Пульс памяти

Текут деревья на восток,
Иисусову молитву вторя,
плащом янтарным согревая тени.

Листва, реке вдогонку,
письма шлёт.
Инициалы ветер
оставит на воде.
Седой камыш
присядет на колени.

И ты поймешь,
что камни, тоже дышат.
И ты увидишь
в капле слёз –
рассвет;
и мудрость старика,
в сухой коряге.

Огонь зрачка
соломой прорастёт;
бумага прогорит,
слова землёй осядут,
приоткрывая талию души,
словно берёзовую тишь.

Ты выйдешь в сад,
но встретишь, только эхо,
считающее, сонно...

Я никогда не научусь,
Минут из памяти стирать.
Пусть даже в ней они мне грусть,
Подарят, всплыв наверх опять.

Я никогда не научусь,
Людей из памяти вычёркивать.
Тех, даже на кого я злюсь,
Тех, кто мне надоел до чёртиков.

Я никогда не научусь,
Жить по расчёту, забыв чувства.
Стать выше всех я не стремлюсь,
Противно лести мне исскуство.

Я никогда не научусь,
Вокруг меня со всеми ладить.
Побьют меня за это пусть,
Не дам, себе я в душу гадить.

Я никогда не изменюсь,
Весь из...

А он, всё толковал, своё талдычил, подставив
ветру грубое лицо, химичил: «Сейчас, в лесу,
шута я встретил, он арлекин, паяц, его я там
приметил, в двенадцатую ночь, где жизнь сту-
чала, (пульс), (колчан и стрелы) и калачи и мо-
локо и мёд и голуби на ветках и жилки покры-
вала (льна), белилами украсить, ерунда, возь-
ми обратно, сроки, исчерпав, не будь таким же-
стоким, буян, баян, гармошка, ты нагл и молод
и немножко, тщеславен, речи кавардак, прейди
в себя, парниша ты м...., где...

Чёрным вороном город закружит,
фонарями проспект прошипит,
ты согреешь полночную стужу,
разбивая дыханье о ритм,
ритм ветвей, заплетённых в созвездья,
проклинающих каждый рассвет,
ритм обочин слепых, пульс прозрений
сквозь тяжёлый искусственный свет.
Всё избито, как же избито,
так доступна печаль твоим снам;
ты кладёшь макияжа иридий
на лоснящейся кожи металл.
Разжигая проторенный голод,
обливаясь, как талой водой,
жадным смехом, вином и свободой,
ты уходишь сегодня со мной...

Снег и свет на подоконнике дышат душа в душу.
Кельтская меланхолия. Сердце вздрагивает шорохом птиц.
Зима прорастает узором папоротника на замёрзшем стекле. Слушаю
пульс ленивых часов, разбивая о белую тишину глиняный сосуд голоса. Искра

ласки, высеченная полднем из рудожёлтого камня солнца,
падает на черепки волглых девятиэтажек, шихтуя вспышки-тени
немых занавесок. Традиционность, бледная, как бумага, сдавливает полусном
ледяную пустошь ладоней. Собираю чёрно-белую мозаику...

В провалах памяти невластны,
живут на свете старики -
не то, чтоб очень уж опасны,
но раздражают… до тоски!

Они лежат весь день уныло
(назло живя… себе самим!),
смотря теледневное мыло -
последнее в их жизни СМИ.

Свирепствуют, вовсю, с врачами -
за каждую… тупую боль,
да костылями, как мечами,
размахивая пред собой.

Чтоб собственным своим занудством
не досаждать (опять) родным -
смирились с памперсным паскудством
(да и не только с ним одним!)

И что за жуткая детина...

Увидел вас и улыбнулся,
Сметает мыслей пыль долой.
Немного впопыхах качнулся,
От сна дремучего проснулся,
Давлюсь отчаянно слюной.

Вот, как бы, объясняя состояние,
Когда зависнешь на одном.
Свое нудит давно бельмом,
И лечишь душу прикасанием.

Заглянешь в мир чужой глазком,
А там вселенная другая.
А там природа,но иная,
Крадусь на ципочках,ползком.

И замирая на мгновения,
Как пульсом чередуя вздох.
Как многолик на свете Бог,
Как многолико представление.

И в каждой крошке...

Гаснет день трудолюбивый,
Погружался вечер в тьму,
Ходит дрёма по квартире,
Прилегла я, но не сплю.

Словно листья, мысли кружат,
Вышел месяц молодой,
- Как там Нина?* Ей не хуже?
Отвечал : "Была живой".

Что-то вздрогнули ресницы,
Кто-то в стену постучал
И сказал : "Твоей сестрице
Я молитву прочитал".

Может, послан кто Всевышним,
Только голос был мужской,
Был невидим говоривший :
- Путь закончился земной.

*Там - в больнице

*** *** ***

Мысли, как листья, и кружат, и...

Снова тихо схожу с ума, снова бьет по вискам пульс.
Снова в сердце пришла зима, и никак теперь не усну.
Холод тенью бежит вослед, не согреет уже вино,
Огонёк любви исчез, и в осколки опять стекло…


Холод тенью бежит вослед, не согреет уже вино,
Огонёк любви исчез, и в осколки опять стекло…

Тише-тише опять шаги, холод сердце в тиски сковал,
Я хотела услышать: «Прости», но ни слова ты не сказал…
Тушь стекает с ресниц вниз, а душа на куски в прах,
Меркнут города N огни – серой жизнь...

Зря вы недруги в спину толкаете,
Ждёте зря чтобы навзничь упал.
Я уйду в глубину своей памяти,
Опущусь в ней к началу начал.

Там у самых истоков хранится,
Моей памятью сущность меня.
В этой сущности Бога частица,
В ней есть сила живого огня.

Окунусь в нём, пройдя очищение,
Чудодейственным, чистым огнём.
Возродится душа, а смятение,
Всё исчезнет, дотла сгорев в нём.

Из своих, там напившись истоков,
Полный сил, подымусь вновь в сейчас.
И без жалоб приму и упрёков,
Всё что мир...