земных так силен?
Кто пророк не исчисляемой смерти,
Наводнений, руин, катастроф?

Так смешны Вы, и облики Ваши
В обсуждениях мира конца.
Кто дал право на это занятие?
Вы не смеете нас заблуждать!

Дом стоит, солнце светит как раньше:
Нам не боязно встретить рассвет.
Наше сердце согрето мечтами -
Всем...

Твои патриции давно погребены
в руинах сладострастья.
Твои границы и щиты
разграблены огнем Востока.
И Пантеон безмолвной глыбой камня,
одиноко,
былую вспоминает негу жриц.
А Колизея пыльную арену,
где кровь плевалась хлебом,
зрелищем, корежит ветхость стен,
и молча бродят легионы мертвецов,
и эхо форумов скрепит в гнезде Плутона.
В медовый фартук мессалин зашиты,
разбавленные золотом и чернью,
триумфы, троны и престолы.
И только пот рабов,
все еще капает росой, все еще дышит.

Отливают золотом купола
Из руин воздвигнутых вновь церквей,
Только вместо веры в душе зола,
Что-то потеряли мы от людей.

Чаще человек человеку – волк,
А не так, как ранее – друг и брат,
Меньшинство оделось в меха, да шелк,
Большинство не знает прикрыть чем зад!

Из огня да в полымя прыгаем,
Ждем всё от ворья справедливости,
В основном питаемся фигами,
Приняв их за знак Божьей милости.

Прячемся улитками в домики,
Бормоча французское – Се ля ви,
А в почёте лесби, да гомики...

Струится розовый туман…
Оазис: пальмы, тени, караваны,
Фонтаны, сад, павлины, храм…
Волнами кружатся, поют барханы.


Плывёт всё маревом, жара
И руки, ноги туго сыромятью
Опутаны. Звезда добра
Скатилась в боль, в тоскливые объятья…

Сапфиры, шёлк и бирюза,
Веселье, творчество и ликованье…
Сверкали яхонтом глаза.
Ах, это всё теперь воспоминанье.

Шелка оборваны… Где мать?
Погиб отец. Храм разорён, в руинах.
Осталось мне жить и страдать.
Месть, злость не для меня, а сердце...

Нас захлестнуло время смут,
Душа с умом в когтях раздрая,
Отечество на части рвут,
Как рвёт оленя волчья стая!

А растерявшийся народ
Наощупь пробует дорогу,
Не зная, кто куда ведёт,
К какому дьяволу и богу!

В столетьях русская Земля,
Напитанная потом с кровью,
Единой Родиной была
С одною общею юдолью!

Её любили и кляли
И, хоть не раз бывали биты,
А всё же свято берегли
От чужеземных аппетитов!

Бывало всё в пыли седин...
Но в забытье и муках пекла
Русь поднималась из...

Идёт колонна ветеранов
От генералов до солдат
И капельмейстер полупьяный
Руками машет невпопад!

Вразброд идут деды седые,
Молодцевато выгнув грудь,
Как будто годы молодые
Им удалось назад вернуть!

Звенят под такт шагов медали...
Отличий доблести - не счесть!
В войну лишь этим воздавали
За раны, мужество и честь!

За то, что жизни не жалели,
Сгорая в пламени атак
И, вопреки смертям, сумели
Вписать автограф на Рейхстаг!

А после, не жалея силы,
Через хочу и не хочу,
Но из...

По Указу императрицы,
Среди прочих соборов главный,
В самом центре губернской столицы
Возвышался собор православный.

Красотою с « Исакием» споря,
(По преданью молвы людской),
Храм сиял в золотом уборе
Среди площади городской.

Купала золотые, звонница
Подпирали небесный свод,
Со святыми, да с Богородицей
Крестный ход совершал народ!

Здесь молились особы царские:
Император, Великий князь…
Власть безбожная «пролетарская»
Оборвала духовную связь!

Комиссары без сожаления...

Сегодня мир, наполненный душою, я ощущал в водовороте чувств.
И небо, звезды – всё живое и бьётся жизни ровный пульс.
И я сливаюсь с мирозданием, но охватить всё не могу,
Я мира чувствую дыхание, в нем погружаюсь и тону.
И сзади вырастают крылья, и улыбаюсь сам себе!
Я и-с-т-о-ч-а-ю счастье, я отвечаю «ДА» тебе -
Моя мечта в горящем солнце, моя дорога средь руин,
Моя любовь, что в сердце бьется, путь открывая до вершин!

Звёзды светом губительным манят,
Мотыльки импульсом странным к огню хотят –
Подлетают
И тут же сгорают,
Но другие за ними летят.
Ты – звезда, мотылёк и сиянье...
Ты смеёшься в упрёк, когда я молчу.
Ты своё позабыла призванье. Признанье:
За тобой я лететь не хочу.
Засыпала ты в отелях шикарных
И в одеждах приватных помятой была...
Поднималась ты гордою птицей,
Но «вверху» ничего не нашла.
Ты бывала и пленницей страстной
Чьих-то денег и чьих-то руин.
Ну, зачем была ты напрасной...

Головокружение городского потока в руинах мозговых клеток.
Отчаянное стремление проснуться, открыть слипшиеся весенней грязью глаза.
Тление неразборчивой памяти на остывших углях, искра утреннего света,
пропахшая белоголовым туманом и сыростью дорожных спазмов. Лоза

телефонных веток, дрожащая пресными разговорами. Теплый шелк
рук женщины, оставленной дома с плачущим ребенком. Опавшие листья
надежд – пространство для нового. Похмеляющиеся шарканье ног.
Радость дворняги, прикормленной...