Рисовать

Он правил балом много лет…
Он многолик, он безобразен.
Тот, недописанный, сюжет
Стал поражающе опасен…

Слетают стаями ворон
Минуты, выросшие в годы.
Нагромождение времён
Сломало суть самой природы.

Раздроблен памяти сосуд,
Осколки в паутине, грудой.
И воронью опять несут
Дань теми, кто не верит Чуду.

Когда-то включенный отсчёт
Расширил, углубил изломы.
Над пропастью мостом растёт
Мираж для мира в сонной коме.

Но будет день, а может, час,
А, может, миг вздохнёт свободно...

…Просто в жизни так бывает, когда ты любишь, а он – нет.
Часть тебя как-будто умирает, и со слезами на глазах встречаешь ты рассвет.
А ты все ждешь, и свято веришь, что сбудутся твои мечты,
Что постучит он в твои двери, что обратятся в явь цветные сны…
Не понаслышке мне знакомы эти глупости, нелепый бред.
Но сердце скинуло оковы, увидев впереди надежды свет.
Устало сердце ждать впустую, искать в толпе его глаза,
Устало сердце боль слепую таить в себе… Его слова…
Его слова уж все забыты...

Я искал тебя, но не находил.
Я встречал тебя, но не узнавал.
Мне дана была кисть- я рисовал мир -
Краски тускнели день ото дня.
Я кричал, но ветер унёс слова.
Я смотрел, но туман обелил глаза.
И от глупых идей болит голова,
А по сердцу бежит слеза...

Мне мороз на окнах рисовал букеты,
Посылал приветы вьюгой ледяной.
Петь мне серенады он заставил ветер,
Обещал мне шубу с белою каймой.
Я ему от скуки верить начинала,
И, почти что, сердце стало ледяным.
«Я дворец построю, - весело кричал он,-
Пусть медведи служат только нам одним».
Говорил: «Кататься на оленях станем,
Вьюги-скоморохи будут песни петь.
А еще увидишь чудное «сиянье»,
Изо льда брильянты будешь все иметь».
Но однажды утром стихли вдруг метели,
Ветер смолк, и солнце...

То мне розочку подаришь,
То оценкой удивишь.
А сейчас лежишь-мечтаешь
Про машины и Париж.

То поссоримся с тобой мы,
И сидим и слёзы льём.
То рисуем на обоях,
То хохочем и поём.

Ты мне завтрак приготовишь,
Сам уроки все решишь.
Летом щуку с лодки ловишь...
Слушай, сын...махнём в Париж?!

Ну, что вам рассказать про жизнь мою?
Живу, как все: любовь, беду познала,
Порою в радужных мечтах витала,
Свою искала в жизни колею.

У каждого тропа судьбы своя,
И, сколько ни гадай, не разгадаешь,
Лишь в старости глубокой распознаешь
Секреты и загадки бытия.

Студенткой-хохотушкой я была:
Училась, мир прекрасный открывала,
Считала и чертила, рисовала,
Друзей, подруг хороших завела.

Строитель, инженер, экономист…
Растила сына, дочь, теперь вот внучку.
Я – педагог, учитель...

Мы сегодня не пьём за гармонию, радость и счастье,
Нам уже не уйти после третьей в недельный загул.
Я последний подарок надену тебе на запястье…
Рядом тихо стоит для любви неоседланный стул.

Я запомню тебя горделивостью слов беспощадных,
Обречённостью слабых попыток уверовать в сны.
Я запомню тебя ожидающей в душных парадных,
На стекле запотевшем рисуя остатки весны.

Тут не раз ещё будут слезами разбавлены блюда,
И поспешные стрелки часов добегут до конца.
Мы уходим по разным путям...

Сыплет небо конфетти – снежинки,
Украшая мрачные дворы.
Лёгкие, игольчатые льдинки –
Радость для весёлой детворы.

Молодой морозец веселится,
Мастерски рисует звёзд узор,
На закутанных прохожих злится,
С ветром северным заводит спор.

Шепчет песенку старушка – вьюга,
Чтобы снились ласковые сны.
Словно няня, добрая подруга,
Зажигает звёздочки – огни.

Город постепенно засыпает,
В белые одежды облачась,
А снежок всё сыпет и порхает,
В тихом вальсе сказочном кружась.

…От холода озябли руки,
В глазах все та же пустота…
Деваться некуда от скуки,
Пошла я вновь бродить одна.
Я прохожу в толпе невзрачной,
Вновь ускользает образ твой.
Он виден мне в воде прозрачной…
А в облаках твой взгляд простой…
В руках озябших снег колючий,
Куда иду? Шаг в пустоту…
Ты знай, что ждать уже не мочи,
Но помни, что боготворю.
Быть может, рано или поздно,
С такой прогулки не приду
Но на стене осталась надпись:
«Максим…пойми: тебя люблю»
Никто об этом не узнает,
И...

Я звуки извлекал всегда в миноре,
Когда куплеты выл на весь квартал,
Когда вопил про дружбу в детском хоре,
Когда с высокой сцены рок визжал.

Но что-то вдруг с годами надломилось,
Махнул на всё дрожащею рукой.
Не в радость метры, терции не в милость,
Лишь горечь с неприкрытою тоской.

Сломал гитару, продал барабаны,
Сорвал, скурил и выблевал вокал.
А дальше – водка, шлюхи, рестораны,
В которых неизвестно что искал.

Но разве песню горечью отравишь?
Усядусь вновь за старенький...